Моё Пламя
Шрифт:
Зато Амур теперь травим не мы, а, соответственно, они.
Ну и дельцы радостно греют лапы на торговле лесом и дарами тайги: лимонником, травами и дармовым кедрачом, что за копейки собирают для них отчаявшиеся люди, периодически ломая шеи, падая с великанов деревьев, лишь бы не сдохнуть с голода…
Это же мелочи, правда? Мы ж не столица. До царя далеко, да и какая разница, что помрет миллион другой неприспособленных к переменам? Мы ж куём новую страну! Рынок, свобода и прочие прелести!
Так что, нечего сетовать.
«Кто беден, тот себя и виновать!.. Выходит,
Правильно писал. Не пригодилась порядочность и моей семье, когда мама заболела, а денег на достойное лечение не нашлось. Молодой, доброй и самой заботливой на свете женщины не стало, и рвавший все жилы на копеечных подработках отец сломался…
Вот только всё это помню я, Мария Искрова, а девочка Маша, что изо всех сил пытается не плакать, лежа на упирающемся в бок жесткими пружинами диване, в доме, много лет не видевшем ремонта, всего этого не понимает и сейчас просто не хочет рассказывать Ваське, за что дралась в том самом дворе с соседскими мальчишками — детьми владельца сети ларьков, что по местным меркам считался просто олигархом.
— Манька, ну я же тебя знаю! Опять небось, что-то про батьку сказали? — меня сгребают такие надежные руки, прижимая к груди. Соплю упрямо, и прячу лицо где-то на Васькиной груди. — Ну, хочешь я им по кумполу настучу, а, мелкая? Они ж придурки! Повторяют, что их зажравшийся папашка болтает.
— Не надо, Вась, — вскидываю голову, заглядывая испуганно в голубые глаза брата. — Ничего они мне не сделали, — кручу отрицательно головой, боясь, что мой вспыльчивый братишка и вправду свяжется с этой семейкой. Меня-то они не тронут, ну максимум опять потреплют где-нибудь за гаражами, а брату скоро восемнадцать. Ему с рук не спустят.
— Правильно, Мань, — зло говорит, сжимая кулаки, — бить надо их урода папашу.
Я цепляюсь мертвой хваткой за руки, обхватывая, как обезьянка, ногами, в панической попытке удержать уже сжимающего кулаки моего защитника. Страх, дикий страх потерять единственного из оставшихся у меня самых родных людей…
— Васенька, нет! Не делай этого! Они ж тебя… А как же я без тебя?!
Истерика набирает обороты. Васька перехватывает меня и слегка встряхнув опять прижимает к себе.
— Тихо, Маш, всё! Слышишь? — он заглядывает в глаза, — Не пойду никуда, только успокойся! Хрен с ними, пусть живет, сволочь, — он нервно смеется. — Ну как я тебя оставлю-то, мелочь? Эх, успокоил называется… — Меня тащат в нашу детскую, что давно мала для взрослого парня и его малявки сестры. Кладет на постель, садясь рядом и укрывая одеялком, — Ты спи, а я пойду харчик какой наварю. Мы с Дроном фуру разгрузили, так что пожевать будет что, — Он смотрит с тоской и нежностью, — Поспи, искорка, а то батька явится, опять всю ночь барагозить по дому будет.
Всхлипываю горько. Васька гладит по голове, убаюкивая.
— Мы справимся… — слышу шепот, тихонечко уплывая в дрему. Я ему верю. Только Ему.
Картинка плывет. Наш, осиротевший без хозяйки, и затерянный среди снегов дальневосточной тайги дом, всё ещё мерещится. Вижу девочку Машу, счастливую уже от того, что в этот миг её есть кому укрыть от грядущей судьбы. Хотя бы в этом сне…
Греза-воспоминание исчезала, возвращая медленно в совсем другой мир. Странный, чужой и, похоже, даже более жестокий. Мир, в котором исчезла ни только маленькая напуганная девочка Маша, потерявшая со временем слишком многое, но и жесткая, научившаяся цепляться за жизнь, умненькая Мария Искрова, обещавшая когда-то давно своему любимому брату, что не сдастся.
Надолго ли я здесь? Многое
ли от меня тут останется? Упрямство точно. Такое будет сложно отнять.Совершенно невозможные недавние события врываются в мозг, который все ещё наивно надеется, что вот сейчас я проснусь в своей холостяцкой постельке.
Нет, то что я действительно лежу на чем-то мягком и при этом мне тепло — это да. Но вот то, что тело немилосердно болит, гораздо сильнее, чем от детской драки, напоминая, что последствия от ударов совсем иных, очень злых и больших мальчиков, как-бы никуда не исчезли. Тут, конечно, можно было трусливо попробовать сочинить самой себе историю про аварию, или даже разбойное нападение, о котором я просто ПОКА не помню. И вот вся такая прихожу в себя в палате после комы или глубокого наркоза с кошмарами, но…
Нет, я почти не пью и да, наркотики и снотворное тоже ни при чем — ну не моё это!
Стало быть всё это было. Невозможная, фантастическая, но всё же реальность.
И пальцы, что сейчас аккуратно касаются моего тела мне не снятся. Не мешало бы посмотреть на этого смертника, что вновь распускает клешни…
Но на сей раз любопытство и благоразумие взяло верх над раздражением и я попыталась прибегнуть к извечной женской хитрости — великой науке подсматривания из под ресниц. Если на тебя не глядят в упор, ловя малейшие движения, то шанс не выдать своё пробуждение и незаметно понаблюдать велик.
Мягкий свет проник в мизерную щель, на которую я позволила себе приподнять веки.
О, ну здравствуй, спаситель! Помнится я сетовала, что попаданке не предоставили персонального принца? Черт, мне опять подсунули кого-то неправильного.
Но завораживающе притягательного.
Мой недавний суровый избавитель сейчас сидел напротив лежащей тихо и делающей вид, что до сих пор отсутствует в этом мире, меня. То, что снизу до талии, доставшееся по неясно пока чьей прихоти мне тело, покрыто теплым пледом, я чувствовала, но вот, опять же по ощущениям, из одежды на мне больше ничего не было.
И это несколько напрягало.
А вот на спасителе имелись плотно обтягивающие ноги штаны и сорочка с закатанными по локоть рукавами, оттеняющая белизной мягкой и тонкой ткани смуглую кожу и демонстрирующая в вырезе с распущенными завязками весьма привлекательную картинку. Волосы были схвачены в толстенный конский хвост, черные глаза блуждали где-то в районе моей груди, а руки… Господи, да это же просто произведение искусства! Перевитые венами мощные мышцы предплечий, покрытые какими-то знаками и непонятной вязью, буквально приковывали взгляд. А идеальные, длинные, но даже на вид не изнеженные, а крепкие пальцы, которыми, я могла бы поспорить на что угодно, он мог свернуть чью-то шею и даже не заметить, сейчас с такой осторожностью дотрагивались до моих многострадальных ребер, стараясь то ли осмотреть, то ли ещё что, но явно не стремясь причинить лишнюю боль. Мужчина глядел внимательно и хмурился — увиденное ему явно не нравилось. Он прищурился, резко поджал губы и ноздри его хищно дрогнули, а касающиеся меня пальцы внезапно стали обжигающе горячими. Мне стоило неимоверных усилий, чтобы не закричать и не дернуться. Жар разбегался по коже, а внутри что-то начало подрагивать, но боль, как ни странно, утихла. Пальцы мягко скользили по бокам, разнося тепло и я постепенно расслаблялась, но не прекращая смотреть за хмурившимся мужчиной. Вот интересно, кто же он все таки такой? И кем приходится этой успевшей столько натворить Марше? Отчего-то очень не хотелось, чтобы он оказался каким-либо родственником…
Искрова, может у тебя просто слишком давно не было мужика? Впрочем, судя по реакции, у этого тела тоже. Кстати, посмотреть на себя в какое-нибудь зеркало тоже не плохо бы…
Вот да, это ж наименьшая из твоих насущных проблем сейчас! Всегда подозревала, что ты не настолько умна. И то, что ты, Машенька, не самая красивая, давало тебе шанс развить мозги, а не впадать в перманентный экстаз от того, что тебя неожиданно лапает такой самец! Он, вроде как, просто лечит, так что, губу закатай!