Мое жестокое счастье, или Принцессы тоже плачут

Григорий напряженно смотрел в лобовое стекло машины, несущейся в сторону городской свалки. Молчаливые телохранители чувствовали, как от хозяина волнами распространяется в разные стороны ненависть, и от этого им было немного не по себе. Наконец показались стоящие у огромной канавы машины Мазея, и водитель тоже остановился. Грач вылез, прошелся взад-вперед, морщась от неприятного запаха гниющих отходов, мусора и еще черт знает чего. Прямо перед «Шевроле» валялся Алимов со скрученными за спиной руками и разбитым в кровь лицом. Рядом курили мазеевские пацаны, переговаривались и словно не замечали ни лежащего пленника, ни отвратительного запаха свалки. Алимов же все пытался поймать чей-нибудь взгляд, дать понять, что готов сказать все, что от него хотят, лишь бы оставили в живых. Его рот был заклеен куском скотча, это доставляло неудобства и не давало возможности говорить. Когда же в поле его зрения попал чей-то ботинок из крокодиловой кожи, Алимов попытался задрать голову и увидеть хозяина. Теперь шанс выжить был минимальный – над ним стоял сам Грачев с сигаретой в руке и задумчиво глядел на связанного. Алимов в ужасе замычал, потому что ему вдруг показалось, что сейчас Грачев воткнет окурок прямо ему в глаз, но Григорий отшвырнул бычок, присел на корточки и почти приветливо улыбнулся:

– Ну, здорово, знакомец! Вижу, ты совсем дурак, ничего не понял с нашей прошлой встречи, да? Значит, моя совесть абсолютно чиста. А теперь ты еще и на детей моих поднял свои поганые ручонки? Это уже вообще ни в какие ворота. Знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?

Алимов замычал еще громче, глаза его наполнились ужасом, а Грач, встав и отряхнув брюки, сказал Мазею:

– Неси топор, Ванька.

– Гриха… может, не надо, а? – с сомнением спросил Мазей. – Он и так скажет.

– Скажет, – согласно кивнул Грачев. – Это даже не обсуждается. Но сначала я его немного предупрежу, чтобы знал, как все пойдет, если будет дальше вылезать.

Мазей принес топор, Грачев кивнул одному из охранников, и парень начал развязывать руки Алимова. Тот понял, что сейчас произойдет, и почти визжал от страха и ужаса.

– Да будь ты хоть тут-то мужиком, – скривился Григорий, с отвращением глядя на корчащегося Алимова. – Когда лупил жену, когда нос ей ломал, когда потом пнул в живот, беременную, – не визжал небось? И когда двух маленьких детей куда-то волок – тоже не боялся? Ну и теперь заткнись! Я тебя пока не убью – подчеркиваю – пока, потому что ты мне еще нужен.

Охранник распутал-таки руки, вытянул одну вперед и взял протянутый Грачевым топор. Один взмах – и кисть отлетела, брызнув кровью из пересеченных артерий. Охранник отбросил топор и обернулся к Грачеву. Тот кивнул и приказал:

– Перетяните ему обрубок жгутом, чтобы не сдох раньше времени.

Пока охрана оказывала «помощь» скулящему от боли Алимову, Григорий закурил новую сигарету и отвернулся. Мазей вынул из багажника лопату, бросил одному из своих.

– Закопай останки и кровь тоже забросай чем-нибудь. Гриха… – обратился он к отошедшему на несколько метров от машин Грачеву. – Не подохнет он у нас по дороге-то?

– Не подохнет. Такие твари живучие, Ванька. Ну, что вы там возитесь? Ему пластическая операция без надобности! – крикнул Григорий охранникам, и те наскоро забинтовали перетянутую жгутом культю. – Ну, теперь давай пообщаемся.

Григорий сел на раскладной стул, заботливо поставленный для него Мазеем, жестом велел освободить рот пленника и негромко задал первый вопрос:

– Ну, что, хорек, куда вы дели моих детей?

– Я… я не знаю… – пробормотал Алимов, кривясь и подвывая от боли. – Правда, не знаю…

– Но ты помог найти Алену в квартире матери? – уточнил Грачев, и Алимов обреченно кивнул. – Ну, херувимчик просто! Ведь я же тебя предупредил еще в прошлый раз – держись подальше от моей жены! Было? Было. Так какого черта тебя понесло к Коню в бригаду, ты, полудурок?

Алимов молчал. Не рассказывать же про финансовые проблемы и про способы их решения…

– Так и что мы будем делать с тобой, хорек бестолковый? – поинтересовался Григорий, глядя в глаза Вадима. – Здесь тебя зарыть или подальше в лес вывезти и бросить?

– Не-не надо… – простонал Алимов, подползая к Грачеву и пытаясь встать на ноги. – Я… я знаю, где могут быть… дети… Если вы пообещаете не убивать меня…

– Ты еще торгуешься?! – удивился стоящий за спиной Грачева Мазей и ткнул Алимова ногой в лицо, опрокинув набок. – Ты скажешь нам все и безвозмездно. А потом уж поговорим про твою никчемную жизнь.

– Грузите его в машину, – распорядился Грачев, поднимаясь со стула. – Будешь сидеть тихо – поживешь. Нет – пацаны зарежут тебя прямо в тачке, понял? Говори, куда ехать.

– Я покажу…

– Прекрасно. Дима, – обратился Григорий к одному из охранников. – Сядешь рядом с ним, если вдруг он начнет фокусничать – перо в бок и в ближайшую канализацию.

– Сделаю, – кивнул Дима, доставая из кармана финку и демонстрируя ее Алимову. – Войдет меж ребер как в масло, охнуть не успеешь.

– Я по-понял… – прошептал Алимов, понимая, что церемониться с ним никто не станет, после отрубленной кисти пырнуть финкой в бок уже вообще труда не составит. Как никогда, остро захотелось жить… Уехать отсюда, сбежать, скрыться, чтобы не слышать больше ни о Коне, ни об Алене, ни о ее муже, – бежать, бежать куда глаза глядят, не оглядываясь, не вспоминая… Только бы выжить, выжить… Эта мысль билась в виски, заполняя собой все сознание, заставляя думать только об одном – выжить…

Алимов примерно знал место, куда собирались везти детей подручные Коня. Это был небольшой домик в дачном поселке километрах в ста от города, там жила чья-то старая родственница, и именно ей Конь планировал поручить заботу о малолетних заложниках. Вадим слышал краем уха название поселка и улицу, однако номер дома не знал. Именно это он, торопясь и давясь словами, и выложил, сидя в машине между двумя здоровыми парнями. Мазей, развалившийся на переднем сиденье, хмыкнул:

– Ну, номер дома не проблема, поселок небольшой, сейчас там еще мало народа живет, не лето. Найдем.

Он достал телефон, позвонил сидевшему во второй машине Грачеву, сообщил, что они оторвутся и поедут вперед, чтобы быстрее найти дом. Убрав трубку в карман, Мазей повернулся к Алимову, подмигнул и сообщил веселым голосом:

– Повезло тебе, хорек! Вместо живого щита пойдешь, если что – тебя первого твои дружки и оприходуют. Чего сквасился? Улыбнись – жизнь штука веселая!

Охранники заржали, а Алимов почувствовал, как по спине вдоль позвоночника струится ледяной дорожкой пот. Перспектива стать прикрытием для Мазея и его быков не обрадовала, а в том, что первая пуля достанется именно ему, Вадим не сомневался. Не свои шлепнут, так идущий сзади Мазей. Сейчас Вадим очень жалел о том дне, когда впервые после развода встретился с бывшей женой, сказал ей первое слово, вообще заметил, что она существует. Что стоило тогда, в клубе, промолчать и сделать вид, что не узнал… Но теперь-то что…

«Шевроле» притормозил в самом начале Ромашковой улицы, охранники вылезли и выволокли Алимова, Дима взял его за локоть, а правую руку с крепко зажатой в ней финкой приставил к боку, как раз в область печени.

– Ну, пошли, партизан, – усмехнулся Мазей, пристраиваясь в хвост импровизированной «змейки» и перемещая пистолет из кобуры под мышкой в карман кожаного пальто.

Они медленно шли по пустынной улице мимо домов с закрытыми ставнями. Никаких признаков жизни, никого… Только следы от машины – две глубокие колеи, заполненные грязной водой.