Мои 365 любовников
Шрифт:
– А ты, девушка, её случаем не видела?
При этих словах Лоизль заговорщицки подмигнул своему приятелю «не разлей вода». Я от негодования и гнева, что они могут меня в чём-то подозревать, покраснела до корней волос, однако не захотела портить отношений с ними. Только вытряхнула всё из сумочки перед ними на стол, однако печатки там, естественно, не было. Оба крайне сконфузились, и, пытаясь сгладить впечатление, похлопали меня по плечу, а один из них присовокупил:
– Ну-ну, не обижайся на нас, пожалуйста, мы ведь знаем, что ты славная и честная!
Мало-помалу они успокоились и, чтобы разрядить огорчение, отправились выпить «четвертинку». Я же немного расстроенная и раздосадованная
– Ну, старый Франц о вас позаботился? Разве я не хорошо всё организовал для вас? Два уважаемых кавалера, да и работа нетрудная!
При этом он без церемоний схватил мою сумочку. Я хотела, было, отпихнуть его руку, но тут он тихонько присвистнул сквозь зубы и с вопросительным видом протянул мне маленькую золотую печатку.
– Ах, ты погляди только, да это же вещица господина Штюрмера!
От ужаса я, должно быть, побледнела как полотно, из глаз потекли слёзы, и меня точно обухом по черепу треснули. Я совершенно точно знала, что проклятого брелока в моей сумочке не было, наверняка этот старый мошенник, Франц, сам прежде стащивший его у Штюрмера, теперь ловко подложил его в сумочку. И сейчас я, таким образом, оказалась в его руках, ибо кто станет верить какой-то там проститутке? А тем временем мелкий прохиндей сузил глазки до щелочек и очень вежливо и сочувственно произнёс, сукин сын:
– Ай-ай-ай, и что же за этим последует, стоит мне только завтра вернуть печатку хозяину. Наверно, произошла ошибка. Человеку свойственно ошибаться, не так ли, сокровище?
И с этими словами удалился. Но перед тем не забыл ещё прихватить у меня из сумочки банкноту в десять гульденов, которую молниеносно сунул в карман. Дело было сделано. Я сидела там как громом поражённая. Мне хотелось задушить Франца. Если он теперь донесёт на меня, то меня упрячут за решётку, и потом я снова опущусь до уровня мелкой пригородной проститутки со штрафным ярлыком в полиции. Чтобы хоть немного отвлечься, я попыталась читать, однако буквы плыли и плясали у меня перед глазами. Тут Франц снова проскользнул мимо моего столика и прошептал:
– Дождись меня! Я заканчиваю в одиннадцать!
Вся вторая половина дня и вечер тянулись для меня бесконечно долго и муторно как никогда. Я сидела за своим столиком воплощеньем несчастья. Украдкой немного всплакнула. Наконец, когда погасили газовые лампы, ко мне подошёл Франц, уже в сюртуке и грубо сказал:
– Пойдём!
Я в полной растерянности и совершенно подавленная поплелась рядом с ним, всю дорогу он не проронил ни слова и только насвистывал сквозь зубы. Через несколько минут, длившихся ужасно долго, он очень спокойно, язвительно и небрежно проговорил:
– Ну, как же обрадуется завтра господин Штюрмер, когда получит обратно свой любимый подвесок!
– Господин… господин… Франц! Вы не можете так мучить меня! Я же не делала этого, клянусь душой перед богом!
– Уже лучше! Мне хорошо известно, что тебе эта побрякушка ни к чему! Но, может, такая дорогая печатка пригодится твоему сутенёру! Давай вместе к нему отправимся! Что ты на это скажешь?
– У меня нет сутенера. И вам не к лицу так поступать! Как вы не поперхнётесь своим враньём! Вы негодяй!
Я горько заплакала, однако Франц грубо заметил:
– Ах, так у тебя, значит, совсем нет «защитничка»? Ну, об этом следовало бы сразу сказать! Иди-ка сюда!
И плечом затолкнув меня в какую-то подворотню, точно железным брусом вдавил меня в угол между воротами и кирпичной стеной и так тесно прижался ко мне, что полами своего просторного, расстёгнутого сюртука почти скрыл нас обоих. Неподалеку от
нас светился фонарь.Я беззвучно плакала, потому что сейчас он меня насиловал, ибо как иначе можно было назвать то, что он совершал со мной, и мне было жутко от его близости. Но что я могла поделать в сложившейся ситуации? Я только, всхлипывая, прижимала к груди свою сумочку и чувствовала, как моим ногам становится холодно, когда Франц, прорычав проклятие, рванул вверх мою юбку. Потом он разорвал мне панталоны, потому что те никак не хотели быстро спускаться. Я стиснула ляжки хотя и понимала, что предпринятая мера самозащиты была напрасной. Грязно выругавшись, он вонзил в меня член, который походил на холодный кусок железа, и я вскрикнула от боли. Тут он с таким остервенением впился мне в предплечья, что у меня синие круги поплыли перед глазами, и прошипел:
– Цыц! Стой тихо! Или я тебя придушу.
Потом принялся сношать меня быстрыми, короткими ударами, непрерывно при этом оскорбляя меня, скрежетал зубами и метал на меня злобные взгляды. Эта долбёжка причиняла мне боль, впервые в жизни мне стало стыдно, что меня трахают. Встречных толчков я этому жалкому мерзавцу не возвращала, стояла как деревянная кукла, а он всё продолжал брюзжать:
– Так-то, заносчивая стерва… я тебе покажу… теперь ты узнаешь… теперь узнаешь… те-перь уз-на-ешь… ха-а-а-а-а-х…
Он набрызгал мне полную смокву, я почувствовала, как у меня потекло вниз по чулкам. Затем он с сатанинским смехом отпустил меня, сплюнул и сказал:
– А теперь пошли!
Я в полном отчаянии последовала за ним, заливаясь слезами, у меня всё болело, и на душе было тошно. Лишь у следующего угла он снова заговорил, очень высокомерно и покровительственно:
– Коль так, то мы об этой идиотской побрякушке вспоминать больше не будем. Завтра Штюрмер её получит, я скажу, что нашёл её под столом и баста! Однако ты, красотка, отныне будешь общаться с клиентами в отдельном кабинете ресторана, чтобы зарабатывать больше! Но будь прилежна, иначе… – Он сделал жест рукой, от которого я вся похолодела. – Завтра явишься в кафе ровно в девять часов. Старший официант ресторана мой давний приятель, его зовут Рудольф. Он присылает мне записку, если кто-то из гостей желает поужинать наедине с кем-нибудь их вашего отребья. Тогда я тебя и пошлю! Только не осрами меня! Так, вот я уже и дома, отныне помни, что ты у меня в ежовых рукавицах, скотина! До завтра в девять!
Больше не оборачиваясь, Франц исчез в дверях подъезда, а я печально пустилась в дальнюю дорогу обратно домой. Редко когда ещё спала я так скверно, как тогда, всю ночь мне снились ужасные кошмары. На следующее утро я отправилась к Штеффи и излила ей всё, что скопилось у меня на душе. Выслушав меня, Штеффи сказала, что история, хотя, конечно, и неприятная, однако в целом до подлинного отчаяния ещё далеко и для паники никаких оснований нет. Мне следует приспособиться к Францу, принять условия его игры, потому что, каким бы мерзким сутенёром он ни был, у него имелись обширные и разнообразные связи. Я же должна сосредоточить свои усилия на том, чтобы зарабатывать как можно больше. Тогда мне удастся со временем кое-что накопить и в один прекрасный день окончательно порвать с Францем.
– Знаешь, – заключила она, – девушка, которую иногда стегают кнутом, всегда зарабатывает больше. До поры до времени тебе следует смириться со сложившейся ситуацией!
Однако вечером я в глубокой печали отправилась-таки в кафе. Франц с лицемерной радостью подмигнул мне, поставил передо мной на столик бокал «тёмного» и прошептал:
– Сейчас пока пей, а в полдесятого пойдёшь в ресторан. Рудольф ещё не знает тебя, поэтому скажешь, что пришла от Франца! И чтобы обязательно что-нибудь домой принесла!