Могикане Парижа

– Очень может быть, но теперь ее там нет.

– Ах ты, господи! – вскричала Демаре, воздевая глаза и руки к небу. – Да уверены ли в том, что говорите?

Жюстен достал листок, который принес ему Баболен.

– Вот прочтите, – сказал он.

Мадам Демаре быстро пробежала записку глазами.

Она узнала почерк девушки, зашаталась и вытянула руки, чтобы удержаться.

Жюстен подхватил ее и усадил в кресло.

– Ах! Если это правда, то я должна на коленях просить у вас прощения за ваше горе! – проговорила она.

– Это правда, – подтвердил Жюстен, – но не станем падать духом, по крайней мере, до тех пор, пока не увидим, что помочь этому горю невозможно.

– Но что же делать? Что делать? – стонала она.

– Прежде всего нужно ждать, а до тех пор следить, чтобы никто не входил ни в комнату Мины, ни в сад.

– Ждать?! Кого или, может быть, чего?

– Полицейского агента, который будет через час здесь.

– Что? – с испугом спросила Демаре. – Сюда…? Полиция?

– Разумеется.

– Да ведь если здесь побывает полиция, все заведение мое погибло!

Этот эгоизм глубоко огорчил Жюстена.

– Но как же быть иначе, сударыня? – спросил он холодно.

– Если есть возможность, то избавьте меня от скан дала.

– Я не знаю, что вы называете скандалом! – возразил Жюстен, нахмурив брови.

– Как, вы не знаете, что я называю скандалом? – вскричала начальница, всплескивая руками.

– Скандалом, сударыня, я называю то, что женщина, которой моя мать поручила свою дочь, требует, чтобы я молчал, когда я прошу ее об обратном.

Ответ был так меток, что мадам Демаре совершенно растерялась.

– Да, но после этого все матери отберут у меня своих дочерей, – проговорила она сквозь слезы.

– А я, сударыня, будь на месте вашего судьи, я приказал бы написать над дверьми вашего пансиона такую вывеску, которая отбила бы у каждого охоту даже заглядывать в него! – вскричал Жюстен, которого возмущал эгоизм этой женщины, которая, видя его тяжкое горе, тем не менее, думала только об интересах своего заведения.

– Но ведь вред, который вы мне нанесете, вашему горю не поможет.

– Это верно, но он принесет уже ту пользу, что с другими не случится того, что со мною.

– Ах ты, господи! Ну, хоть ради той любви, которой я всегда окружала Мину, не губите меня!

– Ради того доверия, которое я всегда имел к вам, сударыня, не просите меня ни о чем!

В выражении лица Жюстена сказывалась такая не преклонная решимость, что мадам Демаре поняла: на деяться ей больше не на что.

Она вдруг проявила полнейшую покорность.

– Пусть будет по-вашему, – сказала она. – Я молча перенесу это испытание. Жюстен кивнул головой, как бы говоря: это самое лучшее, что она может сделать.

Несколько минут оба молчали.

– Позвольте и мне предложить вам несколько вопросов, – сказала, наконец, мадам Демаре.

– Сделайте одолжение.

– Каким образом объясняете вы исчезновение Мины?

– Теперь я этого еще не знаю. Но полиция сообщит мне о результатах своих розысков.

– А вы уверены, что она исчезла против своей воли?

При этом оскорблении его невесты сердце Жюстена болезненно сжалось.

– Как вы, женщина, которая знает ее целых шесть месяцев, можете предлагать мне подобные вопросы? – вскричал он.

– Я хотела сказать этим: уверены ли вы в ее любви?

– Да ведь вы читали ее письмо. Кого зовет она на помощь?

– Значит, ее увезли насильно?

– Без всякого сомнения.

– Но ведь это положительно невозможно! Окна запираются у нас очень крепко, а стены такие высокие… Наконец, Мина могла кричать.

– Да, но вы забываете, что лестницы есть для всяких окон и платки для всяких ртов.

– Были ли вы в комнате Мины?

– Нет, не был.

– Да ведь это первое, что вам следовало сделать! Пойдемте туда сейчас же.

– Напротив! Прошу вас, не ходите туда!

– Однако ведь только там мы можем узнать точно, что ее там нет.

– Но это письмо…

– А что если по каким-нибудь темным соображениям, которых я, разумеется, не знаю, письмо это фальшивое и прислано вам нарочно, а Мина преспокойно пребывает в своей комнате.

Жюстена точно ослепило.

Он был до того сбит с толку всеми этими происшествиями, что даже эта безумная надежда была желанной гостьей его сердца, и он, вопреки совету Сальватора, решился пойти в отдельную комнату Мины.

Подойдя к ее двери, мадам Демаре тихонько постучалась, но, не получив ответа, начала стучать сильнее, затем вовсе забарабанила. Ответа опять не было.

Она попробовала открыть дверь силой, но это ни к чему не привело, – комната была заперта изнутри.

Начальница предложила послать за слесарем, но Жюстен, которого это разочарование довело до прежней степени отчаяния, вспомнил советы Сальватора и наотрез отказался.

– Так пройдемте, по крайней мере, в сад и посмотрим, нельзя ли увидеть чего-нибудь сквозь окна? – сказала мадам Демаре.

– Вы забываете, что вход в сад теперь строго воспрещен! – сказал Жюстен.

– Даже мне?

– И вам, как всем остальным.

– Однако позвольте, я у себя в доме – хозяйка!

– Ошибаетесь, сударыня. Повсюду, куда вынужден проникнуть закон, хозяином делается он, и именем закона я запрещаю вам входить в сад.

Он запер дверь на два оборота ключа и положил его к себе в карман.

Мадам Демаре очень хотелось закричать, позвать на помощь и, если представится надобность, выпроводить Жюстена даже при содействии полицейского комиссара; но она вовремя сообразила, что этот кроткий человек мог действовать с такой твердостью и уверенностью, только рассчитывая на сильную поддержку, а потому и воздержалась.

Жюстен стоял перед нею, опираясь на дверь.

– Долго вы думаете стоять здесь, как часовой? – спросила она.

– До тех пор, пока не приедут люди, которых я жду.

– Откуда же они явятся?

– Из Парижа.

– В таком случае, позвольте мне оставить вас здесь одного на несколько минут.

– Сделайте одолжение.

Жюстен поклонился.

Мадам Демаре вернулась в свою комнату, наскоро оделась, открыла окно и принялась смотреть на парижскую дорогу.

Приблизительно полчаса спустя она увидела карету, которая резко подкатила к пансиону и остановилась.