Мое волшебное чудовище

Природу, – говорю, – засрали всю! Хорошо еще, – говорю, – что есть где и на холмике можно присесть, и чего не то выпить и съесть!

Да, с природой у нас действительно непорядок, – улыбнулась Марфа, а сама стерва украдкой гондон из сумки вытаскивает, да мне и показывает, да подмигивает, мол, вставай, да иди за мной дурень этакий!

И в самом деле сама встает, и вроде как в лесок идет, а мне ручкой исподтишка подмахивает. А Рыжушку мою чего-то с вина всю разморило, и уснула она быстро на травке-то.

Ну, я тогда встаю и иду как дурень за этой Марфой, в лесок захожу, и тут же серьезно так спрашиваю ее:

Чего ты, – говорю, – Марфа, в руках гондоном-то вертишь? Али сказать мне чего желаишь?!

Хочу, – говорит Марфа, – тебя, – говорит, – Тихон, хочу! Ой, как захотела! – и ну обнимать, целовать меня.

Да что ты, – говорю, – дурища! У меня, – говорю, – уже Рыжушка есть!

Да, ладно, Тихон, ты что не мужик что ли? – смеется Марфа. – Или с головкой у тебя что-то не так? Я ведь Рыжушке твоей ничего не скажу! А так, можешь ее нисколечко и не боятся, она ведь все равно, – говорит, – если проспится, так только к следующему утру!

– Ах, ты, – говорю, – ведьма! – и как задрал ей юбку, как повалил животом на землю, а она сразу притихла, ножки свои сразу раздвинула, трусики свои приспустила, да сзади глазки свои хитрые ручками зажмурила, и ждет меня, кукла потасканная!

А я как крапивы целый пук нарвал, да как принялся её по жопе —то хлестать! А она:

Ой, Тихон, ой, прости, ой, не надо!

А я ее по жопе и крапивой, жгучей, мелкой, и от всей, как говорится, души! Наверное, целый час хлестал, от пучка уж ничего и не осталось, а я ее ведьму такую все хлещу и хлещу по жопе-то!

Потом из леска на бережок выхожу. Гляжу, и глазкам своим не верю, сидит моя Рыжушка у костра, да винцо красенькое попивает, да на меня с улыбочкой поглядывает.

С тобой, – говорю, – Рыжонок, все в порядке-то?

Со мной-то, – говорит, – все в порядке, а вот что ты такой красный, Тихоня?!

Да, это, – говорю, – давление, наверное, у меня очень высокое! Запор, видишь ли, был небольшой, вот оно и подскочило, окаянное!

Ишь ты, Тихоня, – удивилась Рыжушка, – ты же молодой еще!

Ой, Рыжонок, – говорю, – сейчас и молодые все, как старики стали! Это все потому что экологию нарушили!

Да, что там говорить, Тихон, засрали мы природу! – кричит мне уже Марфа, выскочившая из леска, да с такими злющими глазами! Горят аж как фонари на столбах!

И то верно, – говорю, а сам Рыжуху свою обнимаю да целую, а вскорости и Альма к костру пожаловала, колбаску Марфы всю, что на травке лежала, сожрала и довольная такая разлеглась у наших ног.

Чтой-то, – говорю я Марфе, – она и не боится больше вас?! Или на нее не действует ваш сглаз?!

Да, ну вас к черту! – разобиделась Марфа и прыгнула в свою резиновую лодку, да и укатила от нас вниз по течению.

Что это такое с ней? – удивляется Рыжушка.

Не иначе, – говорю, – как от огня нашего ее в жар бросило! – а сам в усы усмехаюсь, да бородку поглаживаю.

Чай, с зимы уже не брился!

Ну, точно от огня, – смеется Рыжушка, а сама, шельма, так жуликовато мне подмигивает, что я сам не удержался от хохота, повалился с ней в травку и катаюсь с ней, родимой, а Альма прыгает вокруг нас, лает, обрубком своим машет, и соловей опять трельки свои разучивает, небось тоже, шельмец, влюбился!

Глава 38

Встреча двух сестер

Солнце уже было высоко в своем зените, когда нас разбудил Палыч.

Ну, вы и сони, – сказал он, разглядывая нас с глупой улыбкой.

А куда нам торопиться-то?! – спросила его Клара, все еще продолжая лежать со мной под елью.

Надо бы вернуться к тому роднику, который я нашел, – вздохнул Палыч, – там мы можем и водицы попить, и первоцветов поесть.

Чтобы опять отравиться?! – ехидно усмехнулась Клара.

Со мной—то вы не отравитесь, – авторитетно заявил Палыч, – уж что-что, а растениями я столько лет увлекаюсь, а уж тем более весенними первоцветами! И кроме всего прочего, от этого родничка вниз сбегает по холмам ручей, и я уверен, что если по нему идти, то можно дойти до речки.

До какой еще речки?! – спросили мы с Кларой, уже поднимаясь из-под елки.

До Осетра, – ответил Палыч, – а на Осетре очень много деревень, и от них уже можно вернуться в наши Луховицы.

Ну, что же, как местному аборигену мы, пожалуй, вам доверимся, – засмеялась Клара, хватая меня за руку.

Вы уж, Палыч, не обижайтесь на нее, – сказал я, заметив на его лице кислое выражение, – просто Клара любит пошутить!

Да я и сам люблю пошутить, – фыркнул Палыч, и неожиданно зайдя с другой стороны, что-то зашептал на ухо Кларе, и та вдруг залилась надрывным смехом.

А вы я вижу, шутник, – уже обиженно взглянул я на Палыча.

Ну, что уж тут поделаешь, раз планида у меня такая, – развел руками Палыч, продолжая вести нас за собой по лесу.

Ну, не обижайся, милый, – шепнула Клара и поцеловала меня в щеку.

Что он хоть там тебе нашептал? – стал допытываться я у Клары, когда Палыч опередил нас на несколько шагов.

Сказал, что мне очень повезло, что я нашла такого классного мужика как ты, – улыбнулась Клара.

И ты из-за этого чуть не надорвала свой живот?! – подозрительно взглянул я на нее.

Да, представь себе, что именно так он мне и сказал, – уже обиженно вздохнула Клара.

Что-то вы, ребятки, какие-то грустные, – обернулся на нас Палыч. На его лице расползлась такая добродушная улыбка, что мы с Кларой невольно улыбнулись.

Минутой позже, Клара хорошенько изучив мою идиотскую ревность, вдруг неожиданно стала потешаться над Палычем.

Палыч, а ваша жена не будет о вас беспокоиться ввиду вашего долгого отсутствия?! – спросила Клара, подмигивая мне как заговорщику.

Эх, Элечка, Элечка, – завздыхал Палыч, чеша затылок, – и что она обо мне теперь подумает?!

Да, но Юрий Владимирович говорил нам, что вы любите часто бродить по ночам по своей деревушке с фонарем и философствовать?! – улыбнулась Клара.