Могущество

Я так хорошо ее помню.

Гордые черты лица, темные каштановые волосы, зеленые глаза.

Проклятие, нашептанное на ухо Хелиону Релу; проклятие, которое пожирало его всю жизнь, извращая его изнутри, пока болезнь черных глаз опустошала его лицо.

Какой храбрый поступок она совершила.

На ней струящееся белое платье без рукавов, свисающее от плеч до щиколоток, оставляя обнаженными руки и верхнюю часть груди.

У меня перехватывает дыхание. Прямо там, в ложбинке левой ключицы, багровый знак, такой же как у Амали.

В голове роятся тысячи вопросов, но я держу язык за зубами, пока она идет вперед и протягивает руки ладонями вверх.

Удивленно смотрю на нее.

Этот вид приветствия — старый ионический, используется, когда человек испытывает чувство смирения по отношению к тому, кого он приветствует. Это может быть извинение или признание превосходства другого, или даже намеренный акт подчинения.

Я не могу принять от своей матери ни одного из этих знаков, даже первого.

У нее нет причин извиняться. Если уж на то пошло, то это я должен извиниться за весь тот гнев, который затаил на нее в своей бесчувственной юности.

Беру ее руки в свои, удивляясь, что они твердые и теплые, хотя она только что возникла из пустоты. Быстро меняю хватку так, чтобы ее руки были сверху, а мои — снизу.

Смерть тихо исчезает, давая нам побыть вдвоем.

Какое-то время мы просто смотрим друг на друга, пытаясь найти связь среди всех потерянных лет. По ее лицу пляшут потоки эмоций: грусть, печаль, гнев, гордость, решимость, любовь…

Как только она раскрывает рот, чтобы заговорить, ее нижняя губа дрожит. — Я…

Осторожно сжимаю ее руки. — Все в порядке, мама. Я знаю, почему ты оставила меня там.

Она удивленно качает головой. — Как ты можешь знать, почему я решила оставить тебя Ордену?

— Я Достопочтенный, — говорю просто. — Я понимаю, что такое Орден. И если кто-то хочет, чтобы ее сын стал волком, то нужно оставить его с волками. Я не понимаю, почему горный торговец, с которым ты ушла, не взял меня под свое крыло, когда должен был.

— Ларен был хорошим человеком, но он умер раньше меня, — мягко произносит она. — Несчастный случай на утесе. Я была совсем одна и знала, что мне недолго осталось на этой земле. Поэтому оставила тебя в единственном месте, где, по моим расчетам, ты станешь достаточно сильным, чтобы защитить себя от остального мира. Ты должен был стать сильным, потому что рано или поздно узнал бы, кто твой отец.

Бросаю взгляд на Смерть. — Она была совсем одна со мной, а ты ничего не мог сделать, чтобы помочь ей?

— Живая Земля — не мой домен, — рычит Лок. — Пока смертный не ступит за завесу, я мало что могу сделать, если только не пройду мимо него ночью или если он не окажется в одном из мест, расположенных ближе к завесе — в Таламуране. Я не выбираю, когда наступит Время. Это можешь сделать только ты. Я просто забираю души, когда они готовы. Я знал, что время Лиалли скоро придет и что ты будешь в безопасности с Достопочтенными, пока не достигнешь совершеннолетия. В конце концов, это мой орден.

— Твой орден?

— Орден Достопочтенных старше драконов. Он берет свое начало в те времена, когда я сражался с некоторыми богами за разные блага. — Лок пренебрежительно машет рукой, за его пальцами тянется тень. — Когда-нибудь я расскажу тебе о его истории, но не хочу больше отвлекать Лиалли.

Смерть выглядит немного обеспокоенно.

Моя мать смотрит на Смерть так, словно может повалить его одним лишь взглядом.

Лок наклоняет голову и отступает назад, его темная мантия развевается.

Перевожу взгляд на мать.

Мою мать.

Женщина, которая любила меня и сделала все, что могла, чтобы я выжил.

— Я не держу зла, — мягко говорю, притягивая ее в свои объятия. — Только благодарность.

Лиалли кивает и крепко обнимает меня, прижимаясь головой к моему плечу. — Я бы оберегала тебя, ты же знаешь. Кормила бы тебя, лелеяла и растила, если бы не эта проклятая болезнь.

— Тише, мама. Все в порядке. Я здесь. — Странное чувство охватывает меня, когда позволяю себе упасть в объятия своей матери — мое самое первое воспоминание об этом. Это хорошее чувство. Ее тепло, то, как она так крепко обнимает меня… это смывает последние остатки старой, разъедающей горечи, затаившейся глубоко внутри меня.

Но теперь мне уже совсем не больно.

В конце концов, по ту сторону этой завесы меня ждет прекрасная женщина, и она уже сняла тень с моей души.

— Мой ребенок стал мужчиной, — бормочет она, проводя пальцами по моим волосам. — И очень хорошим. Позаботься теперь об этой Амали, слышишь? Она сильная молодая женщина и единственная, кто может держать тебя в узде, когда тебе это нужно.

— Прекрасно это знаю, — усмехаюсь я. — Я бы хотел, чтобы ты с ней познакомилась, но…

Мама отстраняется и крепко сжимает мои руки. — Я бы тоже, но не сейчас. У нас много времени. Она не пересечет Завесу еще долгое время.

— Я надеюсь на это, — рычу, бросая на Смерть острый взгляд.

Жизнь, которую мы с Амали строим в Калабаре…

Я бы не променял ее ни на что.

Позвольте нам пожить некоторое время как смертные. После боли, бури и страданий жизнь становится еще прекраснее.

Как только мама осторожно покидает мои объятия, я поворачиваюсь к отцу.

Смерть улыбается.

Но он не откровенен со мной. Кое что, в частности, все еще беспокоит меня. — Ты сказал ранее, что у моей силы есть условие. Что это, отец?

Лок сурово смотрит на меня, и вдруг слабая улыбка испаряется с его губ, сменяясь холодным, нечеловеческим лицом бога. — Сила замедлять время приходит из места без времени — отсюда. Как и твои руки, которые являются продолжением твоего бессмертного тела. Если ты хочешь сохранить и то, и другое, то тебе нужно просто продолжать делать то, что ты уже делаешь.

— И что именно? — Мой голос становится резким. Не нравится мне вся эта загадочная чепуха.

— Если ты мстишь, то делаешь это с оправданием. И в мире живых ты становишься тем, кого там раньше не было.

— Отец, не мог бы ты говорить простым языком?

Лок снисходительно улыбается. — Со временем ты привыкнешь к манере говорить бесконечными предложениями. Но пока позволь мне говорить прямо. В мире живых ты должен стать Справедливостью. Ты будешь поддерживать равновесие между жизнью и смертью. Мне не нужно говорить тебе, что будут последствия, если злоупотребишь своей властью, потому что знаю, что ты не сделаешь ничего столь глупого.

— Хочешь сказать, что ты можешь лишить меня силы?