Мои бессмертные

Тебе захочется плюнуть ему в рожу.

В автобусе я стою у заднего стекла, вжавшись в него спиной. Ко мне никто не подходит, меня нет ни для кого. Я – не пассажир. У меня нет билета. Кондукторша пару раз взглянула сквозь мою голову – и было как с другими, то есть, ни тени понимания.

Дома я пью крепкий чай, но несмотря на его крепость, наваливается сон. Я сплю прямо в кресле перед работающим телевизором, и звук у него на полную катушку.

Соседка, флиртовавшая со мной еще неделю назад, приходит за сахаром и не видит меня.

Я открываю дверь и стою.

Перед ней закрытая дверь.

Я открываю дверь и стою.

Все, к чему я прикасаюсь, тоже на время обретает свойства невидимости. Я – царь Мидас, на которого наложено проклятие.

Понимая это, я протягиваю к женщине руку с неодолимым стремлением схватить ее за горло.

Дура, ведь я сейчас способен на убийство, и все надежды, что на тебя кто-то там возлагал в детстве, рухнут ко всем чертям.

Дура! Кретинка, убирайся к черту!

Что-то еще удерживает меня от того, чтобы заорать это ей в лицо.

Она тянет руку к звонку снова, а я свои пальца к ее горлу. Нет, нет, нет. Я останавливаюсь.

Она жмет на кнопку звонка несколько раз, я пригвожден к месту и не переступаю порог, будто это означает для меня смерть. Соседка прислушивается. Шепотом говорит:

– Мудак…

Она уходит, навсегда записав меня в число своих врагов. Я запираю дверь и долго думаю о том, что если мне самому придти к ней в «гости», только принести с собой молоток и ножовку по металлу. Внезапная жажда крови. При помощи этих штуковин можно много чего сделать с человеческим телом. Мысли в моей голове такие: соседка будет кричать, люди кричат, когда их убивают, квартира ее будет заляпана кровью, залита кровью, вся мебель будет перевернута во время борьбы, потому что соседка начнет сопротивляться, повсюду останутся мои отпечатки, надо как-то избавляться от тела, разрезать его на части и так отнести на помойку, ночью отнести.

Смотрю на себя в зеркало в ванной и держу на ладони таблетки снотворного, которые откопал в коробке, засунутой в дальний угол антресоли. Глотай. Запивай таблетки водой из-под крана, ржавой на вкус.

Но они совершенно не действуют, и тогда я иду на улицу проветриться. Уже довольно поздно, люди гуляют с собаками. На мои звонки, сделанные в последние полчаса, никто не ответил. Два раза просто не подняли трубку и трижды долго говорили «Алло!», в то время, как я орал в микрофон и доводил себя до истерики. Правильно. Следующая стадия выпадения из жизни – это когда окружающие тебя не слышат.

На скамейке сидит молодая темноволосая женщина. На коленях ее сумочка, черная. Женщина смотрит по сторонам – явно, что ждет кого-то. У нее чертово свидание. С ней, с ним, с группой. Для меня неважны детали, потому что я погружаюсь в состояние дикого нездорового возбуждения.

Следующие десять минут я реву взахлеб и рассказываю брюнетке все, что со мной случилось сегодня. Сопли и слезы текут, что называется, в три ручья, а я вытираю их рукавами куртки. Рассказываю, рассказываю, рассказываю. Брюнетка хмуро поглядывает на часы, сдвигает брови, постукивает тонкими пальчиками по сумочке. Он-она не приходит. Брюнетка достает зеркальце и проверяет макияж под мои стенания.

Тут приходит ее дружок. Длинный, с приторной физиономией хлыщ в кожаной куртке. Он втыкается своим невероятным шнобелем брюнетке в щеку, когда целует, он извиняется за опоздание, но я знаю, что его время занимала другая особа. Загляни ему под футболку, говорю я женщине, у него полно засосов, мать твою! Брюнетка говорит своему дружку «Пошли», берет его под руку. Вместе они уходят по парковой аллее.

Я исповедался незнакомому человеку. Он меня не услышал. И не увидел. И не почувствовал рядом с собой мое присутствие.

Я не могу поколебать даже воздух.

Есть такой вариант: я умер, сам того не замечая, и теперь расхаживаю взад-вперед в виде призрака. Может быть, я стал персонажем фильма.

Еще более невероятная гипотеза: все окружающие сговорились меня не замечать.

Иду по улице и нарочно толкаю всех, до кого способен дотянуться. Выбиваю из рук людей газеты, книги, сумки, мороженое. Оставляю за спиной гневные вопли, детский рев и недовольное оханье толстух. Меня просто прет. Месть, перманентная, непрекращающаяся. Безопасная! Ненавижу! Ненавижу!

Я гляжу в витрины супермаркетов. Моя тень следует за мной, с ней все в порядке, только видок у меня хуже некуда. Я выгляжу изможденным, кажется, что я через секунду рассыплюсь.

Мои похождения продолжаются до глубокой ночи. Я краду из магазина бутылку водки – я захожу туда и встаю напротив прилавка, за которым продавщица, и пялюсь ей в глаза. Совершенно никакой реакции. Абсолютный ноль. Тогда я оглядываю торговый зал, распираемый желанием совершить самое невероятное в своей жизни. Ограбить магазин. Унести все.

Нет, все мне не нужно. Пока.

Я перепрыгиваю через прилавок и рассматриваю водки, стоящие в ряд. Появляется еще одна продавщица, и я отправляю смачный плевок ей на униформу. Я выбираю самую дорогую водку. Я краду палку колбасы и копченую курицу. Я хохочу во все горло, перескакиваю назад, толкая двух покупателей и иду к выходу, по дороге прихватив пачку сигарет.

Никакой больше работы в компьютерном салоне. От меня там не будет ни малейшей пользы, меня там просто не будет. Я свободен от такой необходимости, черт возьми, и поверить не могу.

Невзирая на то, что полночи я блюю желчью, и наступающее дикое похмелье, мной овладевает эйфория – гораздо более сильная, чем вчера.

Утром я включаю музыкальный центр на всю катушку и ношусь по квартире, топаю ногами и стучу кулаками в стены. Я голый и ненормальный. По моей спине, по моей груди стекает пот, глаза навыкате, красные, с прожилками. Все, чего я раньше хотел, я теперь достигаю без труда. Плевать на то, что кому-то мешают мои крики и музыка, плевать, плевать, плевать. Раз я никому не нужен, дьявол с вами.

Я грязен, но свободен.

Выбегая на балкон, я спускаю на головы прохожим.

Просыпаюсь на ковре, я свернулся в позе эмбриона. У меня затекло все тело, каждая мышца посылает сигналы о помощи.

Плетусь в ближайший киоск. Возле него два бомжеватых кретина выясняют отношения. Бутылка опускается на голову одного из них. Они прекращают драку и бегут. У одного кретина полголовы в крови, а он бежит, позабыв обо всем на свете.

Я отбрасываю горлышко.

Та же история. Ботинками я встаю на прилавок возле блюдечка для денег и перепрыгиваю туда, где товар.