Могильный червь

– Да, мама.

(и когда это будет сделано, когда это будет сделано, ты можешь прийти ко мне, я раздвину для тебя ноги, как я сделала, когда ты родился)

(я позволю тебе заползти внутрь)

Теперь уже скоро.

Еще до рассвета.

Будет свадьба.

О, моя невеста.

Моя радость.

Все в движении, кровь заливала ему глаза, он спустился по ступенькам в могильную тьму внизу.

80

Тара медленно вышла из своего самопроизвольного обморока, ощущения вернулись к ее конечностям, нейронные пути восстановились, глаза открылись. Она чувствовала прохладную землю под собой и руки – холодные, скользкие руки – прикасающиеся к ней, расстегивающие ее рубашку. Что это было? Кто прикасался к ней?

Девушка:

– Скоро будет свадьба, и ты должна быть хорошенькой в своем красивом платье.

Этот голос. Как крик канюка.

Полностью очнувшаяся, осознающая, понимающая и наполненная слепой демонической яростью за то, что Бугимен и эта... эта девушка сделали с ней и с Лизой, Тара приготовилась, когда эти покрытые струпьями пальцы расстегнули ее блузку, коснувшись ее груди, и это зловонное дыхание могилы обдало ее горячим и холодным.

Жди своего часа.

Это скоро закончится, и ты это знаешь.

Девушка – такая простая, животное, копающееся в грязи, - подумала, что Тара мертва, поэтому она развязала ее, чтобы надеть на нее платье. Тара видела это: свадебное платье. В свете свечей оно было желтым, покрытым плесенью, древняя сорочка, саван, освобожденный от трупа.

– Хорошенькая, хорошенькая, о, ты будешь такой хорошенькой.

Это было невероятно отвратительно, но Тара не позволяла себе думать об этом. Нет, такие вещи, как отвращение, ужас и шок, теперь были отброшены. Был только животный инстинкт. Было выживание. Была охота и преследование. Ставлю ловушку и просто жду, жду, когда прыгну.

Ты развязана. Ты можешь убить ее прямо сейчас.

Но нет... пока нет. Ловушка не была наживлена должным образом. Девушка думала, что она мертва, и она останется мертвой. Безжизненной. Холодной. Она замедлила дыхание. Позволила своему разуму погрузиться в темноту, пока девушка раздевала ее, снимая туфли и брюки. Теперь она надевала платье, натягивала его на ноги, втягивала руки, застегивала пуговицы на спине. Тара чувствовала его запах... грязный, пыльный, гробовой запах древних погребений.

Одевает тебя.

Как чертову куклу.

Ты для нее всего лишь долбаная кукла.

Девушке потребовалось некоторое время, но в конце концов она втиснула Тару в гниющее платье, которое все время рвалось, изношенные швы лопались. Это была рваная серая вещь.

– О, как ты прекрасна!
– взвизгнула девушка.
– Прекрасная, прекрасная невеста!

Теперь что-то еще.

Девушка подняла голову Тары.

Приготовься.

Тара почувствовала, как кровь бодрит ее мышцы. Ее нервные окончания покалывало. Гнев, ненависть, разочарование... все это пузырилось на поверхности.

– А теперь хорошенькое, хорошенькое личико, - сказала девушка.

Она натягивала маску на лицо Тары. Кожистая вонючая маска, которая, как инстинктивно поняла Тара, была не резиновой или пластиковой, а шкурой, человеческой шкурой. Воняющей, как маслянистые шкуры.

– Вот, - сказала девушка, удовлетворенно вздохнув.
– Теперь ты носишь Лицо Матери. Генри хочет жениться на тебе с Лицом Матери.

Не потребовалось много размышлений, чтобы понять все это, особенно с тем, что она видела наверху... забальзамированные трупы. Маска была на месте, и Тара выглянула через отверстия для глаз, которые были расширены ножом.

Сейчас. Сделай это.

Тара ожила и оттолкнула девушку, и на мгновение в глазах девушки отразился шок, затем гнев и ярость, в ее голосе прозвучал крик дикой животной паники.

– НЕТ, НЕТ! НЕТ!!! ТЫ ДОЛЖНА ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО Я ГОВОРЮ!

Девушка прыгнула на нее, пальцы потянулись к ее глазам, промахнулись, царапая маску, и Тара, наполненная маниакальной наследственной яростью крови, ударила ее по лицу. Удар сбил девушку с ног. Тара вскочила на ноги. Когда девушка пошевелилась, потеряв равновесие от удара, который разбил ее губы о зубы в струящейся кровавой розе, Тара пнула ее изо всех сил и почувствовала, как что-то поддалось в ее боку... ребра, возможно, могильная тварь, которую она носила в животе.

Но девушку нельзя было успокоить.

Ее рот открылся от окровавленных зубов:

– ТЫ ДОЛЖНА ПОВИНОВАТЬСЯ! ТЫ ДОЛЖНА ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ГОВОРИТ МАТЬ, ИЛИ ТЫ БУДЕШЬ НАКАЗАНА, ПЛОХОЙ РЕБЕНОК!

Она снова налетела с поразительной скоростью, врезавшись в Тару и отбросив ее к стене. Ноги Тары чуть не подкосились, но этого нельзя было допустить. Эти горячие и тошнотворные руки потянулись к ее горлу, хватая, сжимая с безумной силой.

Тара попыталась потянуть ее за волосы, даже уперлась коленями в этот распухший непристойный холмик на животе, но это было бесполезно. Девушка держала ее и не отпускала, поэтому Тара ткнула большими пальцами в глаза девушки, ее неровные ногти глубоко впились в мягкую глазную ткань.

Девушка вскрикнула и отпустила ее, протирая глаза, как усталый ребенок.

Тара подтянулась, и девушка снова ударила ее, вонзив зубы в плечо, пока сама Тара не закричала, почувствовав, как кожа лопнула, и кровь потекла по ее руке, впитываясь в заплесневелое свадебное платье. Она сделала единственное, что пришло ей в голову: схватила девушку за горло руками и вложила в это всю свою силу, сжимая eго.

Девушка упала на спину, скуля, задыхаясь и отплевываясь.

А теперь, Тара. Она у тебя. Сделай это!.

– СУКА!
– закричала на нее Тара.
– ГРЯЗНАЯ МАЛЕНЬКАЯ ПИЗДА!

Тон ее голоса был похож на гортанное рычание, когда она протянула руку и взяла девушку за волосы. Она спутала эти жирные пряди в пальцах, вдыхая запах слизи, крови и грязных выделений девушки. Девушка все еще кричала, всхлипывала и скулила, как побитая собака.

Тара развернулась и стала раскачивать девушку за волосы, пока ее голова не ударилась о бетонную стену с удовлетворительным глухим стуком. Она сопротивлялась, но Тара швыряла ее в стену снова, и снова, и снова. Каждый удар звучал глухо, и каждый из них требовал от девушки больше борьбы, пока она не ослабла и не обмякла в руках Тары. Но этого было недостаточно. Тара вернула ее обратно, а затем снова швырнула в стену с большей силой, чем считала возможным. На этот раз не просто глухой стук, а влажный мясистый стук, череп под волосами распустился и расплескался, как будто он был наполнен желе. Тара в последний раз ударила девушку головой о стену, и там появилось ярко-красное пятно, похожее на разлитые чернила.

Девушка бесформенной кучей сползла на пол.

Она не пошевелилась.

Но Тара знала.

Она направилась к лестнице.

Генри стоял там, прислонившись к стене.

– Мама?
– спросил он.

Помнишь. Маска.

Ты носишь Лицо Матери.

Таре хотелось убить его, свернуть ему шею, содрать с него кожу, выколоть ему глаза, перерезать горло и размозжить череп до соуса, но она этого не сделала. Тяжело дыша, она сказала: