MMMCDXLVIII год(Рукопись Мартына Задека)
Шрифт:
Народ снова ожидал появления его, с тем же любопытством, как у дворца.
Солнце уже садилось. Смотря с набережной на восток, картина вечера была очаровательна; последние лучи отражались еще на верхнем значке кораблей плывущих по Босфору, и на золотых шарах высоких игл Китайского дворца, в бывшей Скутари. Тих был вечер, как на холмах Крита, когда нежная, легкая Ора плавала по благовонному воздуху.
Уже становилось темно, когда Иоанн вышел от своей невесты. Сопровождаемый отцом её и сопутствующими, он сошёл с крыльца и подходил уже к колеснице свой, как вдруг раздались подле него опять те же громкие
— Здравствуй, Царь!
Торопливо сел он в колесницу, и жеребцы понеслись.
Прибыв во дворец, Иоанн потребовал к себе Сбигора-Свида и приказал ему, чтоб во время выездов две охранных сотни всегда сопутствовали его и не допускали приближаться к нему народу.
— Между мною и народом должно быть войско! — сказал он и пошел в опочивальню.
По данной власти Сбигор-Свид делал распоряжения и приготовления к свадьбе, соображаясь единственно с сею главною необходимостью. Все прочее как будто не касалось до Председателя Верховного Совета и до самого судилища; все Верховные Совещатели были удалены от дел.
Исполнительная часть занялась только поручениями отца Клавдианы; правление царства сделалось для всех постороннею вещью, как в день древнего Еврейского шабата, когда закон воспрещал и нравственные и физические заботы и о частном и об общественном благе.
Настал великоторжественный день венчания Властителя Иоанна с Клавдианой. Рано пробудилась невеста.
Беспокойство чувств сгоняло пугливый сон; в продолжении всей ночи, как ласточка вился он около очей Клавдианы и отлетал, когда из волнующейся груди вырывался продолжительный вздох, когда начинало стукать сердце, или, когда внутренний пламень вспыхивал на ланитах и пробегал как пожар по всему телу красавицы.
Будущая почетная наперсница будущей Царицы Босфоранской стояла уже подле её ложа.
— Вставайте, Клавдиана, — сказала она, — родитель ваш желает, чтоб вы скорее назначили сами достойных составлять двор и дружину Царицы.
Вскоре в зеркальной стене отразилось все, что от начала до конца мира было и будет предметом восторгов и первою мыслию первой песни каждого певца.
Клавдиана одевалась.
Её разговоры с наперсницею касались до выбора в свиту её дев и женщин из всего родства и знакомства.
Пристрастие, как судья всех выборов, припомнило Клавдиане и её наперснице, холодные взоры, колкие слова, обидные для самолюбия достоинства, лесть, угодливость, и все, чем одни могут нравиться, а другие нет.
Долго продолжался бы этот нерешительный выбор, если б отец Клавдианы не присылал несколько раз напоминать о времени, и не пришел сам сказать, что ему пора уже идти к Иоанну, для представления списка свиты Царицы. Наконец список был готов; целый лист, наполненный именами почетных Босфораном, назначенных быть спутниками новой планеты, вручен был Сбигору, и он отправился, но дворец.
Распоряжения были утверждены, во всей силе.
Около вечера весь Босфоран, извещенный о бракосочетании Царя, стекался на средней площади. Весь путь торжественного шествия от дворца до храма Вознесения был уже огражден тройными рядами Славянских воинов двенадцати охранных царских полков.
Посредине площади было устроено возвышение, под бархатным навесом, с золотыми кистями и махровыми коймами; между сим возвышением и храмом были сооружены торжественные
врата. Столбы, своды и образы, представляющие Словению, окруженную мудростью, верой и славою, выделаны были из разных трав и цветов, в роде мозаиков.Весь путь шествия был устлан розами, лаврами и миртами; по обе стороны, перед рядами воинов стояли попарно юноши и девы в белых одеждах переплетенные цепью из цветов.
Вся пустота между строениями и торжественным путем наполнилась народом. Она казалась мостовой, выложенной не камнями, а человеческими головами. Чудный гул тихих общих разговоров уподоблялся вихрю, пролетающему чрез лес перед приближением грозы: Вдруг громкий залп из орудий, возвестил шествие Царя и невесты. Удар повторился перекатами между берегами Босфора, и повсюду водворилась тишина.
На пути от дома Сбигора-Свида до возвышения на площади, показалась колесница, запряженная гордыми конями, покрытыми розовым бархатом, облитым золотом. В ней сидела прелестная Клавдиана, невеста Царя; прозрачное покрывало не таило от любопытных очей ни Дамасскую розу, ни белизну Лиосской камелии, ни двух звезд; светильников седьмого неба, ни улыбки девы души. Все дивились красоте Клавдианы. Блистательная одежда её, золото и светлые камни бросали от себя яркие лучи, как будто на зло, чтоб затемнить природные прелести Клавдианы и скрыть их от жадных взоров; но тщетно блистали они: красота природы и в пламени солнечном была бы заметна.
Когда приблизилась колесница к возвышению, Клавдиана вышла из оной; ее ввели на ступени. Когда божественная Астартея, облеченная в облако, ожидала сына Мирры, она уподоблялась Клавдиане, нетерпеливо ожидающей приближения Иоанна.
В подобной же колеснице, но со всеми признаками царской власти и величия, шествовал Иоанн от дворца, сопровождаемый двором своим. С приближением его, народ повсюду волновался, невольно отступая от пути шествия.
— Как переменился Царь! — говорили все друг другу шепотом, — блиставшее в очах его милосердие потухло; доброта, и ясность лица исчезли; он бледен и мрачен.
Подле возвышения, где ожидала Иоанна невеста его, он сошел с колесницы, приблизился к ней, взял её руку; гром орудий раздался во всех концах города и Босфора, и торжественное шествие началось.
Уже Иоанн и Клавдиана готовы были вступить на возвышение колоннады храма, вдруг, в толпе народа раздался звонкий голос человека, который пробивался сквозь народ.
— Пустите, — кричал он, — пустите меня для чести Царя и царства!
Народ со страхом расступился перед ним; он расторгнул ряды воинов, прорвал цветочную цепь, переплетающую юношей и дев, остановился пред Иоанном, гордо вскинул голову и громко произнес:
— Государь Властитель! Обрученная с тобою Царевна Галлии Эвфалия на границе Словении ожидает встречи жениха своего. Вот кольцо её!
Из руки Иоанна выпала рука Клавдианы, которая без чувств лежала уже на ступенях храма. Бледный и трепещущий, он искал ответа на произнесенные к нему слова не в голове своей, а за поясом; но руки встречали одни только складки порфиры осыпанной драгоценными каменьями.
Часть восьмая
Мстительная судьба нашла его.