Могущество

— Это было очень романтично, — тихо роняю я.

С губ Шугури срывается смешок. — Думаю, ты мне понравишься, Амали. — Она похлопывает меня по руке. — Ты должна знать, что когда-то я положила глаз на твоего Кайма, но тогда была молода и глупа, и моя привязанность осталась безответной. Он был слишком отстраненным, слишком холодным, даже для меня. Я рада, что тебе удалось его растопить.

В замешательстве я смотрю на тенгу. Как легко она призналась в этом… но по какой причине? — Лучше бы ты не замышляла ничего против моего…

Шугури смеется. — Расслабься, Тигландер. Это было давно, а сейчас я смотрю на другого. Кроме того, разве ты не видела, как он смотрит на тебя? Я бы не выдержала…

Прежде чем Шугури успевает закончить, мое внимание привлекает движение вокруг палаток. Из большой палатки выходят люди. Сначала узнаю одежду: коричневые и зеленые оттенки платьев и рубашек моего народа.

Теперь я вижу их: это Сана со своим малышом? Тамрен с молодым парнем? Старейшины?

Даже ворчливый Энак с редкой улыбкой на лице?

Я не вижу среди них Велтею, хотя…

Бросаю взгляд на Кайма.

Сначала его лицо жесткое и холодное. Он все еще настороже, на нем маска воина, наемника…

Но потом сквозь нее просачивается нотка тепла, и он вдруг улыбается.

Заходящее солнце опускается за гребень холмов, озаряя долину ярким красным и оранжевым светом.

— Иди к ним, — шепчет он. — Все в порядке, Амали. Ты здесь в безопасности.

Прежде чем успеваю осознать, ноги уже идут вперед. На заднем плане несколько тенгу добродушно хихикают.

Бегу по траве, спускаясь в долину.

Ветер дует мне в спину.

Чувствую себя превосходно.

Твердая земля под моими ногами приятна.

Кайм у меня за спиной, присматривает за мной, когда тени становятся все глубже, отгоняя последние капли дневного света — это приятно.

Потому что он всегда будет оберегать меня.

И наша новая жизнь вместе только начинается.

Эпилог

Кайм

Ранним утром, в темноте, в холоде, в то время, когда смерть якобы смотрит сквозь завесу на спящих смертных, в долине царит почти идеальная тишина, прерываемая лишь нежным журчанием реки.

Я лежу рядом с Амали в маленькой палатке, сделанной тенгу, наслаждаясь теплом ее тела и угольного мангала в центре. Моя рука лежит на ее груди. Прислушиваюсь к ритмичному звуку ее дыхания, позволяя ему успокоить холодную бурю внутри меня.

Несмотря на то, что я покорил своих врагов и объявил северную часть Мидрии своей собственностью, в моем сердце все еще присутствует мрачная неуверенность.

Со смертными я справляюсь легко, но уверен, что под вековым пеплом Черной горы дремлют магические силы. Вайлорен и Андоку не могут быть единственными могущественными существами, вышедшими из своего сна, и если я сын бога… то сколько еще таких, как я, существует и даже еще не знают об этом?

Никогда не жду неприятностей, но всегда к ним готовлюсь.

И я сохраню Амали и ее племя — мое племя — в безопасности, чего бы мне это ни стоило.

Это мое обещание тебе, любовь моя.

Закрываю глаза и позволяю дыханию ее тела унести меня прочь.

Здесь, с ней, в тишине и покое.

Никогда не чувствовал большего покоя, чем когда я с ней.

Видимо, в какой-то момент я заснул, потому что внезапно снова оказался в том беззвучном месте, куда обычно попадаю, только на этот раз слышу шум ветра и шелест листьев под ногами.

И на этот раз листья имеют все цвета осени, которые так любит Амали, такие же яркие, как ее блестящие рыжие волосы.

Поднимаюсь по пологому склону — этому невыносимому склону — навстречу утреннему свету, и на этот раз путь открывается передо мной.

Место, которое так долго было мне недоступно… теперь я прохожу его с легкостью.

— Здравствуй, отец, — произношу, не в силах сдержать иронию, прокравшуюся в мой голос. Потому что, не видя его, я знаю, что он здесь.

В конце концов, это его владения, где он обладает абсолютной властью.

Дохожу до гребня холма и останавливаюсь.

Подо мной широкая долина. Сосновые и лиственные осенние деревья уступают место зеленым холмам. На склоне одного из холмов из зелени выбивается деревня с белыми домиками, сияющими в лучах яркого утреннего солнца.

Если сильно прищуриться, то можно увидеть людей, идущих по мощеным дорожкам.

Дует прохладный ветерок, треплет мои распущенные волосы.

Качаю головой. — Это не совсем то, как я представлял себе загробную жизнь.

— Ты думал, что это будет неприятное место, сын мой? Адское место?

— Для таких как я, да.

Смерть смеется. Он словно возникает из воздуха, тени превращаются в высокого бледнолицего мужчину, черты которого до жути похожи на мои. — Загробная жизнь — это то, какой я решу ее сделать, в зависимости от того, кто ты есть. Для некоторых она не слишком приятна. Например, твой враг Триз. Или этот идиот Хелион Рел. С другой стороны, ты можешь сказать Амали, что мальчик по имени Айен уже приходил и покинул нас. Он был бесстрашным и просил о перерождении. Так я и сделал. Скажи ей, чтобы она не слишком печалилась. На этот раз я подарю ему что-нибудь получше.

— Она будет довольна, — киваю я. Когда Амали рассказала мне об Айене, единственном мидрианском моряке, который проявил к ней доброту, мне захотелось сделать что-нибудь для мальчика. — Кажется, ты читаешь наши намерения. Значит, ты слышишь и наши мысли?

— Я знаю все еще до того, как это произойдет в вашем мире, — говорит Смерть. — Ибо время принадлежит мне, и то, что еще не свершилось в вашем мире, уже произошло в моем.

Качаю головой. — Снова загадка. Почему ты только сейчас позволил мне увидеть это место как следует?

Почему Амали не может прийти сюда, но при этом крепко спит рядом со мной?

— Она больше не близка к смерти. Ты же, напротив, и есть смерть.

Внезапная мысль приходит мне в голову. — Могу ли я увидеть ее? Мою мать?

— Конечно. Она изводит меня с тех пор, как узнала, что ты смог прийти сюда. — Смерть поворачивается и обращается в пустоту. — Лиалли.

Воздух снова завихряется, и вдруг она стоит передо мной.

Женщина, которую я видел в своем видении. Женщина, павшая от руки Хелиона.