Молчание бога

Так что ливень не стал помехой для разговора.

Охотники угощались вином, сидя на соломе, а парни слушали, не перебивая, их истории. Самим им не доводилось, слава Богу, сталкиваться с нечистью, они даже не совсем верили в то, что упыри могут превращаться в летучих мышей, а ведьма в голом виде летает на метле... Не верили, но все равно слушали.

– Вот мы собирались уезжать. Упыриху одну нужно найти и замочить, – продолжил свой рассказ Левша, – Сейчас бы уже проехали мимо Хуторов, а к вечеру добрались бы до Перевоза. У меня там вдова одна есть...

– Та вдова, – хмыкнул Стук, – не у тебя одного есть. Шустрая баба...

Охотники довольно заржали. История с вдовушкой на Перевозе была их любимой историей. Левша так потешно злился, когда кто-то из охотников – тот же Стук например, – начинал строить предположения о личной жизни вдовы в отсутствие Левши.

На этот раз Левша решил особо не обижаться. Деревенские парни, затаившие дыхание в ожидании потасовки, выдохнули.

– Вот я бы ее этой ночью уже... – Лицо Левши приняло мечтательное выражение. – А тут – дождь и грязь.

– А у нас всегда такой февраль, – сказал Длинный, – Каждый год. У нас потому в деревнях и дети обычно родятся в ноябре. Все сидят по домам, делать нечего. Вот и...

– И в феврале родятся, – добавил Мышь, паренек из Новой деревни. – По весне, в мае, наши очень любят с девками в холмы ходить...

– А в замок ваши девки не любят ходить в феврале? – спросил Ворюга. – Типа, поговорить, это, поиграть в чего-нибудь... Нет?

Парни не ответили. На местных девок у них были свои планы, и охотники с этими планами увязывались плохо. Совсем не увязывались.

Ворюга кашлянул неуверенно.

– А мне Хорек книгу показывал, – прервал неловкое молчание Длинный, – про зверей разных,..

– Ты ж читать не умеешь, – в один голос засмеялись деревенские.

– Так и не умею, – легко согласился Длинный, – он мне ее показывал. И даже пересказывал кое-чего... Про грифона рассказывал, про эле... элефанта тоже... Как его дракон кольцами сжимает и душит... И про то, как если пантера трахнет верблюдицу, то получается из этого тварь с шеей лошади, ступнями быка и головой этого, верблюда. В пятнах вся и бегает – фиг ее догонит даже лошадь... Еще про орикса говорил, скиену, катоблепа...

Длинный произносил заковыристые имена быстро, чтобы не перебили. Любил он блеснуть таким вот образом.

– Мы тут спорили... – Мышь даже понизил голос, – спорили – какой зверь самый страшный? Кто говорит – дракон, кто левиафан. Волк опять же. Если его успеешь первым заметить – он замрет неподвижно, а уж если он тебя... Ты сам как деревянный стоять будешь, пока он тебя не съест. У оборотней так же?

– У оборотней? – переспросил Гвоздь. – Полная фигня. Ты сам, что ли, волка не видел? Несете околесицу...

– Ага, – засмеялся Ворюга. – Ты про лося помнишь? Про то, что у него нету суставов в ногах и он спит, на дерево облокотясь. Серьезно, Ловчий рассказывал. Он про это в книге римского императора прочитал.

– Нынешнего? – спросил Стук.

– Давешнего, – отрезал Ворюга, – того, что больше тысячи лет назад был. Первого императора. Он почти что в этих краях, чуток севернее, воевал с местными. И написал про то книгу. Так у него там получается, что на лосей охотятся так – подкрадутся к дереву, подпилят, лось прислонится: и вместе с деревом – на землю.

– И че? – спросил Мышь. – Правда? Охотники снова засмеялись.

– Я и говорю, оборотень страшнее всех, – сказал Длинный.

– И опять дурак, – махнул рукой Левша. – Оборотень... Волк – он и есть волк. Больше только, крупнее... Не оборотень, если хотите знать, самый страшный зверь... Мне волк...

– Ты им про Городок-на-Камне расскажи, – Гвоздь сгреб себе под спину соломы, поворочался, устраиваясь, и замер, приготовившись слушать.

Это была его любимая история. И ее каждый раз рассказывали всякому, вступающему в отряд.

Левша отхлебнул вина. Историю про Городок-на-Скале не следовало рассказывать абы как или делать перерывы на еду и питье.

– Это, значит, давно было. Ну... Считай десять лет назад. Почти десять лет, – быстро поправился Левша, глянув на Стука.

Тот кивнул.

– Мы как раз упыря нашли. След. Он, гадина, на тракте промышлял, вроде как под разбойников работал. Перехватит одинокого путника, кровь не всю выпьет, оставит, чтобы лужа получилась. И следы своих зубов ножом прикрывал. Располосует, блин, и бросит. И товар унесет. Деньги, одежду... Хитрый был... Но Ловчий его просек. Нюх у нашего Ловчего на таких тварей. Вот мы и пошли. Аккурат после Пасхи мы тварь эту нашли, кол в брюхо, как положено...

– А зачем кол в брюхо? – не удержался Длинный.

На него шикнули. Левша подождал, пока снова установится тишина, и продолжил.

– Упыря мы припечатали, потом спалили – вместе со шмотками, со всем добром. Нельзя после упыря наследство принимать. Сожгли, значит, и двинулись к Полю. Там герцог турнир устраивал, а Ловчий иногда на турниры заезжал, потолкаться, поболтать, а то и поучаствовать... Он у нас из благородных. Я сам слышал, как его звали в бугурт...

– Куда? – переспросил Мышь.

– В бугурт. В свалку, по-нашему. Типа, стенка на стенку у рыцарей. Сойдутся и давай молотить друг дружку. Вот Ловчего звал сам герцог. И сулился озолотить. Только наш Ловчий... Вот. И дорога к Полю шла как раз через Городок. Так себе город, если честно, тысяч на пять народу, стены, правда, каменные, башни, как положено, хутора вокруг. Короче – город и город. Они там живут в тесноте, по головам друг у друга ходят, где живут, там и гадят...

– Мы тут в город ездим, – закивал Длинный, – и точно, свиньи...

Левша снова помолчал. Длинный кашлянул.

– И черт вынес нас к Городку к вечеру, – Левша огорченно покачал головой, снова до сих пор, уже десять лет не может смириться с этим вопиющим фактом. – Нас на дороге задержало... Ну, в общем, задержались мы. Въехали в город как раз перед тем, как они ворота закрывали. И ничего не почувствовали. То есть – ничего. То, что улицы пустые, так они всегда пустеют... Короче, разместились мы кое-как на постоялом дворе. И ведь снова – не обратили внимания, что чужих нет. Пустой двор. Только нас десяток.