Мои рыжий дрозд

— Ну, довольны, не знаю, но у них теперь, я думаю, есть чувство удовлетворения.

— От чего?! От того, что уже умерли?! Думаешь, у какого-нибудь Мика Джэггера, если ему уже столько лет, никакого, как ты говоришь, чувства удовлетворения нет? А ты еще и Хендрикса называл старой развалиной.

— Ну, он же на гитаре играл — там нужен опыт, мастерство, а быть хорошим певцом — тут только талант и молодость.

— А как же Джон Маккормак?

— Это кто?

— Эй вы, философы, — громким шепотом сказал Лиам, — спать не собираетесь? А то — всех их сюда пригласить и спросить, что сами об этом думают.

— Точно! — Бродяга вскочил с кровати. — Надо сейчас устроить сеанс!

Гилли замолчал. В пору его молодости такие сеансы были в моде, но он никогда не принимал в них участия, считая, что они запрещены церковью. Ему и сейчас стало страшно от одной мысли о встрече с представителями иного мира. Да и неизвестно, чем она может кончиться для него самого.

— Я думаю… — протянул он нерешительно, — могут быть неприятности. Ведь, по-моему, церковь это запрещает. А ведь как раз скоро нам идти на исповедь…

Эдан засмеялся:

— А ты что, считаешь, исповедь для того, чтобы про свои грехи рассказывать? Ты в каком году родился? Да если только Хумбаба сюда не припрется, все будет нормально.

— Ну, ладно, — сказал Гилли неуверенно, — но, если что случится, пеняйте на себя.

— …! — процедил Лиам сквозь зубы. — Да разве твоя святая мамочка не выгородит тебя из любой истории? При подобных настроениях бедные духи к нам просто не прорвутся!

— А я что? Я не спорю.

В спальне было десять кроватей, но трое мальчиков отказались принять участие в спиритическом сеансе: двое откровенно признались, что боятся, а третий заявил, что принципиально ни во что такое не верит и нарочно будет спать. Свет в комнате был уже потушен, но фонарь напротив окна создавал иллюзию яркой лунной ночи. Мальчики уселись в кружок на полу.

— Что же мы теперь должны делать?

— Вы должны снять с себя всю одежду, чтобы не испугать духов своими жуткими нарядами, — раздался с кровати насмешливый голос.

— Коли ты все это знаешь, чего сам с нами не садишься?

— Не хочу! Не верю я, что все это серьезно. И чем больше я этого видал, тем тверже считаю: ерунда это. Предпочитаю оставаться нейтральным наблюдателем.

— Дерьмо ты, а не нейтральный наблюдатель, — мрачно сказал Эдан.

— А ты влюбился в старуху!

Эдан начал подниматься.

— Да плюнь ты на него, — сказал Лиам.

— Подождите, — Гилли зябко повел плечами, — если долго сидеть голыми, мы перемерзнем. Надо хоть накрыться чем-нибудь. Давайте возьмем простыни.

— Мою простыню не смейте трогать!

— Тише ты, а то Хумбаба услышит!

Они разделись и, завернувшись в простыни, опять сели на пол.

— А теперь, — торжественно сказал Бродяга, — нам надо всем взяться за руки, чтобы образовать сомкнутую цепь.

С кровати раздался язвительный смех.

— Ох! Не терпится кому-то! Сейчас дождется! — мрачно покачал головой Эдан.

— Не обращай внимания, он же нарочно, — тихо сказал ему Лиам.

— Тсс… — прошептал Бродяга. — Тут нельзя смеяться.

Холодные потные пальцы одновременно сжались в семи рукопожатиях.

— А теперь что делать?

— Я не знаю.

Все головы повернулись к Гилли, и он понял, что опять незаметно оказался во главе затеи, в которой даже не желал принимать участия. Пожав плечами, он молча признал свое негласное лидерство и стал лихорадочно вспоминать то, что знал-только из рассказов.

— По-моему, требуется еще кое-что. Какая-нибудь железка, лучше — ключ, потом Библия, и еще — все четыре стихии: воздух, земля, огонь и вода.

— Ну, воздух у нас есть, — сказал Бродяга, — а остальное сейчас сообразим. У меня найдутся свечи, вот вам и огонь. Сколько надо зажечь?

— Три! — твердо сказал Гилли. — А подсвечник у тебя есть?

— Да мы их просто к полу прилепим. Библия, кажется, у Эдана была… А ты, Лиам, сходи, принеси из уборной стакан воды. А вот земля…

— Пусть кто-нибудь сбегает в соседний сквер и притащит побольше! — с кровати раздался смех.

— Да не обращай ты на него внимания. — Лиам сжал плечо Эдана.

— А вот, — Гилли приподнялся, — тут в цветочных горшках есть земля.

— Не смей, — Эдан схватил его за руку, — тут травка растет специально для сэйшена.

— Что? — переспросил Гилли. — Трава для сэйшена? А зачем она?

— Травка, а не трава, идиот!

— А, понимаю. — Гилли вспомнил, что часто сам поливал эти горшки, не подозревая об их содержимом.

После краткого обсуждения решили, что ложки две земли с краев взять можно, а если в этой земле что и будет, то тем интересней.

Бродяга начертил мелом на полу круг и укрепил в середине горящие свечи. Рядом была насыпана земля, стоял стакан с водой, лежала Библия, на зеленом переплете которой поблескивал английский ключ.

— Ну, теперь все готово! — произнес Бродяга замогильным голосом.

— А воздух? Вы что, думаете, ваши духи согласятся прийти в такую духотищу?

Бродяга встал и открыл окно. Свечи вздрогнули и в испуге погасли. Кто-то вскрикнул.

— Да закрой ты окно, нашел кого слушать! — спокойно сказал Лиам.

Бродяга закрыл окно, опять зажег свечи и сел в круг.

Все снова взялись за руки и начали пристально смотреть на дрожащие желтые язычки.

— Теперь, наверное, надо бы нам хором прочесть молитву.

— Начинай ты, — прошептал кто-то.

— «Pater noster…» [10] — тихо, но ясно начал Гилли, мальчики неуверенным шепотом повторяли за ним эти знакомые им с детства слова, глубокий смысл которых вряд ли был им когда-нибудь понятен. — …sed libera nos a malo… — …Но и избави нас от лукавого…

10

«Отче наш…» (лат.).