Могила девы
Шрифт:
— С карамельными крошками и ореховыми пастилками, — эхом ответила Анна своей младшей на тридцать с чем-то секунд сестре. — Как в кафе-мороженом «Френдлиз».
И опять Мелани не нашла что сказать.
— Я не такой ресторан имела в виду. Фантастический ресторан. — Киэл не понимала, почему никого не вдохновило ее предложение.
Сьюзан широко улыбнулась.
— Решено: идем в фантастический ресторан. Всем бифштекс, пирог, черный кофе. Филистерам вход воспрещен.
Внезапно двенадцатилетняя Джойслин истерически разрыдалась и вскочила на ноги. Миссис Харстрон тут же поднялась, обняла толстушку, прижала к
— Всем на пирог взбитые сливки.
Сьюзан поглядела на нее.
— Вы все еще готовы выйти на сцену?
Молодая учительница, посмотрев на ученицу, улыбнулась и кивнула.
Миссис Харстрон метнула беспокойный взгляд в сторону главного помещения бойни, где стояли мужчины и, склонив друг к другу головы, о чем-то совещались.
— Может, Мелани еще раз прочитает свои стихотворения?
Мелани кивнула, но вдруг поняла, что все позабыла. Она готовилась прочитать со сцены два десятка стихов, но в голове осталось только первое четверостишие ее «Птиц на проводах». Она снова подняла руки.
Восемь серых птичек сидят на проводах в темноте. Ветер холодный — разве это хорошо? Расправили птички крылья И взмыли к клубящимся облакам.— Правда, красиво? — спросила Сьюзан, глядя на Джойслин.
Девочка вытерла лицо рукавом широкой блузки и кивнула.
— Я тоже пишу стихи! — воскликнула Киэл. — У меня их пятьдесят, нет, даже больше. Про Чудо-женщину и Человека-паука. Про Людей Икс, Джин Грей и циклопов. Шэннон читала их.
Шэннон кивнула. На ее левом предплечье красовалась татуировка, сделанная фломастером: девочка изобразила Гамбита, одного из Людей Икс.
— Прочитай нам что-нибудь, — попросила Сьюзан.
Киэл, немного подумав, призналась, что ее стихотворения еще нуждаются в доработке.
— Почему в вашем стихотворении птички серые? — поинтересовалась Беверли, жестикулируя так порывисто, словно хотела высказаться прежде, чем ее настигнет новый приступ астмы.
— Потому что в каждой из нас есть немного серого. — Мелани изумляло, что девочки общаются друг с другом, будто забыв о том, какой ужас окружает их.
— Если это о нас, я бы хотела быть красивой птичкой, — проговорила Сузи, и ее сестра кивнула.
— Могли бы сделать нас красными, — предложила Эмили, более женственная, чем другие ученицы. На ней было платье в цветочек от Лоры Эшли.
К удивлению девочек, ей ответила Сьюзан, более осведомленная во всем, чем даже Мелани. Круглая отличница, она собиралась на следующий год поступить в колледж Галлодета [13] . Она объяснила, что у птичек-кардиналов самцы красные, а самочки — коричневато-серые.
— Так ваши птички — кардиналы? — спросила Киэл, но так как Мелани промолчала, похлопала ее по плечу и повторила вопрос.
13
Галлодет,
Томас Хопкинс (1787–1851) — пионер обучения глухонемых.— Да, — ответила молодая учительница. — Речь, конечно, о кардиналах. Вы все — стайка очаровательных кардиналов.
— А не архиепископов? — Миссис Харстрон закатила глаза. Сьюзан рассмеялась. Джойслин кивнула, но явно расстроилась, что опять не она оказалась первой.
Сорванец Шэннон, любительница книг Кристофера Пайка [14] , спросила, почему Мелани не сделала птиц ястребами с длинными серебристыми клювами и когтями, с которых капает кровь.
14
Кристофер Пайк — псевдоним американского писателя Кевина Кристофера Макфадденса (р. 1954). Работает в жанре детской и юношеской литературы, а также триллера.
— Так это стихотворение о нас? — удивилась Киэл.
— Может быть.
— Но нас с вами девять, — заметила Сьюзан с неотразимой логикой подростка. — А с миссис Харстрон — десять.
— Правильно, — отозвалась Мелани. — Я могу поменять слова. — А про себя подумала: «Делай же что-нибудь! Сбитые сливки на пирог? Чушь! Бери инициативу на себя! Не сиди просто так. Поговори с Брутом».
Мелани поднялась, подошла к двери и выглянула из зала. Затем обернулась к Сьюзан.
— Что вы делаете? — знаками спросила та.
Мелани снова посмотрела на мужчин и подумала: «Нет, девочки, не полагайтесь на меня. Это заблуждение. Я не тот человек. Миссис Харстрон старше, Сьюзан сильнее. Когда она что-то говорит — слышащим или глухим, — к ней всегда прислушиваются. А я не могу. Можешь!»
Мелани ступила в основное помещение здания, и ее обдали брызги воды с потолка. Обойдя свисающий крюк для туш, она приблизилась к мужчинам. «Попрошу только о близняшках и Беверли. Кто откажется отпустить семилетних девочек? Кто не проникнется состраданием, узнав, что подросток мучается из-за приступов астмы?»
Медведь поднял глаза и, увидев ее, осклабился. Остриженный под ежик Горностай засовывал в портативный телевизор батарейки и не обращал внимания на девушку. Брут отошел от них и смотрел в окно.
Мелани постояла и обернулась назад, на зал забоя. Сьюзан хмурилась и снова спрашивала ее руками:
— Что вы делаете?
Почувствовав в ее словах осуждение, учительница ощутила себя школьницей.
— Только попрошу. Напишу слова: «Пожалуйста, отпустите малышек».
Ее руки дрожали, сердце замирало от страха. Медведь что-то сказал, и она ощутила вибрацию. Брут повернулся, посмотрел на нее и тряхнул сырыми волосами.
Мелани, перехватив его взгляд, знаком выразила желание что-то написать. Он подошел к ней, взял за руку, посмотрел на ногти, на маленькое серебряное колечко. Отпустил, взглянул Мелани в лицо и рассмеялся. Потом возвратился к товарищам и отвернулся от девушки, словно ее здесь не было.
И от этого Мелани стало хуже, чем если бы он ударил ее.
Слишком напуганная, чтобы снова подойти к нему, слишком пристыженная, чтобы вернуться к своим, Мелани стояла и смотрела в окно на патрульные машины, на пригнувшиеся фигурки полицейских и колышущуюся на ветру взлохмаченную траву.