Мне – 65

Все-таки приятно натыкаться на людей, достигших успеха, которые вели себя точно так же. Меня розгами не секли, но только потому, что такое наказание в советских школах уже отменили, зато оставляли на второй год, а потом вовсе исключили из школы. И тоже учителя считали меня тупицей, хотя я уже тогда знал ряд предметов лучше, чем они. И книг читал столько, что вынужден был одновременно записываться в несколько библиотек, потому что больше двух книг на руки не выдавали. И если приносил слишком рано, библиотекарь всегда намекал, что книги вообще-то надо было бы и читать тоже.

Помимо художественных книг я обожал читать научно-популярную серию, где так увлекательно рассказывали о физике, астрономии, геологии, палеонтологии, математике, о грядущих чудесах науки, как, например, дальновидение, впоследствии осуществленное и названное телевидением…

Но с точки зрения тупенького среднего человека – дурак. Одно утешение, что дураками считали и Дарвина, и Ньютона, и Линнея, а родителям их рекомендовали взять их из школ и попробовать учить чему-нибудь попроще. Например, ремеслу плотника.

Очень серьезная беда: просто физически не могу давать взятки. За всю жизнь никогда и никому не давал взяток. Как результат: в каждом издательстве, где я публиковался, при Советской власти у меня вышло только по ОДНОЙ книге. После первой полагается делиться гонораром, после этого будет открыт доступ к следующей. Нет, гарантии не будет, все равно обивать пороги, носить подарки всемогущим редакторам, лебезить и кланяться, однако доступ будет открыт, и через три-четыре года книга – возможно! – будет опубликована. Но у того, кто не делится, такая возможность закрыта навсегда.

Я так не делал. Нет, денег не жаль, я ими сорил вовсю, но, повторяю – у меня что-то с психикой: просто не мог дать взятку, рука не поднимается, язык немеет и ноги деревенеют. Вот просто не мог, и все. Не только морально, это еще как-то переборол бы… наверное, но когда рука немеет – это серьезно.

Возможно, я – единственный автор в СССР, который никогда не давал редакторам взяток за публикацию.

Почему публиковался везде, кроме Харькова? В Харькове надо давать взятку, а так послал рассказ по почте… Вроде и дал бы, да вот живу в другом городе…

Потому и копилась, крепла и разбухала сконцентрированная ненависть всего объединения издательской-писательской элиты к единственному, осмелившемуся жить не по их законам. Редакторы ненавидели и распускали порочащие слухи в отместку за то, что посмел не подчиниться их законам, писатели – что единственный оказался незапачканным, укором им всем. И потому всюду громко говорили, что Никитин – ничтожен как писатель, что это не больше чем случайно попавший в литературу сталевар, что умеет жонглировать двухпудовой гирей, но не в состоянии переставить пару слов, что за него пишут другие люди… и т.д. и т.п.

Правда, в одном издательстве, в «Молодой гвардии», вышло две моих книги: «Человек, изменивший мир» в 1973 году и «Далекий светлый терем» в 1985 году. Дело не в двенадцатилетнем перерыве, а в том, что первая вышла в так называемой «космополитической» редакции, когда у власти в издательстве стояли еще уцелевшие «шестидесятники», а потом, когда их вымели начисто, издательство наполнили «патриотами». Названия условные, ибо взятки брали и те и другие одинаково и по одной таксе. То были люди, умело приспособившиеся к условиям: одни играли в оппозицию, другие в преданность власти. Так, шестидесятники умело приспособились к волне оттепели и уже не смогли сменить поведение то ли по тупости, то ли ждали, что вот-вот все изменится, как обещало забугорное радио, а «патриоты» – ловкие чиновники, использующие волну патриотизма в своим мелких целях.

Передачи власти в издательстве не произошло: «космополиты» уволены все до единого, «патриоты» встали на их места, и уже никто не знал, что Никитин осмелился нарушить Закон и не выплатил долю за позволение издать книгу. Но после той книги, «Далекого светлого терема», я понимал, что путь к изданию мне перекрыт и здесь. А публиковаться больше негде, в СССР фантастику издавала фактически только «Молодая гвардия». Остальные издательства выпускали почти исключительно коллективные сборники.

Потому за власть, что пришла потом, после краха Советской власти, я голосую обеими руками. Впервые рукопись не надо пробивать, проталкивать, обивать пороги, лебезить перед чиновником в кресле редактора, следить за прохождением по всем этапам, а то ведь могут выкинуть из темплана в любой момент и поставить книгу того, кто дал взятку!

Впервые я просто приношу рукопись, ее читают, затем подписываем договор, на каких условиях ее издадут. Мне не приходится следить за сроками, издатель сам старается опубликовать как можно быстрее, это же его живые деньги! Он же старается издать тиражом как можно больше, он же старается забросить партии книг в самые дальние уголки.

Впервые от писателя требуется всего лишь то, что и должно требоваться от писателя. Умение писать. Писать хорошо, интересно. Только писать, а все хлопоты берут на себя люди, которые больше умеют… ну, справляться с этими хлопотами. А писатель должен только писать.

Это ответ, почему мне при Советской власти приходилось «пробиваться», почему тогда гремели совсем другие имена, после падения Советской власти внезапно умолкнувшие – как государственники, так и так называемые диссиденты. Это ответ, почему у меня сейчас вдруг такой взлет, тиражи, успех! Просто впервые в издательствах стали поступать «по-честному». И не от внезапно проснувшейся честности в прежних не очень-то изменившихся людях, а благодаря новым экономическим взаимоотношениям.

Но… ведь тот редактор, который первым от меня потребовал взятку, прожил спокойную счастливую жизнь и умер от старости, окруженный почетом. Даже со стороны тех, кто давал взятки, кто отчислял долю за публикации. Для них это было нормально, что они платят, а он берет. Сами поступали бы точно так же на его месте. Да и на своих местах поступают так же. Каждый старается устроиться у хоть самого маленького рычажка или краника.

И что же?.. Разве это справедливо? Как я похож на ту школьницу-девственницу, что написала растерянное письмо в «Юность»!

Ну конечно же, нет, это несправедливо. Но кто сказал, что жизнь должна быть обязательно справедливой? Это я такой баран, что вот уже шестьдесят пять лет стукнуло, но все еще не хочу уживаться с этим миром – подавайте идеальный! Да нет его, нет!.. И вряд ли когда-то будет.

Впрочем, почему нет? Наверное, кроме меня, такого вот придурка, есть и другие шизаки, похожие на меня. Только мы не знаем о существовании друг друга. А так наш мир тоже существует.

Более того, он влияет на тот, обычный. Не будь нашего мира, ваш обычный мир стал бы куда гаже и ужаснее.

В продажу поступили странные такие пузырьки с особыми забеливателями: такой белой и быстро высыхающей краской, которую тоже особой такой крохотной кисточкой можно нанести на неверно напечатанную букву. Там появится белое пятно, более белое, чем бумага, а спустя какое-то время, когда краска подсохнет, можно будет там снова напечатать букву. Правда, очень трудно попасть именно в то же место, потому даже при всей виртуозности и долгом примеривании правильная буква все же оказывались выше или ниже, или же, что хуже, налезает на предыдущую букву, или касается следующей.