Мои волки. Любовь истинная и нет
Шрифт:
Как «так»?
Я собираюсь сесть в спокойной обстановке и хорошенько подумать над словами оборотня, пока любимый решает важные проблемы на работе. Даже успеваю заварить чай, когда входная дверь взрывается настойчивым стуком. Это не Гор. У жениха есть ключи, а еще он знает, что двери домов в Авалонском лесу запираются на замок только в исключительных случаях.
Лимон, который я собиралась добавить в чай, возвращается в холодильник. Зеркало на стене отражает мою неряшливую фигуру в тапочках и спортивном костюме поросячьего цвета. Я растрепана после сна, не накрашена и выгляжу так, что стыдно показаться на людях. Будь на пороге Гор, я бы не открыла дверь — понеслась бы в спальню приводить себя в порядок. Сколько мы
На крыльце не Гор. Отодвинув штору на окне рядом с входной дверью, я с удивлением и легкой паникой вижу Эштера. Что он здесь забыл? Как проник на территорию волчьей общины без разрешения? На въезде в поселение стоят шлагбаум и будка КПП. Неужели Эштар перелез через забор с восточной, неохраняемой стороны? Или Гор выписал другу постоянный пропуск?
Снова раздается настойчивый стук, и я, поколебавшись, поворачиваю дверную ручку. В лесу среди деревьев, как правило, сумеречно, но сегодня солнце каким-то образом умудряется пробиться сквозь густые кроны и, когда я открываю дверь, слепит мне глаза. Оттого Эштер, стоящий на пороге, кажется подсвеченным золотым ореолом. На нем рваные джинсы, белая футболка и косуха с заклепками. Темные волосы уложены в богемном беспорядке. На ногах кеды. Никогда не видела Гора в кедах: сказывается воспитание Освальда, считающего, что настоящий мужчина только с наступлением темноты снимает галстук и белую накрахмаленную рубашку.
— Гор на работе, — спешу сообщить я, чувствуя укол неловкости, — не привыкла стоять перед мужчинами в домашней одежде. Я из тех женщин, кто даже мусор выносят в платье и туфельках.
— А я к тебе, — Эштер улыбается, демонстрируя идеальные зубы, но в глазах — настороженность. — Надо поговорить. Кстати, хорошо выглядишь.
Он шумно втягивает ноздрями воздух, а я теряюсь. Комплимент моему внешнему виду кажется насмешкой. Не могу я хорошо выглядеть сейчас. Не в этом растянутом спортивном костюме, помнящем мою школьную юность. На мне даже туши нет. Даже помады! Пока Гор на работе, я позволяю себе расслабиться: смываю с лица всю химию, облачаюсь в удобную одежду, меняю кружевные стринги на закрытые хлопковые трусы. Блаженствую, одним словом.
И надо же Эштеру застукать меня в таком непрезентабельном виде.
Я хочу сказать, что не принимаю гостей в отсутствии жениха, и предложить волку зайти вечером, когда Гор будет дома, но не успеваю. Эштер пользуется моей растерянностью, вызванной комплиментом, и ловко проскальзывает мимо меня в гостиную.
— Я могу сесть? — спрашивает он, кивая на диван, и опускается на него, не дожидаясь ответа. Затем окидывает меня долгим взглядом, от которого щеки наливаются румянцем.
— Подожди. Схожу переоденусь.
А как иначе? Не разговаривать же с мужчиной в таком ужасном виде. Кроме того, надо срочно принять таблетку. Как только Эштер входит в дом, я стараюсь не дышать, не чувствовать сводящего с ума запаха истинной пары.
— Не надо, — летит в спину. — Мне нравится, когда ты естественная. Без этого грима ты выглядишь моложе и невиннее.
Я оборачиваюсь с выражением недоверия, но Эштер не издевается, говорит то, что думает, — это видно по глазам.
— Не понимаю, зачем ты прячешься под тоннами штукатурки, — продолжает волк, покачивая ногой, закинутой на колено. — Я только сейчас, увидев тебя без обычного маскарада, понял, насколько ты привлекательна.
Мне нечего ответить. В горле застревает колючий ком, и я стою у основания лестницы, смущенно хлопая глазами.
Слова Эштера — откровение. От них в груди поднимается и закручивается огненный вихрь.
Впервые за последние пять лет мне приходит на ум, что не обязательно заворачиваться в привлекательную обертку и рисовать себе новое лицо: для кого-то я хороша и без сексуальных тряпок — такая, какая есть, какой создала меня природа. Простая мысль, но она выбивает почву из-под ног.— Сейчас вернусь, — я взлетаю по лестнице, чтобы принять таблетки и взять паузу. Мне необходимо побыть наедине с собой, выровнять дыхание, успокоить ураган внутри.
Ночью, когда Гор уснет, я буду лежать у него под боком с губами, стянутыми от водостойкой помады, и прокручивать в голове услышанное сегодня.
Мне нравится, когда ты естественная.
То, что сказал Эштер, необходимо обдумать. Его слова я запомню, спрячу в дальний уголок памяти, чтобы, оставшись в одиночестве, вытащить на свет и обсосать, как леденец.
Руки дрожат, когда я тянусь к стакану воды. В спальне рядом с кроватью всегда стоит поднос с кувшином на тот случай, если во время близости захочется промокнуть пересохшее от стонов горло, а спускаться на кухню лень. Кладу таблетку в рот и, подумав, выжимаю из блистера вторую.
Эштер терпеливо ждет на диване — там, где я его оставила. В гостиную я спускаюсь, не переодевшись и не накрасившись, — и это моя маленькая победа в борьбе с комплексами.
Без грима ты выглядишь моложе и невиннее.
Даже если Эштер прав, показаться Гору в таком виде я не рискну — боюсь заметить в родных глазах разочарование. За пять лет совместной жизни я ни разу не уличила жениха в любви к естественной красоте.
— О чем ты хотел поговорить? — я благоразумно не подхожу к истинному ближе чем на три метра. Опускаюсь на эркерный подоконник: он низкий, широкий и вся его поверхность застелена подушками.
Эштер долго молчит, трет переносицу, а потом бросает, словно с обрыва прыгает:
— Ваши с Гором отношения нездоровы. Со мной тебе будет лучше.
Вот так — с места в карьер.
— Ты ничего о нас не знаешь, — кулаки сжимаются сами собой, ногти впиваются в мякоть ладоней. Это уже становится дурной привычкой — невольно ранить себя.
— Я видел достаточно, чтобы сделать выводы. То, что случилось в отеле…
— А что там случилось? — в голос прорывается раздражение. По плечам бежит зябкая дрожь. Я хочу, чтобы Эштер ушел, не баламутил воду, не поднимал осевший на дне осадок.
— Гор потерял контроль.
— А ты? Ты бы не потерял? Так в себе уверен?
— Я ни за что не сделаю тебе больно или неприятно, — Эштер подается ближе, но я испуганно выставляю вперед открытую ладонь — безмолвно умоляю не подходить. Нельзя сокращать дистанцию, иначе даже таблетки не помогут.
— Не понимаю, почему ты так на нем зациклилась. Будь моей, и я…
— Достанешь с неба звезду? Бросишь весь мир к моим ногам? — иногда сарказм — лучшая защита.
— Буду тебя любить, уважать, защищать, решать все твои проблемы. Я буду тебя ценить, — Эштер говорит медленно, едва ли не по слогам, вколачивая каждое слово мне в мозг. — Буду дорожить тобой. Подумай. Для меня ты единственная, для Гора — запасной аэродром.
— Заткнись!
Не в силах вынести правду — а ведь это правда, не даром Гор тянул с предложением пять лет, — я вскакиваю на ноги и бросаюсь из комнаты, но не успеваю преодолеть и пары метров, как меня хватают, стискивают в крепком объятии, прижимают к твердой груди.
И мир осыпается разноцветными осколками.
Боги, как хорошо! Как сладко! Как уютно в этих руках! Душа и тело поют. Мышцы живота сжимаются от возбуждения. Я ахнуть не успеваю, не успеваю ничего понять, как мои губы оказываются в жарком плену. Целоваться с истинным, с тем, кто избран тебе судьбой, — высшее блаженство. Это как из холода окунуться в горячую воду. Как распасться на тысячи атомов и стать легче воздуха. Как после долгого заточения выйти на солнечный свет.