Мои королевские дела

– Нифига вкусного, – сказал Мерлин. – Правда, может, ты у себя ни к чему вкусному и не привык, – тут Мерлин быстро и усиленно зажевал, потому что понял, видимо, что проговорился.

– Вы знаете, откуда я, – сказал Сеня.

– Не понимаю вас, ваше величесство, – пробубнил Мерлин с полным ртом.

– А озеро – оно вроде портала, да? – напирал Сеня.

Мерлин нахмурился и что-то совсем невнятно пробормотал, покрутил посох, а потом стукнул его верхушкой легонько о стенку фонтана.

– Что вы хотите этим сказать? – не понял Сеня.

Старик посмотрел на него непонимающе:

– О чем это вы, ваше величество?

Внезапный резкий порыв холодного ветра взметнул крахмальные локоны Сениного парика. А вслед за тем с неба упали тяжелые крупные капли дождя. На небе – казалось, прямо над головой Сени – собрались сизые тучи.

А на площадке и на подступах к ней к тому времени собрались тучи придворных. Они непринужденно фланировали, не отходя, впрочем, слишком далеко от фонтана, и принюхивались к ароматам еды.

– Об озере, – продолжал настаивать Сеня, не обращая внимания на дождь.

Но ему пришлось обратить. Потому что вдруг хлынул самый настоящий ливень. Буквально как из ведра.

Дамы завизжали. Некоторые кавалеры – тоже. И все бросились кто куда – ко дворцу, под деревья, к скрытым в кустах беседкам.

Лакеи спасали банкет: бежали с блюдами куда-то, собирали карточки или просто паниковали и не знали что делать.

Сеня поспешил под сень деревьев. Музыканты уже стояли там, вытирая платками драгоценные инструменты.

Мерлин будто испарился. Ну да, он же всегда умеет смыться вовремя.

Какая-то дама, мчась мимо Сени, вдруг притормозила, вцепилась в Сенин рукав и воскликнула жалобно:

– Ах! Спасите меня, ваше величество! Какой ужасный дождь!

Это была баронесса Рюменпунш. Локоны ее сложного парика намокли и прилипали к шее и лицу. На ресницах сияли капли дождя. По щекам ползли черные полоски подводки для глаз. Пудра почти исчезла, открыв естественную розовость кожи.

Сеня пожалел, что распорядился не таскать за ним мантию. Она бы сейчас ужасно пригодилась. Но он все равно не растерялся, стащил с себя камзол и накинул на баронессу.

Та благодарно улыбнулась и, невзирая на ливень, присела в реверансе:

– Ах, ваше величество! Вы безгранично великодушны!

– Ну что вы, – смутился Сеня. – Идемте же под деревья.

Он поддерживал ее за локоть, чтобы она не подскользнулась, пока они шли к деревьям, под которыми прятались музыканты и с десяток придворных.

«Как странно, – подумал Сеня, – дождь начался тогда, когда Мерлин постучал своим посохом и что-то пробормотал. Неужели такое возможно? У них тут возможно волшебство? Или все это совпадение?.. Но все же, Мерлин хотел уйти от ответа, и ушел!»

Кроны были и правда так густы, что пропускали только некоторые капли дождя. Завидев Сеню, люди стали расшаркиваться, склонять головы, бормоча почтительно «ваше величество», и расступаться, освобождая ему место. Сеня смущенно кивал им в ответ и улыбался. Баронесса смотрела на него влюбленным глазами.

Но едва он повернулся к придворным спиной, как позади раздалось тихое хихиканье. Сеня резко обернулся. Все тут же состроили абсолютно серьезные мины. Но едва он отвернулся, как хихиканье снова окружило его. И кто-то к тому же произнес тихо:

– А гладильщица-то как сильно ревновала Пепина!

«Ах ты… – даже про себя Сеня не выражался. – Это же рубашка! Что же там с ней?»

Сеня стал расстегивать жемчужные пуговки, потом понял, что все их ему не расстегнуть и за неделю. А потому просто стянул парадную рубашку через голову, чтобы наконец узнать, в чем дело.

Дамы в этот момент тихо охнули. Сеня оглянулся – они взмахнули веерами и замахали ими перед своими лицами, и украдкой взглядывали на Сеню. Баронесса совсем зарделась и опускала глаза. Похоже, Сеня нарушил местный этикет, оставшись перед обществом в нижней рубашке (которая бы, между прочим, по мнению Сени, спокойно сошла за парадную).

Сеня, досадуя на свою поспешность, на Ля Гуша и на дождь, все же развернул перед собой злосчастную парадную рубашку – на спине ее красовалась огромная, с коричневыми обожженными краями, дыра в форме утюга.

– Чудесно, – пробормотал Сеня.

И что теперь? Не одевать же ее снова всем на смех! Он скомкал рубашку и решил, как дождь утихнет, пойти и попросить у Ля Гуша другую.

Баронесса, пряча глаза, протянула ему его камзол. Сеня поблагодарил и надел его. Чтобы не смущать дам.

Дождь закончился так же внезапно, как и начался. И снова выглянуло вечернее солнце. Люди покидали свои убежища. А перед Сеней будто ниоткуда возник Ля Гуш, с камзолом на деревянных плечиках. Ля Гуш с укоризной посмотрел на смятую рубашку в Сениной руке. Осведомился вежливо:

– Жарко было, ваше величество?

– Угадал, – буркнул Сеня и всучил негодную рубашку ему.

– Она мокрая, – заметил Ля Гуш и спросил недоуменно: – Вы камзол снимали?

– Ага, – сказал Сеня.

– Я же просил не снимать, – сказал Ля Гуш.

– Да, – сказал Сеня. И спросил, чтобы не развивать эту тему: – Камзол – мне?

– Разумеется, – кивнул Ля Гуш.

Сеня сменил камзол. У столов уже собирались гости. Лакеи протирали легкие деревянные стулья с плетеными спинками. И придворные усаживались.

– И припудриться, – сказал Ля Гуш, вынимая из кармана розовую коробочку.

– Обойдусь и так, – сказал Сеня. – Зеркало есть?

Ля Гуш, надув обиженно зеленые щеки, вытащил из другого кармана зеркало на ручке.

Сеня вытер лицо от остатков пудры поданным платком. И направился к столам. Не успел он дойти до плиток, его туфли увязли в размокшей земле, и он из них выскочил, едва не упав носом в землю – Ля Гуш поддержал его. Но чулки были теперь в грязи.

Ля Гуш сокрушенно посмотрел на них, потом сказал:

– Снимайте чулки, – вытащил туфли из грязи, вытер их дырявой рубашкой и поставил перед ним. – Под столом на вас никто не смотрит.

Сеня встал в туфли. Ля Гуш посмотрел на его ноги и произнес:

– Ни за что не сойдут за чулки. Побрить бы.

И Сеня впервые в жизни устыдился своих ног – они показались ему не только, и правда, излишне мохнатыми, но даже какими-то худыми и кривыми.

– Да уже некогда, – сказал Ля Гуш. – Идите как есть.