Мое жестокое счастье, или Принцессы тоже плачут

– Гриха, да расслабься – завтра заряжу своих людей, замнем по-тихому, – лениво протянул Мазей, покручивая в пальцах рюмку и рассматривая коньяк на свет. – Ты мне лучше вот что скажи – с кем это тебя видели сегодня в клубе, а?

Грач остановился напротив него и уставился в лицо приятеля с недоумением:

– Где?

– Гриха, ты меня-то не лечи, не надо, – попросил Ванька, залпом опрокидывая содержимое рюмки в рот. – Сегодня часов около шести ты приехал в клуб с какой-то телкой, сразу ушел с ней в «приватку» и пробыл там около двух часов. Потом твои охранники отвезли ее и вернулись за тобой. Скажешь, не было? Или кассетку привезти?

– Сдурел, урод?! – взвился Грач, хватая Мазея за грудки. – Ты что – и меня на камеру?! Да я… я…

– Убери руки, Гриня, и остынь, – спокойно проговорил Мазей, глядя в расширившиеся от гнева зрачки Грача. – Я просто не знал, что в «приватке» ты, а камеры всегда работают, автоматически включаются, едва кто-то входит. Так что? Не расколешься?

Григорий помолчал немного, приходя в себя, потом налил себе почти полный стакан коньяка и выпил, поморщившись. Мазей изучающе поглядывал на друга и ждал. В том, что Гришка расскажет ему, с кем был, Иван почти не сомневался – они дружили с детства, между ними было много всего, но тайн друг от друга они никогда не имели. Когда Мазей, бывший старше на три года, угодил в тюрьму за какую-то мелкую ерунду, именно отец Григория помог ему выпутаться и не получить большой срок. А когда отец умер и мать осталась одна (Гришка в то время был в армии), Иван поддерживал ее и морально, и материально, так как уже тогда начал потихоньку развивать бизнес. К моменту возвращения Гришки Мазей уже имел большую бригаду отморозков, которые контролировали рынок и несколько автосервисов, а также пару крупных гостиниц со всем, что к ним прилагалось. Они обложили данью полгорода, и Мазей по-братски предложил Грачеву долю. Однако Гришка решил, что не хочет иметь ничего общего с криминалом, и Иван взял «темную» сторону бизнеса в свои руки, предоставив Григорию право заниматься исключительно организованной им туристической фирмой. Заодно Мазей стал кем-то вроде «крыши» у своего приятеля-брата, решал все вопросы, связанные с охраной, и прочие мелочи. Но они по-прежнему были очень близки. И вот теперь брат мялся и впервые не хотел делиться чем-то.

– Понимаешь, Гриха, – помог ему Иван. – Дело не в этой телке, дело в Алене. Как с ней-то быть?

– А что – с ней? Алена – моя жена, мать моих сыновей, и это так и останется, я никогда ее не брошу, я ж люблю ее до одури. А это… так, чтобы из формы не выйти, – попробовал отшутиться Григорий, но Мазей шутку не принял.

– Я серьезно, братка. Подумай, что делаешь. Выборы на носу, развод – плохая реклама.

– Да при чем тут реклама! – отмахнулся Грачев, доставая сигареты. – Я ведь серьезно говорю – люблю ее и не брошу никогда!

– А ты не думаешь, что Алена может сама уйти? Она ведь не идиотка, рано или поздно все поймет. – Мазей тоже закурил, потянулся к бутылке и плеснул себе коньяка. – И терпеть вряд ли станет. И потом – у нее есть Витя Боксер… – в голосе Мазея появились сальные нотки, и Григорий вздрогнул.

Эта мысль не раз приходила ему в голову. А как же иначе, раз молодая, красивая женщина проводит практически все время с одиноким мужиком? Он в курсе всех ее проблем, возится с ее детьми, везде и всюду разъезжает с ней, сидит в гостиной вечерами… Верить в возможность их связи Григорий не хотел, ему не хотелось думать об Алене плохо, но фраза Мазея, сказанная противным голосом…

– Думаешь, Витька осмелится?

– А поставь себя на его место, – предложил Мазей, покуривая и потягивая коньяк. – Ты ничего не замутил бы? Да еще с такой, как твоя Алена?

– А я и замутил, – вздохнул Григорий, опускаясь, наконец, в кресло. – Как увидел ее там, в больнице, так и замутил…

Он вцепился руками в волосы и так замер, а Мазей с удивлением уставился на него.

– Тогда объясни мне, на хрен тебе головняк с этой телкой? Когда у тебя дома такая женщина, что… что…

– Но-но, аккуратнее! – предостерег Григорий, поднимая глаза. – Ты о моей жене говоришь, между прочим!

Мазей заржал и хлопнул его по плечу:

– Ладно, Гриха, ты ж понимаешь, я шучу. Но подумай о том, что я сказал. А за Кочана не волнуйся – разберусь. Накажем по полной программе, чтоб другим неповадно было подставляться. А с женой не шути, Гриха, может плохо закончиться.

– Да не учи ты меня! – взревел Грачев. – Сам как-нибудь! Займись делами лучше, а в семью мою не лезь! Думаешь, я не слышал, что ты пацанам из охраны трепал как-то?

Мазей едва не поперхнулся коньяком, чертыхнулся и отставил рюмку:

– Спятил, братка? Ты о чем сейчас?

– Да о том! Мол, Алена баба красивая, только шуганая какая-то, другая-то бы давно уже все к рукам прибрала, а этой курице только дети и нужны! – Неожиданно Грачев вскочил, схватил Мазея за грудки, поднимая его из кресла, и зашипел в самое лицо: – Если ты, паскуда, еще только раз откроешь свой поганый рот и хоть слово скажешь о моей жене – урою на хрен, понял?! Не посмотрю на твою кодлу бандитскую, не побоюсь! Я не слышу – ты понял?!

– Да понял, понял, отпусти! – прохрипел Мазей. – Чего взъелся-то? Это ж когда было!

– Когда бы ни было – услышу, потом не обижайся! А если сболтнешь Алене про пленки – ты меня знаешь, Ванька!

– На, забирай! – Иван вытащил из небольшого кейса кассету и швырнул на стол. – На досуге посмотришь, сравнишь. И не бойся – копий не делал, ты ведь брат мне.

Мазей вышел из комнаты, хлопнула входная дверь, через какое-то время взревел мотор его машины, послышался лай собак и звук открывающихся ворот. Григорий так и стоял посреди гостиной, тупо уставившись на лежащую на столике кассету. «Сволочь Ванька, да и врет он все про то, что не знал о включенной камере. Специально небось и включил, с него станется. Надо в сейф сунуть, не дай бог Алена найдет…»

Что бы ни произошло сегодня, а Алену Григорий любил, любил безумно, страстно, подумать о ней не мог без дрожи. А эта девица… ну, что ж, должен же мужик убедиться, что все еще интересен кому-то, кроме своей жены.

В спальне было темно и прохладно, жена спала, отвернувшись к стене. Григорий осторожно лег рядом, чтобы не потревожить Аленин сон, обнял ее и прижался щекой к теплому плечу. Она пробормотала что-то, переворачиваясь на спину, и Грач коснулся губами ее шеи.

– Девочка моя… – прошептал он. – Я никогда тебя не брошу, ты же моя родная…

– Врешь ты все, – неожиданно сказала Алена, садясь в постели и обхватывая колени руками. – Все врешь, постоянно – с первого дня ты держишь меня за идиотку…

– Стоп-стоп-стоп! – остановил ее Григорий, садясь напротив. – Я понял, пора поговорить серьезно, иначе мы рискуем вообще перестать понимать друг друга. Видимо, настало время… Значит, так, Аленка… я не хотел говорить тебе, надеялся, что ты не станешь интересоваться этим дерьмом… Но не учел, что вокруг люди, причем не всегда доброжелательные…

– Если ты имеешь в виду Виктора, то зря, – перебила Алена. – Он единственный, с кем вообще можно общаться в этом доме. Да и не дом это никакой, это чертова крепость, только рва вокруг не хватает и опускающегося моста! А так – стражников полно, забор кирпичный, собаки размером с волков!

– Алена, Алена, успокойся! – взмолился Григорий, прижимая ее к себе. – Девочка, я объясню тебе все, родная, только не волнуйся… Я понимаю, тебя не очень устраивает то, что твоя жизнь ограничена этим поселком, этим домом, но поверь – скоро это прекратится, захочешь – купим квартиру в городе, в любом месте, где скажешь, будем жить там… Но пока придется немного потерпеть. Ты ведь понимаешь, что скоро начнется предвыборная кампания, а это жуткая опасность, Аленушка, я не хочу подвергать испытаниям тебя и детей. Ты же умная девочка, прекрасно понимаешь, что за вами начнут охотиться журналисты, начнут задавать тебе дурацкие вопросы обо мне и моем роде занятий. Зачем тебе это?