Молчание доктора Мурке (сборник)

Усевшись в желтое мягкое кресло, Мурке раскурил сигарету и, когда к нему подошла Вулла, официантка, сказал: – Яблочного сока, пожалуйста.

К его радости, Вулла сразу же отошла. Он закрыл глаза, но невольно прислушивался к разговору внештатников: там уже разгорелся яростный спор об искусстве. Каждый раз, когда кто-нибудь из троих выкрикивал «искусство», Мурке вздрагивал. «Как от удара кнутом», – подумал он.

Вулла принесла яблочный сок и озабоченно посмотрела на него. Она была крупная и сильная, но не толстая, со здоровым и веселым лицом. Переливая сок из графина в стакан, она сказала:

– Вам надо бы взять отпуск, господин доктор, и потом, бросить курить.

Раньше ее звали Вильфрида-Улла, но для простоты свели оба имени в одно – Вулла. К работникам отдела культуры Вулла относилась с особым почтением.

– Оставьте меня! – сказал Мурке. – Пожалуйста, оставьте меня!

– И еще вам надо бы сходить в кино с какой-нибудь немудрящей хорошей девушкой, – продолжала Вулла.

– Я это сделаю сегодня же вечером, – ответил Мурке, – даю вам слово.

– И вовсе не обязательно идти с какой-нибудь шлюшкой, – сказала Вулла, – на свете еще найдется немало простых, хороших девушек с любящим сердцем.

– Знаю, что найдется, – сказал Мурке, – я думаю, что даже знаком с одной из них.

«Ну то-то же!» – подумала Вулла и подошла к авторам передачи «Легкое – внутренний орган человека», из которых один заказал три рюмки водки и три чашки кофе.

«Бедняги, – подумала она, – совсем свихнулись из-за своего искусства». Вулла очень любила внештатных сотрудников и изо всех сил старалась приучить их к бережливости. «Ведь вот не уймутся, пока не спустят все до последнего пфеннига», – подумала она и, неодобрительно покачивая головой, передала буфетчику заказ: три рюмки водки и три чашки кофе.

Мурке хлебнул сока, ткнул сигарету в пепельницу и с ужасом представил себе, как между одиннадцатью и часом они будут резать на куски сегодняшнюю запись голоса Бур-Малотке и потом вклеивать их в его выступление. В два часа главный желает прослушать оба монтажа у себя. Мурке вспомнил про мыло, про лестницу, крутую лестницу, и про «американские горки», потом про жизненные силы шефа, потом про Бур-Малотке и перепугался, увидев входящего в столовую Швендлинга. Облаченный в клетчатую рубашку – крупные красные и черные клетки, – Швендлинг решительно направился к нише, где притаился Мурке. Он напевал популярный шлягер «Целуй мои губы такие, как есть…», но, увидев Мурке, запнулся и сказал:

– А, это ты? Я-то думал, что ты кромсаешь болтовню Бур-Малотке.

– В одиннадцать опять начнем, – отвечал Мурке.

– Вулла, кружку пива! – рявкнул Швендлинг, повернувшись к стойке. – Пол-литровую. – И продолжал, снова обращаясь к Мурке: – Ты заслужил внеочередной отпуск. Представляю себе, какой это ужас! Старик рассказывал мне, в чем там дело.

Мурке промолчал, и Швендлинг добавил:

– Ты знаешь последние новости о Муквице?

Сперва Мурке вяло помотал головой, потом из вежливости спросил:

– Какие новости?

Вулла принесла пиво. Швендлинг выпил, отдышался и медленно изрек:

– Муквиц делает передачу про тайгу.

Мурке засмеялся и спросил:

– А Фенн?

– Фенн делает передачу про тундру, – ответил Швендлинг.

– А Веггухт?

– Веггухт делает передачу про меня, а потом я про него, ибо сказано: сделай передачу из меня – я сделаю передачу из тебя…

Один из внештатных сотрудников вдруг вскочил и заорал на всю столовую:

– Искусство! Искусство! Искусство! Вот основа основ!

Мурке втянул голову в плечи, точно солдат, заслышавший из вражеского окопа треск выстрелов. Он глотнул соку и снова вздрогнул, потому что из громкоговорителя раздался голос:

– Доктор Мурке, вас ожидают в студии номер тринадцать. Доктор Мурке, вас ожидают в студии номер тринадцать.

Мурке взглянул на часы. Всего половина одиннадцатого, но неумолимый голос продолжал:

– Доктор Мурке, вас ожидают в студии номер тринадцать. Доктор Мурке, вас ожидают в студии номер тринадцать.

Громкоговоритель висел над стойкой, чуть пониже лозунга, выведенного на стене по приказу главного: «Дисциплина – это все!»

– Ну, ступай, – сказал Швендлинг. – Тут уж ничего не поделаешь.

– Верно, – ответил Мурке, – тут уж ничего не поделаешь.

Он встал, положил на столик деньги за сок, проскользнул мимо спорящих, вскочил в «патерностер» и снова поехал вверх мимо пяти пепельниц Шрершнауца, снова увидел Христово Сердце возле двери помрежа и подумал: «Ну, слава Богу, теперь на радио есть хоть одна безвкусная картина!»

Открыв дверь в студию, Мурке увидел техника, спокойно сидевшего перед четырьмя коробками, и устало спросил:

– Ну, в чем дело?

– Они управились раньше, чем рассчитывали, и мы выиграли полчаса, – сказал техник. – Я думал, вы захотите воспользоваться этим получасом.

– Конечно, захочу, – ответил Мурке. – У меня в час свидание. Давайте начнем. Что это за коробки?

– У меня для каждого падежа своя коробка, – ответил техник. – В первой – именительный и винительный, во второй – родительный, в третьей – дательный, а в этой, – он указал на крайнюю справа маленькую коробочку с надписью «Натуральный шоколад», – в этой оба звательных падежа: справа – удачный, слева – бракованный.

– Замечательно! – сказал Мурке. – Значит, вы уже успели разрезать это дерьмо на части?

– Да, – ответил техник. – И если вы записали, в каком порядке вклеивать падежи, мы управимся за какой-нибудь час. Вы записали?

– Да, – сказал Мурке. Он достал из кармана записку, на которой столбиком были выписаны цифры от «1» до «27», а против каждой цифры – название падежа.

Мурке сел, протянул технику сигареты. Пока закуривали, техник вставил в аппарат кусок ленты с выступлением Бур-Малотке.

– Сначала винительный… – начал Мурке.

Техник сунул руку в первую коробку, вытащил отрезок ленты и вклеил в нужное место.

– Теперь дательный, – сказал Мурке. Работа шла быстро, и Мурке с облегчением вздохнул, убедившись, что никаких затруднений не предвидится.

– Так, теперь звательный, – продолжал Мурке. – Возьмем, разумеется, тот, что похуже.

Техник рассмеялся и вклеил в пленку бракованный звательный падеж Бур-Малотке.

– Дальше что? – спросил он.

– Родительный, – ответил Мурке.