Мои 365 любовников
Шрифт:
– Ну, наверное, наш малыш прячется здесь? Ба! Да он совсем не такой маленький, он так быстро вырос! Он, верно, замолвит за нас словечко перед вами! Давай, красивый хвостик, попроси хозяина скинуть нам сотню! Договорились, да? Ну вот, он уже сказал «да»!
Как только хвост владельца кафе сказал «да», Штеффи подняла совершенно мокрую руку и со смехом вытерла её надушенным носовым платком! Коротышка стонал, потел и извивался от похоти, так хорошо его «просвирке» давно уже не было! Спустя час, выложив четыреста гульденов, я стала госпожой владелицей кофейни! Сотню он сбросил за сеанс блестящего сдрачивания, этот номер ему дорого обошёлся!
Первым делом мы со Штеффи закрыли заведение на три недели и пригласили ремонтников. Слесарь, столяр, маляр, обойщик, стекольщик, новый водопровод, газ и даже электрическое
Электрическое освещение в каждой ложе было своего цвета, и мужчина, находившийся там с девицей, в любой момент мог сам его выключить! Всё это было идеей Штеффи, она приняла участие в предприятии, вложив со своей стороны двести гульденов. В ту пору как раз услышали о «кабаре», мода на которые пришла из Парижа. Это такие маленькие «ресторанчики», в которых по вечерам собираются всякого рода деятели искусства: актёры, живописцы, музыканты, и где они весело проводят время и пьют. У нас имелся также крохотный подиум, «эстрада», совсем как в Париже, и каждый, кто хотел, мог взойти на него и выступить, как это происходит на фестивалях народной песни! Здесь и слушатели получали удовольствие и сам исполнитель! Мы стремились завлечь к себе как можно больше людей от искусства, особенно много их знала Штеффи.
В переднем помещении, в погребке, прислуживала пухленькая, «с перчиком» официантка, черноволосая Розль. Она подавала посетителям пиво и иногда позволяла ущипнуть себя за задницу. Однако для внутренних апартаментов мы наняли пару действительно симпатичных девиц, молоденьких проституток, которые в качестве официанток чувствовали себя комфортнее, чем на панели. Они носили короткие, завлекательно-пикантные платья, Риза – голубое, а Хелен – розовое. Им надлежало оказывать знаки любви и благосклонности господам артистам, но только в том случае, если их сытно накормили и напоили, не иначе! Штеффи знала также одного молодого, спившегося художника – звали его Ламхофер, который за несколько крейцеров очень весело и лихо разрисовал нам всё. В переднем помещении он изобразил венские типажи, а в задней половине – исключительно шикарных девиц, которые, высоко вскидывая ноги, демонстрировали округлые бёдра и белые кружевные панталоны. Рядом с ними кавалеры в лакированных туфлях! Кроме того, Штеффи заказала в типографии изящные карточки на розовой бумаге, где было написано:
МЫ УЖЕ ДАВНО ОЖИДАЕМ ВАС!
«Артистический рай»
Вена 1, улица Козырная, 2
Вино! Женщины! Песни! Искусство!
На первое время Штеффи взялась сама вести для меня дело, чтобы дать своей тёрке передохнуть и посмотреть, сможет ли она раскрутить нашу «шарманку». В течение всего дня она находилась в погребке, сидела за кассой и успевала приглядывать за всем! В белой кружевной блузке она выглядела исключительно аппетитно, полные смуглые груди очень живописно покоились на мраморной глади стойки, и женатые владельцы фиакров заглядывали глубоко в вырез. Но если кто-то решался до них дотронуться, он тут же получал по рукам, Штеффи была бабой «ядреной» и в таких случаях имела обыкновение всегда говорить:
– Задаром меня никто не потрогает!
Штеффи умела со вкусом сочетать вещи, и её упругие титьки, крепкие ляжки, большая округлая попа и шёлковые подвязки отлично гармонировали с богемным обществом. Правда, артисты и художники потянулись к нам только тогда, когда кафе уже некоторое время проработало и дела пошли в гору, поскольку пиво здесь всегда было свежим, обстановка опрятной, царила атмосфера весёлой непринуждённости,
а симпатичная управляющая понимала всё с полуслова! И ещё в ту пору, когда велись работы по переоборудованию ресторана, она повсюду имела глаз и кое-что другое тоже! Она сумела прекрасно сторговаться с одним ремесленником, и когда тот слишком заломил, по её мнению, цену, она «податливыми» взглядами завлекла его в уголок и подобрала подол своих шелестящих юбок:– Быстрей, быстрей, небольшой задаток! Малость задвинуть – никогда не грех!
Тогда господин мастер прижал Штеффи в задних комнатах, пока подмастерья работали, и в итоге всё обошлось дешевле. Штеффи была просто клад, всегда держалась меня и была честна как святая, пусть речь шла всего лишь о нескольких гульденах. Она экономила деньги, когда ей представлялась возможность сполна расплатиться траханьем. Между тем я ещё часто встречалась с Ферри, который теперь был очень занят на службе. Он, как и прежде, был внимателен, благороден и нежен, однако наши отношения в целом явно подходили к финалу, и в один прекрасный день он сказал мне:
– Послушай, Пепикем, ты самая сладкая из тех, кого я когда-либо знал, но послушай, так вечно продолжаться не может! У бедного Ферри нынче очень туго с деньгами, но к твоему двадцатисемилетию я в качестве возмещения подарю тебе одного еврея!
– Еврея? Да, Ферри, что же я с ним буду делать?
– Глупенькая, то же, что ты делаешь с другими мужчинами, – и по-венгерски добавил, – бараться! Сказочно богатый банкир, зовут его Игнац Грюнштейн и у него два миллиона капиталу! Если ты годик пообщаешься с ним, для тебя это будут золотые денечки, и ты на годы вперёд себя обеспечишь! Итак, отступное от Ферри: экземпляр богатого еврея!
Мне стало очень любопытно и капельку грустно оттого, что Ферри с такой лёгкостью меня отдаёт! Но разве я не была проституткой, само назначение которой переходить из рук в руки? Или Ферри, чего доброго, должен был жениться на мне? Разве не мило было со стороны Ферри хотя бы то, что он, по крайней мере, обо мне позаботился? Когда-то Ксандль просто вышвырнул меня на улицу, не задумываясь, что со мной станется.
В следующий вторник во время небольшого ужина в ресторане «Захер» Ферри представил меня господину Грюнштейну. Стол был очень красиво накрыт на три персоны, Ферри ещё успел сказать мне, чтобы я прикинулась совершенно целомудренной, это-де господину Грюштейну понравится. Вскоре тот появился. Это оказался здоровенный, широкоплечий человек с чудовищным брюхом, однако выглядел он достаточно крепко и был одет во фрак по последней моде с хризантемой в петлице. Он только беспрерывно потел, мой «Иги», как я стала позднее его называть.
Курчавые волосы его уже припорошила седина, нос был вовсе не горбатым, как обычно у евреев, а скорее напоминал картошку. В глазу у него был монокль, который никак не хотел усидеть на месте. В общем и целом он был весьма элегантным, его национальность можно было определить скорее по говору, особенно, когда он волновался. Слегка наклонившись, он поцеловал мне руку словно эрцгерцог и при этом издал едва слышный стон, потому что у него, как оказалось, болела поясница. Вообще, он каждый день на что-нибудь жаловался. С Ферри он был на «ты». Лишь много позднее я узнала, что Иги водил дружбу со всем офицерским корпусом и одалживал крупные суммы, причем всегда под очень божеский процент. Ростовщиком он не был.
– Милостивая фрейлейн, я в восторге, что имею возможность познакомиться с вами!
Потом за трапезой он без устали сыпал шутками и очень оживлённо болтал. Как выяснилось, он хорошо ориентировался не только в деловой жизни Вены, но также в жизни аристократии и высших армейских чинов, и мне оставалось только удивляться, что он всё знает. Каждую секунду звучало «мой друг, их превосходительство… тогда граф Руди говорит мне… и барон пригласил меня поохотиться на вальдшнепов…» Он очень гордился своими знакомствами в кругах знати, и Ферри держался с ним крайне любезно, однако не воспринимал его, похоже, с полной серьёзностью. Затем господин Грюнштейн велел подать шампанского, и после второй бутылки Ферри был вызван куда-то старшим официантом, об этом, вероятно, договорились заранее. Ибо Грюнштейн тотчас же подвинулся поближе, глубоко вздохнул и погладил меня по руке, которую я к нему как бы невзначай придвинула. Желая придать ему мужества, я едва слышно спросила: