Мне бы в небо

Бесформенный Онтарио, с его почти не размеченными дорогами и грубыми пешеходами, поглотил меня без остатка. И бензина становилось все меньше и меньше. Трижды я миновал одинаковые лотки с буррито, прежде чем сообразил, что катаюсь по кругу. Дважды я чуть не сбил огромного пса, который волочил за собой поводок с прицепленным к нему трехколесным детским велосипедом. У светофоров покатые спортивные автомобили и потрепанные пикапы проскакивали мимо меня, оглушая рэпом. Я чувствую себя в Парагвае. По крайней мере, таково мое представление о нем.

Я похож на свою мать — живу стереотипами. Так быстрее.

Аэропорты часто находятся на краю света, и я перемещаюсь, полагаясь на собственные представления о том, какого рода заведения обычно соседствуют. Найдя «Красного омара», найдешь «Холидэй инн». Но планировка Онтарио не соответствует правилам. «Оливковый сад» расположен рядом со свалкой машин. «Офис Макс» граничит с книжным магазином «для взрослых». Я звоню в компанию «Хомстед» по единому номеру 800, прошу оператора соединить меня с дежурным в местном отеле, и тот, квартал за кварталом, объясняет дорогу, вплоть до входной двери. Войдя в вестибюль, я нигде его не вижу, хотя мы прервали разговор всего несколько секунд назад. Нажимаю на кнопку и жду. Проходит десять минут.

Из-за двери с табличкой «Бассейн» появляется девушка и спрашивает, чем она может помочь.

— А где дежурный?

— Это я.

— Я только что с ним разговаривал.

— Со мной?

— С каким-то мужчиной. Судя по голосу.

— Возможно, это был сотрудник бассейна.

Я спрашиваю, прибыл ли утром, как мне обещали, дубликат кредитки — да, прибыл, но девушка не помнит, куда положила карточку. Пока она ищет, я шагаю в аптеку через улицу. Через запертую дверь вижу, что аптекари, сплошь юнцы, проводят инвентаризацию. Я несколько раз стучу. Менеджер подходит к двери и жестом велит мне уходить, а потом придвигает к стеклу груду коробок.

В «Хомстеде» дежурная вручает мне факс. Я спрашиваю насчет кредитки.

— Пока не нашла, — отвечает она. Факс, с пометкой «срочно», распечатан почти неразборчиво и содержит копии телефонных сообщений, снятые моим молодым секретарем. Два — от Морриса Дуайта из «Адванты», один — от Линды, из денверского «Компас клаб», а четвертое гласит «Пожалуйста, позвони сестре», хотя и не указано, которой.

Я иду в номер, чтобы позвонить, но гудков в трубке не слышно. Пользуюсь мобильником. Сначала я звоню Каре домой, отвечает ее муж. Говорит, что она уже уехала в Миннесоту. Есть новости от Джулии? Кажется, нет. Он вообще знает, что Джулия пропала? Нет, он час назад вернулся домой после двухдневного пребывания в больнице. Я спрашиваю у Азифа, что с ним случилось. Это ошибка. Мой зять говорит на редкость медленно, тянет слова — а будучи весьма заботлив по натуре, он уверен, что и остальные в той же мере пекутся о нем. Да, мы за него волнуемся, но в иных масштабах. Азиф просто уникален.

— Врачи исследовали мой сон, — говорит он. — На меня надели электроды. Прикрепили к большому пальцу маленький сенсор, чтобы фиксировать изменения химического состава крови. Они упали ниже девяноста процентов, и это плохо. Я храплю. У меня бывают приступы асфиксии. Это очень распространено, и не только среди полных. Человек думает, что он отдыхает, а на самом деле тратит не меньше энергии, чем марафонист. И так каждую ночь.

— Мне однажды тоже сказали, что у меня бывает асфиксия.

— И как ты лечился?

— Пока никак. Прости, кто-то стучит.

— Мы думаем, что знаем, в какой позе спим, а на самом деле нет. Врачи меня сфотографировали. Я сплю, раскинувшись по всей кровати.

— Вот мой номер на тот случай, если будут вести от Джулии.

Я звоню в «Адванту» и разговариваю с кем-то из сотрудников Дуайта, он говорит, что Дуайт, должно быть, позвонил с мобильного, но отказывается дать его телефон. Я намекаю, что звоню сейчас на номер, с которого пришло сообщение.

— Видимо, вас должны были переключить автоматически, — говорит тот. — Нет? Жаль.

Я предлагаю ему позвонить Дуату и продиктовать мой номер в «Хомстеде».

— Погодите… я нашел записку. Вы слушаете? «Не могу встретиться в четверг за завтраком, извините. Буду в Финиксе в среду. Можете прилететь туда?» Среда — это завтра.

— Спасибо за подсказку. Я уже сказал Дуайту, что могу прилететь в Финикс. В каком отеле он остановился?

— Я где-то записал и… сейчас найду. Вот. Вы автор «Гаража»?

— Да. У вас моя рукопись?

— Я ее прочел. А что конкретно изобретает ваш герой? Я так понял, что он вроде как химик.

— Об этом нигде не говорится прямо.

— Значит, свободный художник. Круто. И большой у него гараж?

— На ваше усмотрение. Это метафора. Образ.

— То есть гараж маленький?

— Вы меня слушаете? Я говорю, что его размеры — не физические. А каково мнение вашего шефа о моей книге?

— Он еще не читал. Он редактор. Сначала читаю я — и составляю краткий конспект. Тогда Дуайт решает, стоит ли читать книгу.

— Вы шутите?

— Нет, такая у нас практика.

— Я в шоке.

— Еще один вопрос. Второй афоризм.

— Что?

— Он очень похож на Шестой. Может быть, Шестой убрать?

— Скажите Дуайту, что я буду завтра, в середине дня, в Финиксе и что хочу поделиться с ним кое-какими серьезными соображениями. Вы нашли название отеля?

— Я его куда-то записал…

— «Адванта» получает прибыль?

— Мы выпускаем книги. Доходы — это второстепенное.

— Это-то меня и пугает.

Я решаю, что звонок Линде может подождать. Чем ты обязан женщине, после того как переспал с нею? Всем. Ты был внутри ее тела. Касался лона. Единственный вопрос — заставит ли она тебя расплатиться по счету, не захочет ли погашения долга. Слава богу, большинство не хотят. Но я всегда опасался, что Линда однажды потребует полную стоимость. Разумеется, это вовсе не значит, что мне и впрямь придется платить, — это значит, что придется оставить человека неудовлетворенным. Но я смогу. Я уже проделывал это с другими. Ты превращаешь персональный долг в коллективный, социальный, которым занимаются церковь и правительство. А еще можно применить рефинансирование или погасить долг в рассрочку, в течение нескольких веков.

Я, не разуваясь, ложусь вздремнуть. Это не столько сон, сколько паралитический транс. Азиф ошибся — я прекрасно сознаю, что не отдыхаю. Вижу во сне нечто абстрактное — какие-то разноцветные линии, которые тянутся до самого горизонта. Гигантская настольная игра. Фигурки точно такие же, как в «Монополии», — пушка, ботинок, шотландский терьер, утюг — но все они плавают над доской, точно мусор в космосе. Каждые несколько секунд мелькает тонкий синий луч лазера, и очередная фигурка превращается в пепел.