Моё сердце в тебе бьётся
Шрифт:
Не оценила, не сменила, а только еще раз прошлась по мне бульдозером из слов и оскорблений. И меня понесло, не остановить. Вот только я ее больше не трогал, ни единого слова не сказал в ее сторону, зато сделал так, что ни один мальчик больше не смел на нее позариться.
Хладнокровно и целенаправленно. Я знал, что именно делал и зачем.
Против толпы не попрешь. Против меня тем более.
Но я был глуп и слеп, чтобы понять очевидную вещь – чтобы я не сделал моя Алёна никогда не попросит меня о помощи, не выкинет белый флаг, не сделает ничего из того, на что я в тайне так надеялся.
Я
Пока не стало слишком поздно что-то переигрывать.
Безобидные шутки перешли черту, а меня разнесло от ярости, когда в школьный чат для избранных слили видео, на котором на Княжину выливают целое ведро грязной, протухшей воды. Из-за меня. Потому что именно я запустил этот маховик травли.
Я уже был дома, когда в чате, словно гиены на выгуле, одноклассники начали обсуждать новую забойную издевку над Алёной. И провернула это все девчонка, с которой я тогда на кой-то хрен начал встречаться. Сейчас я даже не вспомню как ее звали. Но четко могу сказать одно – я был с ней, трогал ее, целовал и испытывал какой-то извращенный кайф от того, что Княжина смотрит на нас, кривится и отводит глаза в сторону.
Мне в то время казалось, что я только за счет этих эмоций и живу. Я не мог допустить ее равнодушия, иначе бы просто сдох. Без шуток.
А после я бежал к школе, как на пожар, а потом сидел на лавочке и ждал, когда же она выйдет, совершенно точно зная, что Алёна в это самое время отмывает от грязи свои шикарные волосы, запершись в туалете на первом этаже. Я страшно переживал за нее. Помню, у меня даже руки тогда тряслись от страха, что ее сломали этой злой, отвратительной во всех смыслах, шуткой.
Но, когда она наконец-то вышла, то лишь окинула меня взглядом, полным ненависти, и пошагала в сторону дома. И ни слова. Просто полное понимание в глазах, что все это с моей подачи.
Точка.
А я же лишь шел следом, как побитая собака, и совершенно не мог допетрить, от чего мне так хреново.
Но пацанам в классе категорически запретил в сторону Алёны даже дышать. И девку ту бросил сразу же. Максимально жестко. Смотрел как она рыдает и улыбался. Вот только не оценил, что женская ненависть обернется мне боком.
И если бы Княжина только разрешила мне закрыть ее своим плечом. Но нет! Она будто бы знала куда бить. И тогда я пообещал себе, что больше никогда не сделаю шага ей навстречу, как бы я того на самом деле не хотел. Ах, знал бы я тогда, сколько раз я буду наступать себе на горло. Из-за нее.
– Ты такое же ничтожество, как и они все, – сказала она, а у меня внутри будто бы все умерло.
«Ты такое же ничтожество, как и твоя мать…»
Сколько раз я слышал это от отца? Не счесть. Но получить такое от Алёны было смерти подобно. Она хладнокровно и мстительно убила во мне все то человеческое, что только-только проклюнулось в моей душе.
Но не подумайте, я ее не виню, что оказался больным уродом. Нет! Просто пытаюсь анализировать почему я пробил дно и продолжил свое моральное падение. И я мог бы спасти ее от всех бед, но не сделал ни хрена, а только
безучастно, но с болью в сердце, смотрел на ее мучения.Увы, но в то время я совершенно себя не понимал. Пытался сотни раз разобраться, копался в своей черной, гнилой душе, но не видел дальше собственного носа. Пока перспектива потерять мою Алёну не замаячила на небосводе жизни.
Вот тогда-то до меня наконец и дошло, а потом и оглушило. Только было уже катастрофически поздно…
25.1
POV Никита
Я знал, что работа отца двадцать четыре на семь, рано или поздно, но даст свои плоды. Но не ожидал, что это случится так быстро. Что купится новая квартира в центре, а за городом, у залива, начнет строиться огромный дом в два этажа. Но все случилось так стремительно, а потом отец поставил меня перед фактом: следующий учебный год я буду грызть гранит науки в новой школе, поближе к новому дому.
Сказать, что я труханул, ничего не сказать.
Метался как раненый зверь в клетке, скулил, выл. Все не мог разобрать, где именно у меня болит, свербит и ноет. А потом седьмой класс подошел к концу, и мы с отцом переехали.
Вот тут и началось самое веселье. Я лаялся с родителем почти каждый божий день. Меня бесило всё! Просто всё вокруг! Спустя неделю я подрался с местной шпаной. Спустя еще одну затеял драку уже в хоккейной коробке. Затем чуть не разбил лицо лучшему другу. Благо Решетов уже тогда понимал, что я слегка двинулся головой из-за своей Алёны, а потому просто молча смотрел как я все больше и больше тону в панике, из-за того, что теряю возможность держать девчонку в поле зрения.
– Ты не переживай, Соболь, присмотрю я за твоей Княжиной.
Короче. Зря он это сказал. Чуть все зубы ему не повыносил к чертям собачьим. А этот придурок только ржал как конь и пытался меня успокоить.
Вот только бесполезно!
Мысли нон-стопом закрутились в моей голове. Черные. Смрадные. Ядовитые.
Алёна! Моя Алёна и рядом с ней кто-то, подобный Решетову. Уверенный в себе. Пробивной. Бесстрашный. И Княжина посмотрит на него, а потом и пойдет за ним, пока я буду протирать штаны в другой школе, вдали от нее.
Вашу ж мать! От этой перспективы мне хотелось крушить все вокруг или сломать кому-нибудь челюсть.
Или сдохнуть…
В конце июля отец поведал, что на нашу старую квартиру нашелся покупатель. И вдруг выдал, что решил сам поехать на показ. А я будто бы воздуха свежего глотнул.
Нервы зазвенели, в голове поплыл туман, и я весь аж затрясся от мощного выброса адреналина в кровь.
– Я с тобой поеду, – не своим голосом прокаркал я тогда.
Но отец только пожал плечами и согласился.
А там уж я как коршун кружил вокруг дома, смотрел на Алёнкиных дворовых подружек, видел, как ее мать моет крыльцо соседнего подъезда. Но ее самой не застал. И чуть не сдох от острого, прошившего все тело, разочарования.
В тачку к отцу сел, злой как сам демон преисподней. Бурлил минут двадцать на обратной дороге, а затем слова сами вырвались из меня:
– Пап, ты меня не переводи в другую школу, ладно?
– Не понял, – покосился он в мою сторону, – Никита, я насчет тебя уже с элитной частной гимназией договорился.