Мо сян
Шрифт:
– Она…, - Алла собралась было придумать какую-нибудь дурацкую историю про обещанную Вагиной плойку для волос, но вдруг забыла обо всем на свете, возбужденно принюхиваясь, - Это что – «Фаренгейт»?
– Ну, да, - губы Вадима дрогнули, - твой подарок… с утра достал, и мне показалось, что совсем недурственно пахнет.
Алла не удержалась и, склонившись к водителю, почти уткнулась носом в его на удивление гладко выбритую шею. Она с самой юности всеми фибрами души любила этот аромат, и на прошлый Новый Год, когда делала подарки своим работникам, не стала дарить Вадюне сертификат, а купила большой флакон «Фаренгейта» в смутной надежде, что тот будет им пользоваться, чтобы доставить
– Так это… из-за него у вас произошла ссора? – догадалась Алла.
Вадим скривился, пожимая плечами. Видно было, что ему совершенно не охота обсуждать
– Нет, - ответил он, - у нас произошла переоценка ценностей. Но зачем тебе это знать?
– Незачем, - быстро ответила Алла, хоть и изнывала от злорадного любопытства.
Когда Вадим выехал на Байкальский тракт, Алла стянула сапоги и закинула неожиданно точеные ноги в тонких чулках на приборную панель. Из динамиков звучала уносящая в молодость старая песня Металлики «Unforgiven Two». Пробивающийся в приспущенное окно воздух раздувал загустевшие и порусевшие волосы, а Вадим, обычно следящий исключительно за дорогой, то и дело кидал на Аллу многозначительный зеленоглазый взгляд из-под густых черных бровей.
Чудеса продолжились и в Листвянке, где Алла, прежде чем выйти из машины, привычно достала кошелек и протянула Вадиму карточку.
– Не дури, - ответил он, - это ведь я тебя пригласил.
Уютный крошечный ресторан на первом этаже гостиницы, освещенный лишь свечами, с великолепной кухней, где Дюня, разомлев от выпитого коньяка, внезапно передвинул к ней вплотную свой стул и стал что-то неразборчиво и страстно шептать на ухо, сжимая ее колено под столом теплой сильной ладонью.
А потом они оказались в уютном номере «для новобрачных». Взращенное годами самосознание собственной неполноценности растворилось в его неподвижном взгляде, и Алла откинулась на белоснежные простыни, без хихиканий и смущения позволяя ему стягивать с нее и чулки, и «стальное» платье, и явно уже большой ей бюстгальтер. А потом был только аромат «Фаренгейта», приглушенно звучащая из неведомой дали музыка, и невероятное, неземное наслаждение, от которого Алла выгибалась дугой и что-то бессвязно бормотала и вскрикивала.
…
– А, это ты…, - Алла, всклокоченная и заспанная, сняла цепочку с двери и запустила подругу в квартиру.
Вагина повела по воздуху острым длинным носом, угадывая в стерильной холостяцкой берлоге, несвойственные ей прежде запахи мужчины и секса.
– Я за куклой, - сказала она, часто мигая, - можно войти?
Алла нехотя посторонилась, пропуская подругу. Ее нелепая одержимость куклой казалась жалкой и смешной на фоне ее собственных жизненных перемен. Олька, все в том же нелепом старушечьем байковом халате, просеменила по коридору и заглянула в спальню, где из-под скомканных простыней торчала черная кудрявая макушка и крепкое плечо.
– Далась тебе эта кукла, - произнесла Алла, зевая и поправляя на плече съехавшую бретельку, - Ты же вроде как отказалась от нее.
– Я в командировке была.
– Ну, да… конечно, - отмахнулась Алла и, приглашающими жестами проводив подругу в кабинет, кивнула на книжный стеллаж, где все это время сидела кукла.
– Сколько я тебе должна? – дрожа от нетерпения спросила подруга.
Коммерсант в душе Аллы на мгновенье поднял голову, но тут же со вздохом опустил. Что с дурочки взять. Тащит на себе с десяток контор, чтобы не подохнуть с голоду, а те пятьдесят юаней…
– Это подарок, - ответила
она, - Забирай.– Нет, так нельзя! Назови цену.
Алла закатила глаза. Совсем у Вагиной чердак сполз.
– Это же не кошка и не цветочек! Ладно… Сколько у тебя сейчас с собой?
Ольга, не сводя взгляда с куклы, вытащила из кармана горсть мелких монет и ссыпала их в подставленную Аллой ладонь. Потом на полусогнутых, замирая на каждом шагу, приблизилась к стеллажу, бережно сняла куклу с полки и прижала к своей впалой груди.
Аллу что-то кольнуло. В мозгу отчетливо зазвучали тревожные трели: «Не отдавай. Пообещай ей другую, но эту оставь себе. Не позволяй даже прикасаться к ней! Нельзя!»
Она сделала было шаг, чтобы отобрать игрушку, но вдруг на плечо ей упала теплая рука, повеяло любимым «Фаренгейтом».
– Вагина! – осклабился Вадим, с хрустом разрабатывая затекшую со сна шею, - Ты все со своей куклой?
Ольга отшатнулась, прижимая к себе игрушку. В глазах ее стояло странное выражение – злость, ревность, зависть, испуг и… предвкушение?
– Ты не ту куклу заказала, - продолжил он глумливо-доверительным тоном, - Не поверишь, но китайцы умеют делать еще и в полный рост, и со встроенным виб…
Алла благодушно ткнула его локтем в бок, и он крякнул на полуслове.
– Ну, или кота заведи, - ухмыльнулся он, потершись ключей щекой об Аллину щеку, - все ж живое существо…
– Она тоже живая, - Вагина попятилась мимо влюбленной парочки, нырнула в темный коридор, а через несколько мгновений послышался приглушенный щелчок дверного замка.
– Ее бы специалистам показать, - пробормотал Вадим, притягивая к себе Аллу и лениво шаря по ее телу руками, - Бабища совсем плоха… Может, по-быстрому, а потом закажем чего-нибудь пожрать? У тебя во дворе отличная пекарня открылась… Я сбегаю...
…
Алла проснулась в мглистой утренней полутьме с ощущением какого-то дискомфорта. Что они там пили вчера? Вроде только винцо под кинцо. Ах, да! Было ещё немного марихуаны. Но ведь та была совсем слабенькой... Алла перевернулась на другой бок и узрела на Вадимовой половине кровати лишь смятые простыни.
В квартире стояла оглушающая тишина. Ни шума закипающего чайника на кухне, ни каскадных звуков унитаза, ни ставшего уже уютно привычным насвистывания.
– Дюнечка, ты дома? – спросила она, почесывая живот под внезапно тугой резинкой красных кружевных трусиков. Пустая квартира промолчала в ответ, - Куда это его понесло спозаранку?
Впрочем, отсутствие Вадима показалось даже кстати. Слишком уж кисло она себя чувствовала – словно с глубокого похмелья. С трудом поднявшись, Алла проковыляла в ванную комнату и поморщилась, глядя на себя в зеркало. Ненавистный утренний «шрам» от подушки вернулся на щеку, веки набрякли, а цвет лица был каким-то… пятнистым. Да, хорошо, что Вадима нет – не хотелось бы предстать пред его ясные очи в таком потасканном виде. Умывшись и попытавшись пальцами разгладить глубокий подушечный рубец, Алла поставила варить кофе и, выглянув в окно на ноябрьский рассвет, нахмурилась.
Машина, покрытая тонким слоем изморози, стояла у подъезда. Алла вышла в прихожую и с недоумением поглядела на полочку с ключами. Брелок подмигивал ей зеленым огоньком со своего обычного места. Он что? Пешком пошел? Мысль была смехотворной. Пешком Вадим мог разве что сходить до пекарни или вынести мусор. Если же путь выходил за пределы двора, он всегда ехал на машине. Значит, варианта два: либо он действительно отправился в пекарню (ибо полный мусорный пакет стоял в целости под раковиной), либо почувствовал себя так же плохо, как она, и не решился сесть за руль, вызвав такси.