Мое темное желание

Она сняла туфли на каблуках, аккуратно сложила туфли Malone Souliers и поставила их рядом с дверью.

Вокруг ее горла обвился шарф Hermes, призванный укрыть нежную кожу от солнца.

Она развязала его, завязав шелк в модный браслет на запястье.

Я поджал губы, подавляя гримасу. Как будто моя мать лично ее воспитывала.

— Я не отниму у тебя много времени. — Слова прозвучали с практической легкостью, как будто их произносили десятки раз. Сколько свиданий вслепую пришлось пережить Эйлин, чтобы достичь такого уровня роботизированности? — Если ты можешь одолжить мне ожерелье, я уже иду. Я сообщу нашим матерям, что мы поговорили и пришли к выводу, что наши планы на будущее не совпадают. Однако я была бы признательна за ожерелье. Сегодня вечером состоится благотворительный вечер в честь святого Иуды, и твоя мама будет задавать вопросы, если я его не надену.

Я хотел только одного: отправить ее в веселый путь и уйти из моей жизни с этим ожерельем.

Но я дал обещание жениться на выбранной мамой невесте, а Эйлин была полным набором. Пиньята с хорошими манерами и превосходным воспитанием.

— Не хочешь сначала осмотреть дом? — спросил я сквозь стиснутые зубы. — В конце концов, ты же проделала весь этот путь.

Мы стояли в восьми футах друг от друга, и никто из нас не хотел преодолевать это расстояние.

— О, правда. Я не хочу навязываться.

Перевод: пожалуйста, не заставляй меня страдать еще секунду.

— Ты не навязываешься. — Мои губы едва шевелились, пока я говорил. — Фондовый рынок закрывается через пятьдесят минут, а я уже отработал сегодня.

Она уставилась на меня так, словно я только что заявил, что каждый вечер купаюсь в кошачьей моче, чтобы расслабиться.

— Ты заканчиваешь рабочий день в четыре?

— Я работаю все часы дня, — уточнил я. — И по ночам. — На случай, если ты когда-нибудь захочешь попросить у меня хоть немного времени в качестве жены.

— Ты всегда такой расслабленный? — Она нахмурилась, но потом разгладила свое выражение лица.

Я не стоил того, чтобы морщиться.

— Только сегодня. — Я заставил себя улыбнуться, и во рту у меня взорвался кислый вкус. — Ну что? Не хочешь присоединиться ко мне?

Эйлин слегка напряглась, выдох пролетел мимо ее губ, слишком поспешный.

Очевидно, она надеялась, что я не стану спрашивать.

— Я приму экскурсию, спасибо.

Она не хотела быть здесь так же, как и я не хотел, чтобы она была здесь. Тот факт, что мне не придется оттаскивать ее от себя, странно успокаивал.

Быстро кивнув, я повернул голову в сторону восточного крыла.

Мы прогуливались на значительном расстоянии друг от друга, и я рассказывал скучные анекдоты и факты о каждой комнате и предметах искусства, украшавших ее.

Эйлин кивала в нужные моменты, делая вид, что ей не все равно, но я часто ловил ее на том, что она проверяет свои тонкие кожаные Cartier.

Я мог бы сделать хуже, чем жениться на человеке, который не хотел бы находиться со мной в одной комнате. На самом деле, я предпочитал это альтернативе.

Отбиваться от нуждающейся жены казалось новым кругом ада.

Когда мы шли в столовую, я заметил Фэрроу. Как же я хотел предоставить ей свободу в первый день.

Она стояла на коленях в коридоре и оттирала стойкое пятно грязи с фарфоровой плитки.

Я уже привык видеть ее в таком состоянии — потная, с птичьим гнездом на голове, одежда в пятнах от обесцвеченных пигментов.

Она выглядела жалко. Продукт бедности и истощения. Полная противоположность мне и моей благовоспитанной гостье.

И, как я понял впервые, она была так чертовски красива, что у меня перехватило дыхание.

С ее резкими чертами лица, золотистыми волосами и искрящимися голубыми глазами. А отросшая челка — немного волнистая и неуправляемая — делала ее похожей на крутую девушку с двойного разворота Vogue.

Эта мысль поразила меня.

Я никогда не восхищался людьми.

И уж точно никогда не восхищался ими за что-то столь временное, как их красота.

Это хорошо. Это нормально.

Пока ты помнишь, что она — средство достижения цели, а не реальная трехмерная личность, ты можешь восхищаться ее внешностью.

Чтобы доказать свою правоту, я обошел ее стороной, словно она была лужицей блевотины, и с усмешкой посмотрел на нее, пока вел Эйлин по коридору.

— Ты пропустила место.

Фэрроу подняла на меня глаза, несомненно, мысленно укоряя меня.

— Извините, босс, но вы — постоянный гость.

Вот она.

При ее словах Эйлин издала тоненький вздох и повернулась, чтобы посмотреть между нами.

Я остановился на перекрестке между столовой и гостевым крылом, не сводя глаз с моей новой экономки.

— Мистер Сан для тебя.

Фэрроу прислонилась к стене и сдула прядь волос с глаз, оценивая нас с Эйлин.

Ни одна ее часть не выглядела пристыженной или расстроенной тем, что ее увидели в таком виде. У наших ног. Натирая пол до блеска.

Она наклонила подбородок и оскалилась в зубастой ухмылке, направленной на Эйлин.

— Он сказал тебе, что он отстой в Го?

Из ее уст это прозвучало так, как и предполагала мама: "Го" было кодом для чего-то другого, а она только что обвинила меня в том, что я плох в постели.

Эйлин вскинула брови к линии роста волос, ее тонкие пальцы поцеловали ключицу.

— Ты позволишь ей говорить с тобой в таком тоне?

— Надеюсь, что нет. — Фэрроу взяла тряпку и продолжила оттирать. — Я мечтаю, чтобы он меня уволил.

Удивительно, но мне захотелось поучаствовать в ее влажных мечтах.

На самом деле мне трудно было представить, чего бы я хотел больше, чем смотреть на нее с раздвинутыми ногами, обнаженную, показывающую мне, какая она мокрая.

Я официально сошел с ума. Я плыл глубоко в мутные, неизведанные воды с этими чужими мыслями и неконтролируемыми желаниями.

С тряпки на мой босой палец попало пятнышко грязной воды, которую она тщательно вытирала. Мое веко дернулось.

Она взмахнула ресницами, одарив нас ангельской улыбкой.

— Не говоря уже о том, что он покушался на меня. Потому что это он тоже сделал. Он говорил тебе, что ему нравятся метательные ножи?

Я собирался убить ее.

Но сначала я собирался ее трахнуть.

Потому что — и это было важно — по неизвестной причине она казалась единственной женщиной, с которой я мог даже подумать о близости.