Много шума и... ничего

— А вот это нам и предстоит узнать, — сказал Лысый. — Для начала нужно узнать, где она живет.

— И жива ли вообще, мало ли что могло случиться, — подсказал Суреныч.

— Я сердцем чую, что Ленка жива и это дело ее рук. Помнишь, она как-то выдрала тебе целый клок волос? А что ты сделал, всего лишь сказал при Ленчике, что у нее разного цвета глаза, а у женщин, мол, это признак легкости поведения.

— Да, темперамент у нее был будь здоров. На десять женщин хватило бы. И энергии тоже. Чем она только не увлекалась! И плаванием, и стрельбой, и вязанием, и в кружок, где они мастерили разные механизмы, пять лет ходила.

— А мечтала всегда работать на военном заводе, как ее погибший отец, — закончил Лысый. — Если она так и сделала, то после двадцати лет работы на таком заводе у нее вполне мог оказаться доступ к взрывным устройствам. Их-то она нам и подложила.

— И как ты предлагаешь ее искать? — спросил Суреныч.

— А на что справочное? — ответил Лысый.

И друзья детства отправились в справочное бюро.

— Гражданка Сухарева Елена Константиновна 1956 года рождения из города Сочи выехала в 1973 году, — сообщили им в окошке справочного.

— И что, с тех пор не возвращалась? — спросил Лысый. — У нее тут бабушка оставалась.

— Я не ясновидящая, — невозмутимо буркнула девушка в окошко. — Давайте данные бабушки.

Узнав их, она надолго уткнулась в свой компьютер.

— Сухарева Елена Константиновна 1916 года рождения умерла еще в 1980 году, — наконец сообщила девушка. — Других родственников искать будем, а то мне закрываться пора?

— А как узнать, куда выехала наша Елена Константиновна? — спросил Лысый.

— Которая младшая? — поинтересовалась девушка.

— Разумеется, — разозлился Суреныч.

— Про младшую не знаю, а про старшую спросите у ее соседей. Должны же они хоть что-нибудь знать.

Девушка после этого с треском захлопнула окошко и демонстративно принялась жевать бутерброд, всем видом показывая, что сейчас ее лучше не трогать.

Опрос соседей мало что дал. Все, кто знал Сухаревых, разъехались кто куда. Ничего удивительного в этом не было, так как дом пошел на снос. Остаток дня Лысый с Суренычем провели в различных городских учреждениях, пытаясь выяснить, куда именно переехали жильцы снесенного дома. Наконец в самом конце рабочего дня им выдали распечатку с новыми адресами всех жильцов злополучного дома.

Опрос жильцов решено было начать немедленно.

К сожалению, в распечатке не были указаны фамилии, а стояли только номера квартир, справа от них новые адреса. Иногда адреса было целых два.

Однако, объезжая сначала адреса, которые были в единственном числе, Суреныч с Лысым порядком поиздержались на такси. Начали они с квартир, находившихся на одной лестничной площадке с Лениной квартирой. Их жильцов раскидали в разные концы города, поэтому таксисты заламывали поистине чудовищные суммы. И было вдвойне обидно слышать везде: «Мы не из того дома, мы тут всего год живем» или «Мы курортники, хозяина видели один раз, когда за деньгами приходил». В лучшем же случае им говорили: «Таких не помним».

— У меня вся наличка кончилась, — наконец сказал Лысый. — Никогда не думал, что частники так здорово живут. Они же нас с тобой как липку ободрали.

— Есть еще один адрес, как раз неподалеку, — сказал Суреныч, до того внимательно изучавший список. — Можно обойтись без транспорта. Правда, он относится к квартире этажом ниже, но вдруг. Я, например, лучше знаю своих соседей сверху и снизу, потому что одни периодически затапливают меня, а вторых с такой же регулярностью затапливаю я.

— Пошли, — согласился Лысый. — Но это уже точно последний. И чего ты не взял свою «шестерку»?

— Она у меня спрятана, — признался Суреныч. — Машину я поставил в один частный гараж, и, чтобы ее забрать, нужно предварительно договариваться с хозяином. А он предупреждал, что сегодня его не будет. Я же не думал, что нам придется столько мотаться.

— А сам ты взять свою машину не можешь?

— Не могу, такое уж условие. Зато у него не гараж, а настоящий бункер. Все под током, а вместо сторожа серийный убийца, а с ним два добермана.

И двери бронированные. Так что теперь я за свою машину совершенно спокоен.

— А вот мы и пришли, — перебил его Лысый.

Друзья подошли к добротному кирпичному дому и позвонили. Дверь им открыла девочка с косичками, при виде которой герои приуныли. Девочка была такой маленькой, что родилась явно позднее восьмидесятых и помнить бабушку Лены не могла.

— Девочка, ты одна? — ласково спросил Лысый.

— Вот еще, — фыркнула кроха. — Тогда я бы не открыла. У нас полный дом народа. Все курортники собрались, папа с мамой приехали и бабушка никуда не ушла. Так что можете заходить.

Лысый с Суренычем послушно вошли в дом следом за девочкой.

— А вы к кому? — неожиданно спросил ребенок.

— Нам надо узнать про одну женщину, которая жила раньше, еще до твоего рождения, с вами в одном доме, — ответил Суреныч.

— Тогда это к бабушке, — решила девочка. — Папа с мамой вечно в экспедициях пропадают, они про соседей совсем ничегошеньки не знают. Я бы тоже могла помочь, но раз до моего рождения, тогда к бабушке.

Она провела их на кухню, где возле плиты хлопотала еще не старая женщина.

— Вы Сухаревых знали? — с ходу начал Суреныч, которому страшно хотелось поскорей покончить с этим делом, услышать очередное «таких не знаю» и ехать домой ужинать.

— Я таких и не знаю, — оправдала его ожидания женщина. , — Пошли отсюда, — сказал Суреныч, поворачиваясь, чтобы уйти. — Только зря время потеряли.

Никто Ленку не помнит.

— Стойте! — вдруг воскликнула женщина. — Вы про Лену спрашивали? Я сразу и не поняла, давно это было. Думаю, какие такие Сухаревы, а сейчас .вспомнила, что и в самом деле жили такие под нами.

Мы их иногда затапливали. Знаете, дом был старый, вечно все протекало. Нас потому и расселили.

Не прошло и пяти минут, как наши герои сидели в уютной маленькой комнатке, единственной из четырех комнат квартиры, которая осталась в пользовании бабушки и внучки. Остальные помещения занимали разномастные курортники. Бабушка Евдокия Семеновна тоже была рада поговорить о своей бывшей соседке с людьми, которые ее тоже помнили. К сожалению, ее рассказы больше касались старшей Елены Константиновны, которая Лысого с Суренычем всегда терпеть не могла. Поэтому они с трудом выслушивали воспоминания старушки о том, какой прекрасной женщиной была усопшая. Однако вскоре в комнату заглянула дочка Евдокии Семеновны, которая тоже не забыла тех соседей и, в отличие от матери, хорошо помнила именно младшую Лену.