Младший научный сотрудник 5

— Так точно, они самые.

— В Видяево значит, за полярный круг. На месяц.

— Если Цуканов не будет против, то с большим удовольствием, — ответил я, — всю жизнь мечтал посмотреть на полярное сияние и на белых медведей.

— Хорошо, с твоим Цукановым мы порешаем эти вопросы, а сейчас иди оформляйся, — и он отдал мне военник.

А в кабинет учета меня ждал небольшой сюрприз, приятный в виде исключения — вместо первоначальной стервозной прапорщицы на ее месте за стеклом оказалась та самая Милен Демонжо в звании лейтенанта внутренних войск.

Глава 16 Розамунда

Розамунда

— Так что там у тебя с апостолом случилось? — поинтересовался Цой по дороге к нашей хижине.

— Сказал, что не тем я занимаюсь в этой жизни, — хмуро ответил я, с трудом переставляя ноги.

— А чем тебе надо заняться по его мнению?

— Мир спасать, конечно, — ушел я от прямого ответа, — как этому… как Брюсу Уиллису.

— Стой, — растерялся он, — Уиллис это же такой молодой артист, в «Полиции Майами» недавно засветился. Не помню, чтоб он там мир спасал.

— Значит, скоро начнет, — немного поправил ситуацию я, — а еще апостол про тебя пару слов сказал.

— И каких именно?

— Что ты виски с гавайской розой мешаешь, хиппи лохматая, — вспомнил я классику в исполнении Басилашвили и Леонова.

— Вранье, — автоматически открестился он, — я не хиппи и ничего не мешаю, — но тут он сообразил, что это подколка, и ушел от удара в сторону, — ну не хочешь, не говори. Ты вот что… ты полежи тут в хижине и приди в себя, а я прогуляюсь по окрестностям — на южной окраине острова мы еще не были, вдруг там что-то полезное обнаружится. И розу употреблять перестаем, плохо она на тебя действует.

— Правильно, — вздохнул я, — ну ее в задницу, эту розу, алкоголь хотя бы проверен временем.

И Цой после этих слов исчез из моего поля зрения, а я полежал немного на ворохе пальмовых листьев, а потом немного очухался, встал и тоже начал обследовать окрестности. Из полезного обнаружил одно абрикосовое дерево и два персиковых — плоды на них созрели и вполне были готовы к употреблению, сентябрь же месяц на дворе. Из живности же только какую-то землеройку увидел — она быстро скрылась в зарослях, узрев меня. Эх, райское все же место Гавайи, думал я, возвращаясь в хижину, нагруженный дарами тропическими леса. С голоду тут точно не умрешь круглый год…

Через час примерно и напарник мой явился и рассказал, что ничего полезного он на южной оконечности не обнаружил. Мы закусили абрикосами, поставили на костер котелок с водой и начали беседу о наших стратегических, так сказать, задачах.

— Неделю-другую здесь посидеть можно, — это я первым вступил в диалог, — но всю жизнь, конечно, здесь не проведешь. Надо думать, как и куда мы отсюда выбираться будем.

— Я тоже задался таким вопросом, — признался Цой, — всю ночь практически размышлял, не спалось что-то…

— И чего придумал? — поинтересовался я.

— Ничего полезного, — признался он, — одна надежда на тебя осталась.

— Ладно, — тяжело вздохнул я, — попробую оправдать надежды. Отсюда у нас, если не фантазировать, только два пути. Первый — это возвращение на большой остров и попытки обвести вокруг пальца ребят, которые нас ищут.

— А второй какой? — с некоторой надеждой спросил Цой.

— Второй это выходить на нашем катере в открытое море и ловить проходящее судно… желательно не американской юрисдикции. Там наврать что-нибудь с три короба, чтобы они сразу не сдали нас гавайским властям, а довезли до другой страны.

— Это фантастика какая-то… — обломал мои мечты Цой, — при обнаружении людей за бортом капитан обязан известить власти ближайшего порта об этом. А ближайший порт это Гонолулу…

— А мы наврем что-нибудь про себя, — продолжил я уточнять детали своего плана, — глядишь, и прокатит…

— Ну может быть… — без излишнего энтузиазма в голосе откликнулся Цой. — Больше у тебя ничего в загашнике не осталось?

— Больше ничего… — растерянно отвечал я, — может, ты что-то добавишь?

— А вот и добавлю, — неожиданно сказал он, — мы же с тобой эти… экстрасенсы, верно?

— В каком-то смысле да…

— Вот и надо задействовать свои способности для спасения собственных задниц, верно?

— Беда только в том состоит, — ответил я, — что способности наши очень специфические — вот как, по-твоему, могут помочь мои лечебные функции?

— Надо подумать, — серьезно ответил мне он, — голова у тебя есть, вот и займи ее этим мыслями. А что до моего дара, то я уже его задействовал, пока по острову бродил.

— Так выкладывай уже, не томи, — подстегнул его я, — что там у тебя нарисовалось.

— Выкладываю, — спокойным тоном заявил он, — сегодня до вечера к нашему острову пристанет туристическое судно…

— Когда точно это будет? — сразу решил уточнить я.

— Во второй половине дня, — ответил Цой, — точнее не знаю. Называться оно будет «Роза Мунда»…

— Роза мира то есть… — вылетело у меня на автомате, — немецкое что ли судно?

— Нет, филиппинское, — поправил меня Цой, — но построено в Германии. У них тут будет запланирован пикник и морские купания.

— И что дальше? — заинтересовался я.

— Дальше один из отдыхающих начнет тонуть, а мы с тобой должны его спасти. А потом попроситься на борт этой Розамунды…

— И как мы им объясним, кто мы такие и что тут делаем?

— У нас есть еще несколько часов до прихода судна, — пояснил он, — надо сесть и продумать эти вопросы…

Все, что я смог придумать для легализации нашего робинзонного положения, так это продырявить катер — якобы налетел он на скалы, поэтому мы тут и застряли без средств связи.

— А почему нас никто искать не начал? — тут же начал проверять легенду на прочность Цой.

— Никому не сказали потому что, куда мы поплывем, — нашелся я.

— А чего бы нас тогда не вернуть по месту жительства, то есть на Оаху? — продолжил пытать он.

— Потому что мы не местные, а, к примеру… да из России оба к примеру.

— Я русский не знаю, — грустно заметил Цой.

— Думаешь, на филиппинском судне кто-то его будет знать? А между собой мы и на корейском можем общаться, — вырулил я из трудного положения, — а если вдруг и найдется знаток языка, ты можешь сказать, что родился и прожил всю жизнь в корейской деревне где-нибудь в Приморье, там русский без надобности.