Моцарт

За время итальянских странствий Вольфганг очень возмужал и физически. Правда, он почти не вырос, но зато заметно окреп. Это-то и помогало выносить ту огромную физическую нагрузку, которая ложилась на его плечи. Частые и длительные переезды из города в город невероятно изнуряли. Недаром Леопольд сообщает жене:

«За 27 часов путешествия мы спали только два часа. Едва мы съели немного риса и пару яиц, я усадил Вольфганга на стул. Он мигом захрапел и так крепко заснул, что даже не пошевелился, когда я его полностью раздел и усадил в кресло. Он все продолжал храпеть, даже несмотря на то, что я время от времени приподнимал его и снова усаживал в кресло. В конце концов я был вынужден потащить его спящего в постель. Проснувшись в девять часов утра, он никак не мог сообразить, где находится и как попал в кровать. Почти всю ночь он пролежал на одном и том же месте, не ворочаясь».

К этому надо добавить и огромное напряжение духовных сил. Бесчисленные концертные выступления, сочинение музыки, беспрестанное, в любое время и в любых условиях: первый свой струнный квартет он написал за один вечер в пропахшей кухонным чадом, переполненной людьми харчевне городка Лоди, сочиняя под звон тарелок и приборов, под шум и гам посетителей харчевни.

В Болонье он блестяще доказал свое композиторское мастерство, приняв участие в состязаниях, которые проводила Болонская филармоническая академия. Запертый в отдельной комнате (чтобы никто не мог ему помочь), Вольфганг, за полчаса создал сложное четырехголосное контрапунктическое произведение на основе одноголосной пьесы, предложенной ему принцепсом академии. Победа была полной. Под бурную овацию члены Болонской академии единогласно избрали четырнадцатилетнего юношу «мастером композиции», академиком. Это была великая честь: в члены старейшей и почтеннейшей академии избирались только самые видные композиторы, причем статут академии запрещал избирать в члены академии лиц, не достигших двадцатилетнего возраста.

В Риме с юным маэстро произошел случай, еще более укрепивший его славу. В соборе Святого Петра, в Сикстинской капелле раз в год, на пасху, исполнялась знаменитая молитва «Мизерере» сочинения Грегорио Аллегри. Она настолько высоко чтилась Ватиканом, что певцам папской капеллы было строжайше запрещено выносить из собора ноты, переписывать или отдавать кому-либо из посторонних партии. Ослушнику грозила суровая кара — отлучение от церкви.

Всего лишь один раз прослушал Вольфганг «Мизерере» и совершенно точно, до единой нотки записал по памяти пятиголосное хоровое произведение, а затем исполнил на одном из своих концертов, чем поверг в изумление папских певцов.

Имя юного музыканта повторяла вся Италия. Римский папа пожаловал ему орден «Золотой шпоры». Вольфганг стал «благородным кавалером» и «рыцарем «Золотой шпоры». Впрочем, на него это не произвело особенного впечатления. С малых лет Моцарт был чужд суетного тщеславия. Ни в юные годы, ни позже композитор никогда не именовал себя благородным кавалером. Благоприобретенное вместе с орденом дворянство также было ему безразлично. Предки Моцарта были простолюдинами, и он не стыдился этого. Напротив, гордился, что он не пустой бездельник-аристократишка, а музыкант, человек, трудом, талантом и умением зарабатывающий средства к существованию. И чем взрослее становился Вольфганг, тем сильнее росло в нем чувство гордости собой и подобными ему трудовыми людьми. Это чувство мы сегодня назвали бы чувством классового самосознания. Не пройдет и восьми лет после получения ордена «Золотой шпоры», как молодой Моцарт скажет: «Из аристократа капельмейстер не получится, из капельмейстера же вполне может получиться аристократ».

А еще тремя годами позже двадцатипятилетний Вольфганг напишет слова, звучащие дерзким вызовом феодальным порядкам: «Сердце облагораживает человека, и хотя я не граф, во мне больше чести, чем в ином графе».

Успех Вольфганга в Италии был гигантским. Но самое интересное его ожидало впереди.

Как-то, выступая в домашнем концерте у генерал-губернатора Ломбардии, Вольфганг исполнил четыре арии, специально сочиненные для этого случая. И хотя арии писались в большой спешке, они пленили слушателей. Лучшая из них — «Misero pargoletto» — изумительна по своей красоте и поразительна по филигранной отделке каждой детали. В результате Вольфганг получил лестное и выгодное предложение — написать оперу для миланского карнавала.

Как только пришло от туринского поэта Витторио Чиньясанти либретто — «Митридат, король Понта», написанное по одноименной драме Расина, Вольфганг принялся за дело. Работал с жаром, не покладая рук. В письме к матери у него даже вырывается жалоба: «Очень болят пальцы, потому что все пишу оперу».

Юноша великолепно понимает, какое трудное испытание предстоит ему выдержать. Ведь написать надо было оперу-сериа, произведение не на бытовой сюжет, а на историко-героический, требующее масштабности, приподнятости, торжественности стиля, больших, развернутых арий. Он ясно сознает, что его оперу будут слушать итальянцы — народ горячий, необузданный в своих симпатиях и антипатиях, готовый превознести до звезд полюбившегося и забросать гнилыми яблоками и апельсинами не потрафившего маэстро. Понимал он и то, что его оперу будут исполнять итальянские певцы — деспотические баловни славы. Потому-то Вольфганг волнуется за исход дела, обращаясь к матери с детски наивной просьбой: «Мамочка, прошу, помолись за меня и за то, чтобы опера прошла хорошо», — старательно ловит каждое слово певцов, тщательно выполняет каждое желание примадонны или премьера-кастрата.

Не за ученической партой, а в театре, в живом общении с певцами и музыкантами овладевает Моцарт сложным мастерством оперного композитора.

Чем ближе премьера, тем сильнее растет уверенность Леопольда в успехе оперы. Он спешит обрадовать жену:

«Переписчик вполне доволен, что в Италии является добрым предзнаменованием, ибо, если музыка удается, переписчик рассылкой и продажей арий выручает больше денег, чем сам капельмейстер за свое сочинение. Певцы и певицы очень довольны и полностью удовлетворены, особенно примадонна и премьер, которые не могут нарадоваться дуэтом. Премьер сказал:

— Уж если этот дуэт не понравится, пусть меня еще раз кастрируют!»

Вольфганг написал настоящую оперу-сериа, по своей форме ничем не отличающуюся от опер подобного типа. Она состояла из короткой увертюры, 21 арии, одного-единственного дуэта и заключительного хора.

В «Митридате» нет психологической глубины разработки характеров, как ее нет и в других операх-сериа современных Моцарту композиторов. Юный Вольфганг идет по стопам современников и создает произведение, предельно обобщенное, условное. «Митридат», подобно всем операм-сериа, скорее напоминает статичный костюмированный концерт, чем динамически развивающееся музыкально-драматическое произведение. Большие, замкнутые в себе концертные арии следуют друг за другом, почти не связанные единым музыкально-драматическим развитием. Но вместе с тем уже в «Митридате» пятнадцатилетний композитор кое-где проявляет и свою индивидуальность. Ряд арий отмечен искренним лиризмом, окрашен нежной мечтательностью, что придает этим отрывкам несказанную прелесть.

26 декабря 1770 года состоялось первое представление «Митридата». Дирижировал сам Моцарт. Оперу встретили восторженно. В переполненном театре, перекрывая бурю рукоплесканий, гремели возгласы:

— Evviva il Maestro, evviva il Maestrino!

«Митридат, король Понта» выдержал около двадцати представлений (по тем временам число спектаклей весьма солидное) и каждый раз делал полные сборы.

Поэтому не успел Вольфганг вернуться в Зальцбург, как с ним был заключен договор на новое театральное произведение для того же Милана. После нескольких месяцев, проведенных дома, сын и отец 13 августа 1771 года снова выехали в Италию. Прибыв в Милан, Вольфганг по горло окунулся в работу. До премьеры, приуроченной к празднествам в честь бракосочетания эрцгерцога Фердинанда с принцессой Беатриче Моденской, оставались считанные дни. Вольфганг снова демонстрирует удивительную способность творить в любой обстановке. Что бы ни происходило вокруг, он пишет. Это поразительное свойство останется у Вольфганга на всю жизнь. Моцарт был настолько глубоко погружен в свой внутренний мир, что все внешние помехи только разжигали его творческую фантазию и помогали явить миру накопившиеся мысли и образы.

Вот что мы читаем в одном из его писем к матери: «Над нами — скрипач, под нами — еще один, рядом с нами — учитель пения, дающий уроки, в последней комнате рядом с нашей — гобоист. Оттого весело сочинять! Рождается много мыслей».

В предельно короткий срок Вольфганг создал театральную серенаду «Асканио в Альбе» на либретто поэта Парини — аллегорическую пастораль в двух действиях, не меньшую по объему, чем любая опера-сериа, с увертюрой и многочисленными номерами — ариями, хорами, балетной музыкой.

На этот раз юному Вольфгангу пришлось вступить в состязание с маститым и общепризнанным мастером оперы-сериа, видным композитором того времени Гассе, который к тем же торжествам по заказу императрицы сочинял оперу «Руджеро» на либретто Метастазио.

В этом соревновании, по свидетельству Леопольда, победил Моцарт. Представленный 17 октября «Асканио» затмил сыгранного накануне «Руджеро». Успех был настолько велик, что сам Гассе (к его чести надо сказать, что он был не только большим художником, но и большим человеком), прослушав «Асканио в Альбе», произнес вещие слова: «Этот мальчик заставит позабыть обо всех нас».