Мои пятнадцать редакторов (часть 2-я)

— Февральский пленум — это, конечно, хорошо, но нам бригадир в газету нужен, — сказал мне Дедиков. — Бумажку я тебе дам, даже с печатью. Ты, главное, материал возьми!

Пришлось снова ехать на стройку, искать бригадира. Увидев моё временное удостоверение, бригадир скис и наговорил страниц на восемь. Так что репортаж я написал и сдал вовремя. Там было всё: кирпич, раствор, прораб… И конечно же, бригадир с американским шпионом. Впрочем, шпиона Дедиков почему-то выбросил. Потом лично перепечатал выправленный репортаж на машинке и с видимым облегчением положил его в папку с красной надписью "В набор".

За неделю, оставшуюся до сдачи макета в типографию, я взял интервью у начальника планового отдела и собрал информацию по управлениям.

— Номер почти готов, — сказал Дедиков в среду. — Только что-то она у нас суховатая получилась. Оживить бы её чем-нибудь! Рассказик дать, юмореску… У вас что-нибудь есть подходящее о строителях?

— А когда надо?

— Желательно завтра утром.

— Будет! — легко пообещал я, хотя в тот момент ничего про строителей у меня не было.

Вечером я сидел за столом и писал юмореску. Смутно помню сюжет: кажется, что-то в духе раннего Гоголя со строительным уклоном. История о прорабе, у которого из-за нерасторопности смежников оказалось под срывом план-задание. Пришлось прорабу обратиться к друзьям-строителям с просьбой выручить его стройматериалами. Друзья оказались как на подбор — выручили. Да так дружно, что получилась примерно такая картина:

"Ближе к обеду кирпич, цемент, бочки с олифой, ящики со стеклом, плитка, столярка и прочий стройматериал заполнил всё видимое пространство — от прорабской до горизонта. А между тем, машины всё прибывали и прибывали. Кузьмич прятался среди плит перекрытия, но его находили и заставляли принимать срочный груз. Кузьмич закапывался в щебень, но его дружно откапывали — и заставляли разгружать машины. В обед с юго-запада прилетел горный орёл и стал вить гнездо на вершине огромной горы из фановых труб и радиаторов…"

— Ничего, пойдёт, — сказал утром Дедиков. — Главное, чтобы Обллит твое творение не снял с полосы.

При этом лицо у Дедикова было озабоченным.

Обллит был структурой серьёзной. Он вычёркивал слова, предложения и абзацы, не объясняя, почему. Он снимал целые материалы, и мало кто из журналистов спрашивал, по какой причине. Сняли? Значит, так надо!

Опытные журналисты знают, что это такое — снять материал с полосы. Даже сейчас, в эпоху электронной вёрстки, это заметные хлопоты для ответственного секретаря. Надо срочно найти замену, причём нужен материал определённой тематики. Потом его выправить, сократить или дописать. Затем поставить в полосу и определиться с заголовком — сделать его длинней или короче. Наконец, всё подогнать и ещё раз проверить. Короче, кошмар кромешный. При горячей же печати, с её отливкой металлических строк и заголовков, громыхающим талером и метранпажем с шилом, шпонами и шпациями, снять материал с полосы означало для ответственного секретаря верную пачку пирамидона, а то и две. Головная боль усиливалась пропорционально газетной площади, которую занимал снятый материал: чем больше площадь, тем больше пирамидона.

Четвёртую полосу с юмореской о строителях Дедиков поручил отнести в Обллит мне. Я дождался у метранпажа контрольного оттиска и отправился искать кабинет с нужной мне табличкой.

Нашёл. Постучался. Захожу. Ничего страшного: люди как люди, и что характерно, все в штатском.

— Здравствуйте, — говорю. И отдаю полосу.

— Через полчасика заходите, — отвечают. Да так вежливо, интеллигентно, прямо душа радуется. Про дыбу и клещи даже разговора нет.

Прихожу через полчасика.

— Чей рассказик? — спрашивает у меня один в очках.

Всё, думаю, приплыли. Снимут сейчас материал с полосы, и что я Дедикову скажу? "Покайся, Иваныч, тебе скидка выйдет!" — слышу я в одном ухе Булгакова. "По тундре, да по железной дороге…" — звенит в другом ухе безвестный мне бард.

— Мой рассказ, — отвечаю. — И запятые — мои. Вместе с точками. А в чём дело?

— Да ни в чём, — отвечает в очках, и протягивает мне полосу с фиолетовой закорючкой в углу. — Это я просто так спросил. Ничего рассказик, смешной. Вот, возьмите. Можно печатать!

5.

Воля ваша, но с Дедиковым я не сработался. Возможно, сказывалась разница в возрасте — редактор был лет на тридцать меня постарше, и партстаж с конца сороковых. Мои беспартийные взгляды его раздражали. А так человек радушный, опыт в газете большой, пусть даже и на уровне многотиражки.

Скорее всего, не понравилось мне в тресте вот почему: слишком уж заорганизованная получалась у Дедикова "Трибуна строителя". Это когда журналист берёт под козырёк ровно за пять минут до того, как начальство очередную руководящую мысль озвучит. Для карьеры это, может быть, и ничего, но для души, прямо скажем, не очень.

Тогда же появились у меня и сомнения в том, стоит ли продолжать учёбу в Литинституте. Писать стихи не хотелось: я чувствовал, что страсть к поэзии уже пережил. А о том, чтобы перейти в семинар прозы, нечего было и думать: с "Романом в стол" дальше Герцена в литинститутском дворе меня вряд ли бы пустили.

По осени, добравшись до Москвы, я встретился с А. Жигулиным [3] . Посидел с ним за чаем, поговорил по душам. Мое решение уйти из института Жигулина заметно расстроило.

3

Анатолий Владимирович Жигулин (1930–2000 гг.) — русский советский поэт, автор многочисленных поэтических сборников и автобиографического романа "Чёрный камень". В 70–80 годы руководил творческим семинаром в Литературном институте им. А.М. Горького.

— Думаю, вам надо взять академический отпуск, — посоветовал он. — Отдохнете, обдумаете всё, не торопясь, а там, глядишь, опять ко мне в семинар вернетесь.

Хороший, наверное, был совет. Но я им так и не воспользовался.

Рассчитавшись в тресте, я устроился грузчиком в ближайшее кафе и стал готовиться к отъезду. До сих пор не пойму, почему изо всех республик, краёв и областей Советского Союза я снова выбрал Сахалин. Наверное, карта такая попалась — без надписей. Их ещё называют контурными. В школе на уроках географии такими детишек мучают. Разглядел я на карте знакомый контур, туда и рванул.

Видать, не всё ещё я повидал на острове. Не всех, кого надо, встретил. Иначе, зачем мне надо было туда возвращаться — по третьему разу?

До сих пор меня мучает этот вопрос. Ищу — и не нахожу ответа.

Глава восьмая

1.

И вот он, всё тот же остров. Институт я бросил, работы нет, жилья тоже нет. И вакантных мест в сахалинских газетах пока не предвидится. Самое время подумать о Рио-де-Жанейро. Или податься в управдомы.

Но прежде я попытал удачу в отделе кадров Долинского целлюлозно-бумажного завода.

— В сульфатно-целлюлозный цех пойдете? — предложили кадровики. — Сначала учеником, через месяц вам разряд присвоим, профессию получите — диффузорщик-промывщик. Заработки у нас неплохие, и общежитие есть…

Словом, уговорили.

Долинский ЦБЗ давно уже обанкротился, не выдержав конкуренции с заграничной упаковкой. А в 83-м это градообразующее предприятие считалось довольно успешным. Завод выпускал оберточную бумагу, незаменимую в сфере торговли: надо же во что-то продукты народу заворачивать! В стране победившего социализма бумага шла нарасхват.