Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Прости, – с тронувшей его искренностью сказала она. – Ты, наверное, тоже прав. Но нам с тобой, видимо, придется по-прежнему питаться в разных ресторанах. Не обижайся, если можешь, но ты не вызываешь у меня обильного слюноотделения.

И этот акцент... Господи! Ведь так действительно можно сойти с ума!

Он тронул педаль тормоза, и машина послушно замедлила ход. Около знакомого магазина, косо вклинившись в ряд припаркованных автомобилей, стоял, дробя лаковыми плоскостями неоновые блики, громадный черный джип с тонированными стеклами. По тротуару бродили крепкие молодые ребята в черных деловых костюмах и белых рубашках. Один держал перед собой какой-то прибор, пристально вглядываясь в маленький, подслеповатый экранчик. Внезапно,

развернувшись всем корпусом в сторону урны, он указал на нее рукой. Его товарищи бросились на несчастную емкость для сбора мусора, как гончие на зайца, и остались позади, заслоненные росшими на газоне деревьями.

– Теперь понял? – негромко рассмеявшись, сказала женщина и выбросила в щель приоткрытого окна длинный окурок.

– Охрана банка? – спросил он, хотя и сам понимал, кого только что видел.

– Да. Взломать любую компьютерную систему – не проблема. Проблема в том, чтобы тебя при этом не сцапали. И не хмурься, пожалуйста. Надо же дать людям повод немного размяться!

– А заодно доставить себе удовольствие.

– Да, заодно. А что, тебе не понравилось? Они были такие забавные!

Ему захотелось сказать, что такая сомнительная забава вряд ли стоила того, чтобы выкидывать на ветер без малого три тысячи зеленых. Но он промолчал, поскольку ему ни капельки не улыбалось быть обвиненным в мелочности.

– Мне кажется, без этого можно было обойтись, – все-таки сказал он.

– Да, – немедленно ответила она и, сняв наконец с головы свое кепи, небрежно швырнула его через плечо на заднее сиденье. Осветленные волосы тяжелой волной упали на щеку, и она, тряхнув головой, отбросила их назад, снова заставив его сердце учащенно забиться. – Компьютер и телефон можно было просто выключить, и они бы нас потеряли. Мне просто хотелось посмотреть, как они забегают. Мне это нравится, как тебе нравится вспарывать людям животы.

– Я этим не для собственного удовольствия занимаюсь, – буркнул он.

– Правда? Ну, тогда и я тоже. Не забывай, я только что нашла энклагшон. И никого при этом не зарезала. А ты перебил целую кучу народа и ничего не нашел. Так кто из нас работал, а кто развлекался?

– Я не виноват, что тот псковский торгаш не знал даже имени человека, которому продал крест! – агрессивно, поскольку в ее словах содержалась изрядная доля неприятной для него правды, огрызнулся блондин.

– Может, и не знал. Но что-то он знал наверняка: номер контактного телефона, электронный адрес... Ведь не случайный же прохожий вынул из кармана и отдал ему за краденую вещь пятнадцать косых! Они как-то поддерживали связь, и этот антиквар, конечно же, мог тебе об этом рассказать. Но тебе было не до разговоров. У тебя чесались руки!

– Не говори, чего не знаешь, шлюха нерусская, – процедил он.

– О, вот уже и шлюха! Я тебя задела, да? Фехтовальщики – те, что фехтуют на эспадронах, – в таких случаях говорят "туше" – "коснулся". А ты, значит, подобрал русскоязычный эквивалент...

Он не все понял насчет эквивалента, но решил не уточнять. Пока, для разнообразия и чтобы увести разговор подальше от своего просчета, который действительно имел место, он решил уточнить кое-что другое.

– На эспадронах? – переспросил он.

– На саблях. Это единственный из трех видов фехтовального оружия, которым не только колют, но и рубят. Из-за этого его трудно электрифицировать.

– А зачем его электрифицировать? Это ж не электрошокер...

– Ты никогда не видел спортивной шпаги или рапиры вблизи? Нет? В наконечнике кнопка. Два тоненьких проводка тянутся вдоль лезвия по специальному желобку. Под гардой – это чашка, которая защищает руку, – находится разъем. Туда вставляется вилка электрического провода, который пропущен через рукав фехтовальщика, под курткой, и сзади присоединен к другому разъему, который пристегнут к куртке с помощью обычного карабина. От этого разъема тянется дли-и-инный провод, намотанный на установленную в конце фехтовальной дорожки

катушку. А еще один провод протянут от этой катушки к прибору, который называется электрофиксатор, потому что фиксирует уколы. Уколол ты – загорелась зеленая лампочка, укололи тебя – красная. Ну, или наоборот. Это если говорить о шпаге. В рапире еще сложнее, там засчитываются только уколы в корпус, а когда колешь в руку, ногу или голову, загорается белая лампа – укол недействителен...

– Это как? – не понял он.

– Рапиристы перед боем надевают специальный жилет, простеганный тонкой проволокой. В мелкую такую клеточку, мельче намного, чем в школьной тетради... Он тоже подключается к электрической сети, понимаешь? Уколол в него – загорелась цветная лампа. Уколол мимо – белая.

– А если в пол?

– А ты видел фехтовальную дорожку? Она металлическая. Соткана из тонкой проволоки и блестит, как золото. Красиво! Она тоже находится под небольшим напряжением, и, когда укол приходится в нее, просто ничего не происходит – фиксатор на такой укол не реагирует... Как, кстати, и на укол в гарду.

– Идиотские правила, – заявил блондин, опять выворачивая на Кутузовский и уверенно беря курс на родной порт. – Кнопки, лампы, провода... Выкинули бы к чертовой матери эти свои наконечники, заточили клинки, и было бы сразу видно, кто кого уколол!

– Да, гладиаторские бои официально отменили уже давненько, – согласилась она, пряча понимающую, презрительную улыбку. – Однако все это не так сложно, как кажется, когда об этом рассказываешь. Один раз разберешься, и сразу перестанешь замечать все эти провода и карабины.

– А сабля?

– А саблей рубят. Невозможно превратить в кнопку, в контакт, всю поверхность клинка. Правда, говорят, сейчас это уже как-то ухитрились сделать. Как – понятия не имею. Я сильно отстала от жизни. Годы, знаешь ли! Я ведь старая, старше тебя. Так вот, когда я была молода, саблисты, получив удар, были обязаны крикнуть: "Туше!" Тогда судья останавливал бой и объявлял счет.

– А если не крикнешь?

– Будешь жуликом. Будет стыдно. Жуликов хватает везде, и в фехтовании тоже. Некоторые ухитрялись переоборудовать свои клинки так, что ими и колоть не надо было: делаешь выпад, прижимаешь большим пальцем к гарде оголенные провода, и на фиксаторе загорается лампа: есть укол! А что противник возмущается, так это его личное дело. Спорт – это всегда агрессия, и проигравший всегда чем-нибудь недоволен...

– Лихо!

– Грязно. И неумно. Такое дерьмо всегда всплывает, и получается очень, очень некрасиво. Поэтому лучше тренироваться и, получив удар, всегда кричать "туше". А не "шлюха". Правда, в залах, где проходят женские соревнования, наслушаешься и не такого. Бои идут одновременно на нескольких дорожках, и крик стоит хуже, чем в роддоме...

– Так ты у нас, значит, фехтовальщица?

– Была. Именно поэтому тебе так нравятся мои ноги.

– Да, ноги у тебя и в самом деле...

– И потрудись впредь, получив удар, говорить "туше", а не "шлюха".

– Это еще почему? Я привык называть вещи своими именами.

– Я не вещь, и это не мое имя. Скорее уж твое. Если я, по-твоему, шлюха, попробуй меня купить. Ну, давай, предложи цену, которая меня устроит!

– Шлюх иногда просто насилуют, не спрашивая их согласия и ничего не предлагая взамен.

– Да. Но я не шлюха. Ты знаешь, кто я. Помнишь, как мы встретились первый раз?

Он, конечно, помнил. Перед его мысленным взором немедленно встала постепенно уходящая в землю готическая громада Ригас Домас, отполированная подошвами брусчатка площади и женская фигурка в белом, метущем подолом эту брусчатку платье, с венком из полевых цветов, надетым поверх темной, вороненого железа, короны с редкими, причудливой формы зубцами. Она тогда была лет на пять моложе, чем теперь, но, вешая лапшу на уши покойному Дубову, не солгала в одном: она была из тех женщин, кого годы до поры до времени только красят.

Поделиться с друзьями: