Моби Дик

Опять! Прячься, прячься, Пип, это спускают бом-брам-реи.

Ой, как мне страшно, страшнее, чем одному в лесу во время бури. Ну и шквал! А они ничего не боятся, эти люди. Они сами пострашнее, чем любой шквал! Белые люди! Белая пена! Белый Кит! Ой, меня всего трясет, как мой тамбурин.

Этот старый дьявол поклялся, что убьет Белого Кита, и все с ним заодно. О громадный белый бог, который живет где-то там, за этими грозными тучами, пожалей маленького черного мальчика! Ему страшно здесь внизу, он боится этой бури, он боится этих людей! Спаси меня, белый бог!

Глава тридцатая Моби Дик

Я, Измаил, был в этой команде. Мои крики вливались в общий хор, моя клятва скрепила общую клятву; и я орал громче других, потому что в душе моей был страх. Таинственное, необъяснимое чувство сроднило меня с Ахавом, и его неугасимый огонь стал моим огнем. Вот рассказ о Белом Ките, о злобном чудовище, которого мы все поклялись уничтожить, чего бы это нам ни стоило.

Много лет назад в отдаленных морях, посещаемых только охотниками на кашалотов, стал появляться одинокий белый кит. Далеко не все китоловы знали о его существовании; видели его лишь немногие, а число таких, кто пускался за ним в погоню и вступал с ним в бой, было и вовсе ничтожно. Необычайная длительность китобойных рейсов, разбросанность китобойных судов по всей водной поверхности нашей планеты, безлюдные широты, по которым бродят они в поисках добычи, иногда по целому году не встречая других судов и не слыша никаких новостей, — все это затрудняло распространение среди китобоев достоверных сведений о Моби Дике. И все-таки каждый раз, когда какой-нибудь капитан сообщал, что встретился с кашалотом невероятной величины и редкостной злобы, который, нанеся судну серьезные повреждения, сам ускользнул невредимым, — всякий раз находились люди, считавшие вполне вероятным, что кашалот этот никто иной, как Моби Дик. Однако нередко, преследуя кашалота и подвергаясь коварному, жестокому и злобному нападению гигантского животного, китобои не догадывались, что встретили Моби Дика, а ужас, который пришлось им испытать, считали обычным в китобойном промысле.

Те же, кто, прослышав уже о Моби Дике, замечал в волнах его белую тушу, поначалу пускались за ним так же бесстрашно, как и за любым другим кашалотом, но преследование неизменно оканчивалось катастрофой — не только сломанными и вывихнутыми руками и ногами, но и бедствиями более значительными и страшными.

Многочисленность поражений постепенно все увеличи- 

вала ужас перед Моби Диком. К тому же всякие приключения, случившиеся на море, еще в большей степени, чем приключения, совершившиеся на суше, распускаются пышным цветом самых невероятных подробностей. И насколько море превосходит в этом отношении сушу, настолько китобои превосходят в невежестве и суевериях других моряков.

Поэтому не удивительно, что слухи о Белом Ките, пере-брасываясь с корабля на корабль и с моря на море, стано-вились все более страшными и фантастическими, обрастая туманными намеками на то, что это чудовище порождено сверхъестественными силами и, быть может, даже в образе Моби Дика появляется сам дьявол. Так что постепенно Моби Дик стал внушать китоловам такой панический страх, что большинство желало избежать встречи с ним. Однако немало китобоев были достаточно отважны, чтобы, увидев белое чудовище, не уклоняться от боя. Но были и такие, кто, несмотря на все легенды и суеверные слухи, искали встречи с Моби Диком и были готовы преследовать его, чтобы померяться с ним силой.

Одним из самых нелепых предположений, высказываемых относительно Белого Кита, было дикое утверждение, что он вездесущ и что его одновременно можно встретить под разными широтами. Конечно, наивно верить этой басне, но все же, быть может, в ней отразилась действительно существующая тайна подводных течений, в наше время еще до конца не изученных. Некоторые, например, утверждают, что на очень большой глубине существуют весьма быстрые течения, благодаря которым киту удается с фантастической скоростью переместиться в какое-нибудь крайне отдаленное место. Во всяком случае, от американских и английских китобоев можно услышать немало рассказов о том, как в северной части Тихого океана им случалось забивать китов, в чьих телах находили наконечники гарпунов, запущенных у берегов Гренландии, причем между этими событиями иногда проходило всего несколько дней.

Наслышавшись о многократных отчаянных схватках, из которых Белый Кит неизменно выходил живым, многие китобои пошли в своих суевериях еще дальше и объявили Моби Дика не только вездесущим, но и бессмертным, уверяя, что можно усеять его бока целыми рощами гарпунов и он все равно уйдет целым и невредимым, а если когда-нибудь и выпустит фонтан крови, так это будет всего лишь дьявольской уловкой, и через день среди океанских вод, за сотни миль от места схватки, китобои снова увидят над его белой тушей прозрачный столб воды.

Но даже и помимо сверхъестественных домыслов, в действительном облике этого кита, в его неповторимых при-знаках, оставалось еще достаточно мощи, чтобы поразить человеческое воображение. От других кашалотов его отли-чали не только громадные размеры, но и необыкновенный, белоснежный, изрезанный морщинами лоб и высокий белый горб, по которым его мог узнать каждый, кто хоть раз видел его прежде.

Все его тело было покрыто светлыми пятнами, полосами и прожилками, будто обернуто в обрывки савана, и когда в жаркий полдень он скользил по темно-синим волнам, оставляя в кильватере молочный пенный след, искрящийся на солнце, это было зрелище, достойное славы Белого Кита.

Не редкостные его размеры, не удивительный цвет и даже не искривленная хищная челюсть внушали особенный ужас, а беспримерная коварная злоба, которую он проявлял в схватках. Самыми страшными были его вероломные отступления.

Со всеми очевидными признаками тревоги пустившись в бегство от торжествующих преследователей, он, как рас-сказывали, мог внезапно повернуться и, бросившись на вельбот, разнести его в щепы.

Погоня за ним не раз приводила к гибели китобоев, и при этом каждый раз Белый Кит действовал с такой дьявольской хитростью, что ни одно свершенное им убийство или увечье невозможно было объяснить инстинктом самозащиты неразумного существа.

Нетрудно представить себе, в какую ярость погружались его отчаянные преследователи, когда, несмотря на всю их отвагу и все мастерство, они после каждой схватки с этим белым дьяволом, раненые, истерзанные, захлебывались в воде среди обломков своих вельботов.

Один капитан, увидев вокруг себя щепки, оставшиеся от трех его вельботов, и множество воронок, увлекающих в бездну доски, весла и раненых людей, схватил с кормы разбитой шлюпки такелажный нож и, ослепленный гневом, кинулся на кита, пытаясь простым шестидюймовым лезвием достичь злобного сердца в глубине исполинской туши. Этим капитаном был Ахав. И вот тогда-то внезапным движением серповидной челюсти Моби Дик скосил у Ахава ногу, точно косарь травинку на лугу.

Нет причин сомневаться в том, что именно с этого рокового дня стала расти в Ахаве безумная ненависть к Моби Дику. Она все больше и больше стискивала его душу, и ему уже казалось, что Моби Дик — не только виновник его физических страданий, но и причина его душевных мук. Белый Кит стал для Ахава воплощением всех сил зла, которые от сотворения мира терзают человечество, всего того, что есть в жизни дурного, коварного, отвратительного. Все это слилось в бредовых видениях Ахава с обликом Белого Кита, а приобретя обличье, стало доступно для преследования и мести; и искалеченный, полубезумный человек восстал против этого воплощения зла и несправедливости и обрушил на его белый горб всю ярость своего раскаленного сердца.

Не думаю, чтобы эта навязчивая идея впервые пришла к нему в момент получения увечья. Тогда, бросившись с ножом на чудовище, он только поддался внезапно вспыхнувшей в нем страсти, и когда кит жестоко рассек его, навряд ли чувствовал что-нибудь, кроме мучительной боли. Но потом, возвращаясь домой, он много месяцев метался на койке в своей каюте, один на один со своим страданием; и вот тогда, наверное, его растерзанное тело и израненная душа, соединившись воедино, породили безумие. Тогда-то и стал он временами впадать в буйное помешательство: при этом, даже искалеченный и немощный, он проявлял столько силы, удесятеренной исступленным бредом, что помощники были вынуждены привязывать его к койке. Так в смирительной рубашке и качался он на своей койке, послушный отчаянным взмахам океанских волн.