Мне Отмщение

– Это что за безобразие?! Да как ты посмела высовываться из окна?! Ты что, забыла, что я запретила даже открывать эти окна без меня? А ты еще и высовываешься из него! Сейчас же отойди от окна!

Ксюша шагнула от окна и застыла в недвижности, оторопела глядя на начальницу. Она совсем забыла о ней. Она думала, что Ирина Владимировна на обеде у себя дома. Так всегда было. А она сегодня здесь!

Ирина Владимировна подошла к окну, выглянула из него и крикнула:

– Саша, вы что с Ксенией уже с ума "посходили"?! Из окна вывалиться хотите! А ну марш на место. Я еще с твоим начальством поговорю Ишь, моду взяли! Что хотят, то и воротят! На них уже никакие законы не действую! А ты не прячься, не прячься от меня! Ты слушай, что тебе говорят..

Она кричала много и гневно, все больше и больше входя в раж, все больше распаляясь, и все больше высовываясь из окна. Наверное, там, где она была перед обедом, ей основательно попортили настроение. И сейчас она вымещала свое зло и свое неумение работать с людьми, от нее независящими, на этих двух молодых девчонках. Ведь можно было спокойно поговорить и с Ксюшей, и с Сашей. Да, их поступок симпатии не вызывал. Но он и не был таким уж беспрецедентным, чтобы так уж распаляться.

Ксюша стояла рядом с ней, слушая ее визгливый голос, этот набор оскорбительных для них с Сашей слов, и бездумно глядя на ее высунутую из окна округло- покатую старческую спину с чуть выступающими от неудобного положения лопатками. И в ее голове вдруг неожиданно возникла дикая до жути мысль:

– Если положить на ее спину ладонь, как раз между лопатками, и чуть только надавить, совсем чуть-чуть, "капелечку" – она полетит вниз.

Ксюша даже не успела обдумать или осмыслить эту появившуюся у нее страшную мысль, как ноги сами сделали шаг к начальнице, рука сама подалась вперед и легла на ее спину, как раз между лопатками. Ей даже не пришлось давить или толкать Ирину Владимировну в спину, она просто положила на нее ладонь. Спина под ее ладонью дрогнула, Ирина Владимировна испуганно ойкнула, как от неожиданно полученного укола, нелепо взмахнула руками и полетела вниз. Она только раз попыталась крикнуть обычное, испуганно-человечекое: "А-а-а-а-а..!" и тут же замолкла. Потом, через несколько бесконечно-долгих секунд послышался мягкий. приглушенно- тупой удар.

Ксюша шарахнулась от окна, закрыла широко распахнувшийся на крик рот двумя ладонями и медленно, медленно опустилась на пол. Когда Саша вбежала в комнату, она так и сидела на полу на корточках, бледная – "пребледная", как смерть, аж до синевы, прикрывшая рот сжатыми ладонями и круглыми. полубезумными глазами глядя на раскрытое окно. Сквозь сжатые ладонями губы свистящим, задавленным шепотом проскакивали невнятные, еле слышимые слова:

– Это не я…Это не я…Это не я…Это не я…Это не я…

Саша подбежала к ней, обняла ее за голову, прижала к себе и, непрерывно целуя ее в макушку, торопливо зашептала в ответ:

– Конечно же не ты. Это она сама, сама, сама, сама…

Когда в комнату вошли представители охраны и администрации ОАО, они увидели стоящую в комнате около окна Сашу и прижавшуюся к ней Ксюшу, сидевшую перед ней на корточках. Обе были бледные, испуганные, плохо соображавшиеся. На вопросы могла еще отвечать Саша. А Ксюша была практически в невменяемом состоянии. Она молча плакала, испуганно тряслась всем телом и на любую попытку обратиться к ней с вопросом, вся сжималась, съеживалась, буквально уменьшаясь в размерах и начинала несвязно бормотать:

– Это не я…Это не я…Это не я…

Срочно вызвали скорую и Ксюшу отвезли в больницу, где ее положили в неврологическое отделения с диагнозом сильного психологическое потрясения. Приехавшая затем милиция особенно не мудрила. Да и что здесь было мудрить? Картина была ясная. Несчастный случай по неосторожности. Сильно высунулась из окна и выпала. Выпала сама. Никто здесь ни в чем не замешан. Ну, а девушка, Ксюша оказалась нечаянным свидетелем происшествие и была настолько потрясена случившемся, что ее потом пришлось отхаживать в неврологическом отделении городской больницы. Никаких мыслей о том, что история эта может быть не так уж и случайна, как показалась вначале всем, и что Ирина Владимировна в действительности не выпала из окна "стекляшки", а ей помогли выпасть, ни у кого не возникло. Слишком уж невероятной она была. Да и мотивов ни у кого не могло быть. Кому она могла помешать, эта пожилая, почти старая крикливая женщина, на которую никто практически не обращал внимания? Ни как на женщину, ни как на руководителя технологического бюро..Да никому. И дело закрыли.

Так потихонечку все и заглохло. Вскоре Ирину Владимировну похоронили. При вскрытии выяснилось, что умерла она еще во время падении – сердце не выдержало. Но это даже и лучше – не мучилась, бедная. На ее место поставили Людмилу Ивановну. Поставили ее временно, потому что на роль постоянного начальника бюро она категорически не согласилась. Ну, не согласилась, так не согласилась. Тоже не беда. Поставим потом другого, если найдем.

Оказалось – нашли. Через несколько месяцев на ее месте оказался молодой парень, лет двадцати пяти. Чей-то родственник. Парень, как парень, ничего особенного. Главное, что не сволочь и не слишком зануда. Ну, а специалистом и руководителем он станет лишь потом, потом, через несколько лет работы

После этого случая окна в "стекляшке" закрыли намертво, чтобы другим неповадно было выпадать А подоконники окон в срочном порядке приподняли по высоте с помощью специальных деревянных подставок.

Принимали меры. Подстраховывались

Ксюша пролежала в больнице долго, целых три недели – все никак не могла опомниться и придти в себя. Особенно трудно было ночами. Ей снились кошмары. Точнее, один и тот же постоянный кошмарный сон. Она стоит перед открытым окном их комнаты в "стекляшке". А в окно, согнувшись, высунулась пожилая женщина. Отчетливо видна ее серая, в темную полоску кофточка из какой-то естественной, легкой ткани. То ли лен, то ли хлопок, неизвестно. Подмышками темные пятна от пота.

На улице в тот день было жарко. И Ксюша кладет свою ладонь на спину женщины, ощущая под рукой пластиковую застежку лифчика, дряблую податливость ее высохших мышц, испуганно дрогнувших от прикосновения и этот отчаянный ее крик, наполненный недоумением и ужасом приближающейся смерти, когда она уже летела вниз: "А-а-а-а-а!". Этот крик до сих пор звучит у нее в ушах, стоит ей только закрыть глаза и попытаться успокоиться..

А здесь уже подошла сессия. Надо было срочно ликвидировать хвосты и получать допуск к экзаменам. Она попыталась было упросить своего лечащего врача выписать ее для участия в летней экзаменационной сессии. Но тот категорически отказался – надо было довести курс ее лечения до конца в стационаре, а потом уже делать выводы. Но он согласился предоставить ей возможность сдавать зачеты и экзамены из больницы по соответствующей справке. Девчонки притащили ей в палату конспекты лекций, тетрадки по практическим и лабораторным работа, учебники, и Ксюша засела за книжки. Это была своеобразной трудотерапией. За учебниками и конспектами она совсем забыла про свою болезнь и сессию сдала довольно успешно. Без хвостов. А то обстоятельство, что она сдает зачеты и экзамены из стационара больницы, в какой-то степени, даже помогало ей. Никто из преподавателей не пытался придираться к ней и с легкостью ставил ей оценку. Либо "хор", либо "уд". Даже математик сочувственно "поулыбался" ей и поставил "уд", без всяких, обычных для него дополнительных вопросов. А после экзаменов она ушла в первый в своей жизни законный производственный отпуск. Ведь она уже проработала на заводе целый год и ей по трудовому законодательству России был положен оплачиваемый отпуск на целых двадцать восемь календарных дней. В отпуск она поехала домой и вернулась на завод уже только в августе..

В их бюро за время ее отсутствия произошли значительные перемены Две бабушки ушли с завода. Ушли сами, по собственным заявлениям. Но не по собственным желаниям, а по просьбе администрации завода. В июне вышел на заводе приказ об оптимизации численности инженерно-технических работников в подразделениях завода. По этому приказу каждый ИТР-овец завода, достигший пенсионного возраста, имеет право на получение семи своих должностных окладов, если до первого августа текущего года подадаст заявление на уход с завода по собственному желанию. Были составлены списки таких желающих ИТР-овцев. Их оказалось около ста человек. И всем им при расчете в действительности были начислены эти пресловутые семь должностных окладов. Какова цель этого приказа – трудно было сразу определить?. Никакое вразумительное объяснения здесь не подходило. Что это? Попытка избавиться от пенсионеров, численность которых в инженерных службах достигало свыше 80-ти процентов работников? Да это же элементарно! По трудовому Российскому законодательству их можно было спокойно уволить только лишь по одному уведомлению. Ну, а для сохранения лица администрация может в этот момент провести сокращение штатов; может с каждым не нравящимся пенсионером провести индивидуальную психологическую беседу, после которой он сам, добровольно и без истерик подает заявление об уходе по собственному желанию. Да мало ли способов избавиться от нежелательного работника?! Вагон и маленькая тележка! В Советские времена, во времена строжайшего контроля за деятельностью администрации, и то уволить работника любого ранга не составляло никакого труда. Даже тогда, подвести законодательную базу под увольнение работника было задачей проще простого. А сейчас? Сейчас, когда хозяин предприятия по отношению к своим подчиненным может вытворять все, что захочет, и для которого ни один в мире указ – не указ. для чего тогда играть в этот потешный спектакль по выплатам семи должностных окладов пенсионерам, пожелавшим добровольно уйти с завода? Что они этим преследовали, чего добивались – неизвестно.

А после массового ухода ИТР-овцев вдруг неожиданно выяснилось,(Весь вопрос – для кого – неожиданно?!), что из-за отсутствии квалифицированных специалистов очень многие заказы завод теперь делать не может. Поле деятельности завода резко сузилось. И что – теперь? Да ничего! Как жил завод, еле теплясь, так и продолжал жить. Но зарплату своим работникам продолжал регулярно выплачивать. Во всяком случае – пока продолжал. А все остальные передряги и перетасовки на заводе его рядовых работников волновали мало. Они просто ничего об этом не знали и не понимали. Раньше, при Советской власти, на заводе действовали перспективные планы его развития. Пятилетние, годовые, квартальные.. И эти планы были тесно увязаны с его "социалкой" – со строительством жилья, детских яслей, садов, школ, медицинских учреждений и т.д и т.п. Все работники завода, независимо от своего положения, следили за этими планами, интересовались ходом работ по их выполнению и потому знали, что на заводе будет завтра, послезавтра и даже через несколько лет. А сейчас – что? Да ничего! Даже главные специалисты были абсолютно не в курсе перспективы завода на ближайшие годы. Что будет с их заводом, как он будет в дальнейшем развиваться – никто из них представления не имел. Хозяева не считали нужным делиться подобными планами со своими подчиненными. И потому никто на заводе ничего не знал о будущем своего завода. А если его будущее тебе неизвестно, то за каким дьяволом тебе связывать свое собственное будущее с его неизвестным тебе будущим?. Смысл какой? Правильно – никакого. Вот потому-то молодежь и не шла на этот завод. Только лишь одни "гастарбайтеры".