Могилы героев. Книга первая

Наступил вечер. У горизонта на фоне темного, обложенного тучами неба, испускал пепельно-белые дымы Знаменский металлургический комбинат. Вдалеке грохотал гром. В небе в потоках порывистого ветра кувыркалась ворона. И совершенно неожиданно привиделась Гоцику зима. Он ясно увидел занесенную снегом улицу, обильный снегопад и отчетливо услышал неповторимую зимнюю тишину с одиноким лаем собаки вдалеке и гудением ветра на чердаке дома. И привиделась ему та же комната и то же окно, и пьяный Костыль с Марией. И вдруг в жарко натопленную избу в клубах морозного пара, покачивая смуглыми бедрами, входит Рита Храмцова и, сладко улыбаясь, замирает возле него…

Гоцик радостно гоготнул и вернулся в лето.

– Эх, я бы тебя, Ритка!- Процедил он сквозь зубы.

Из подпола держа на весу литровую бутылку, выбрался Костыль.

– Натырил я у них водяры!- Заговорщически сообщил он.- Нам теперь до Нового года хватит!

– Ты как та мышь, блин!

– Свой процент в коммерции всегда должон быть!- Костыль откупорил бутылку и разлил по стаканам дохнувшего ацетоном пойла.

– Слушай,- поморщившись от выпитого, спросил Гоцик,- кто меня все-таки вырубил?

– Не могу я тебе сказать!- Энергично помотал головой Костыль.- Даже не спрашивай. Не нашего это ума дело!

– Вот даже как?!- Гоцик задумался.- А с Машкой-то твоей что?

– Не обращай внимания,- небрежно махнул рукой Костыль.- Баба она! Я ей рожать не даю…

От удивления Гоцик только открыл рот. Костыль любил прихвастнуть, этот грешок за ним водился. Но до такого нелепого, глупого вранья дело еще не доходило.

– Рожать собралась? Это от кого?!- Хохотнул Гоцик.

– Ты это брось!- Голос у Костыля взыграл.- Я не посмотрю, что ты мой "корешок", вот этой вот палкой по чавке так съездию, мало не покажется!!! Я знаешь, какой мужик?! Вот такой!!!

Он сжал кулак, потряс им над головой и вдруг расплакался:

– Не думал я, что ты, керешь мой, такое про меня скажешь! Я думал, что ты мне как брат…

С огорода, услышав костылевы причитания, прибежала Мария. Сгребла супруга в охапку и понесла на кровать.

– Пьянь противная!- Цедила она с ненавистью.- Подымай копыто свое! И наблюй мне только, я тебе сразу все мозги поотшибаю!!!

Гоцик с сочувствием повздыхал и начал собираться домой.

– Маша, я хлебушка да лучка возьму? Дома жрать, вообще, нечего…

Он уже успел забыть, что дома у него пахнет нежилым, а хлебные горбушки на столе покрылись мохнатой черной плесенью. Утром он удачно сбежал от холодного одиночества, от распертого голодом брюха, но под вечер все же вернулся к тому же. Деваться ему все равно было некуда.

Не снимая башмаков, Гоцик прошел в горницу, присел на диван и осторожно провел кончиками пальцев по корешкам зачитанных книг на старенькой этажерке. В этот момент в его груди теснилось какое-то знакомое чувство, и он отдался ему. И, в конце концов, вспомнил…

В раннем детстве, когда они еще жили в Знаменске, он неделю за неделей проводил в детском саду, отдавали его тогда в круглосуточную группу. Мать с отцом навещали по очереди, в то время они работали по скользящему графику. Детский сад находился в районе частных домов. Днем детсадовские группы выводили на купание в "лягушатник" на городском пруду. Еще водили в старый кинотеатр смотреть мультики. Гоцик запомнил вкусную еду, заботливых воспитательниц и радость от просмотра фильма "Усатый нянь", и жуткое впечатление от пожара, однажды вспыхнувшего на другой стороне улицы. Запомнил прыгавшие по стенам длинные тени, детский визг, вой пожарных машин, всполохи проблесковых маячков в пыльно-багровой тьме, и хриплый, женский плач в коридоре, и бесконечную, как тоска, жалобу на жизнь.

На следующее утро он закатил истерику. Мать тогда еще молодая и жизнерадостная, совсем не похожая на равнодушную старуху в последние годы жизни, долго не могла понять, чего он добивается, захлебываясь слезами. А он кричал только одно: "Я хочу домой! ДОМОЙ!!!"

По сути, у него никогда не было настоящего дома. И родительский дом, доставшийся в наследство, на глазах превратился в собачью будку.

Гоцик вытер заслезившиеся глаза. Стряхнул с табурета пыль и разложил на газете хлеб с луком, принес соль и чистый стакан, вытащил из кармана уворованную недопитую с Костылем бутылку водки. Но не успел поднести стакан к носу, как в сенях раздался топоток, а в прихожей стукнула входная дверь.

– Гоцик, ты уже из больницы вернулся?!

На пороге стояла соседка Лида. При ее появлении ноздри у Гоцика радостно затрепетали.

– Лидка!- Гоцик вытащил из кармана десятку.- Сбегай в лавку, купи пивка!

– Сам иди!- Подруга посмотрела на него мутными с похмелья глазами.

– Чё ты ломаешься как целка?!

– Да пошел ты!

– Ты чё, кобыла?!

– Отвянь!- Она вскочила с дивана и встала перед ним, уперев кулаки в бока.- Достал ты меня уже!!!

– Ты чё, кобыла напудренная, выпряглась?!

– Пьянь гребанная! Деньги где, которые обещал?!

– А их чё рисую, что ли…

– Засранец ты!..

– Жало прикуси!!!

Закончить столь содержательный разговор им не дали. За окнами раздался мелодичный автомобильный сигнал. Они как по команде бросились к ним. Лидка, видимо уже из вредности, уронила с подоконника цветок. Осколки горшка и земля разлетелись по полу. Но сейчас Гоцик не обратил на это внимания. Возле его дома остановился шикарный лакированный автомобиль. Сначала из него выскочил Костыль, а после импозантно, явно рисуясь перед случайными зеваками, выбрался высокий пижон в белом костюме. Огромные солнцезащитные очки скрывали половину его лица. Со стороны водителя тоже приоткрылась дверца. И Гоцик увидел за рулем какую-то совершенно неописуемую словами дикую рожу. Лидка вдруг испуганно пискнула и отпрянула от окна. В этот момент пижон в белом костюме снял с носа очки и улыбнулся так будто он был директором Советского Союза. Гоцик всмотрелся в его жесткое худощавое лицо и узнал грязного дикаря отметелившего его на сеновале.

– Сучара!- Взрыкнул он и бросился к этажерке, выхватил спрятанный в книгах кастет.

– Гоцик!- Взвизгнула Лидка.

– Радость-то какая,- бормотал в дверях Костыль.- Карась в гости пожаловал…

Гоцик оттолкнул его и выскочил на улицу. Перед его глазами стремительно мелькнули двор и запущенный палисадник за воротами. Дикая рожа за баранкой автомобиля каркнула что-то нечленораздельное, растопырив пальцы в синих наколках. Пижон, которого Костыль назвал Карасем, сделал навстречу Гоцику шаг и протянул для пожатия руку. На его тонких губах змеилась самодовольная улыбка.

Гоцик выбросил кулак с кастетом вперед и увидел, как Карась по-обезьяньи прыгнул сперва в сторону, а потом на него. В тот же миг в глазах Гоцика блеснуло ясное вечернее небо, а спина почувствовала металл капота. Он потряс головой и встал на четвереньки. Перед глазами сверкал автомобильный колпак. Гоцик видел в нем свое отражение.

– Прыткий,- ухмыльнулся водитель.- Карась, ты целый – здоровый?

– Кончай, парень,- миролюбиво сказал Карась, обращаясь к Гоцику.- Не корчи западло. Я долги всегда отдаю. Двести баксов, пойдет?