Молчание Сабрины 2
Шрифт:
– Кстати! – заметил Брекенбок. – За эти милые стульчики мы должны благодарить Заплату и его странные кошмары, местных собак и высокие деревья. Так что, думаю, можно отменить наказание мадам Бджи и позволить Заплате позавтракать.
– Что?! – Заплата выглядел перепуганным до смерти. Его будто придавило внезапно свалившимся на него брекенбоковским добродушием, как комодом, сброшенным с какой-то крыши. – Нет, я не должен! Мадам Бджи права! Я не помогал готовить завтрак. Кто-то же должен быть наказан. Кто, если не я?!
– Ладно! Неважно! – прервал его Брекенбок. – Твое
– В прессе? – уточнил Бенджи.
– Фонарями, – хмуро ответил Брекенбок. – Мадам Бджи, вы что, заснули там? Мы будем сегодня завтракать, или нет?
Кухарка огляделась по сторонам, словно искала что-то.
– Куда же ты запропастился?
– Что вы ищете, мадам Бджи?
– Мой нож. Любимый кухонный нож. С утра не могу его отыскать…
– Плевать на нож! – Брекенбок сморщил и без того сморщенное лицо. – Все хотят есть! Поторапливайтесь, мадам Бджи, поторапливайтесь!
Махнув рукой, кухарка затащила огромный котел на кованую подставку на краю стола. Она в последний раз помешала варево, и по балагану начал расползаться запах настолько приятный, что даже Брекенбок не нашелся, как бы высказаться на его счет.
Кухарка уже взяла одну из тарелок и сунула поварешку поглубже, как тут произошло нечто неординарное. Неординарное даже для такого места, как кухонный навес «Балаганчика Талли Брекенбока» из тупика Гро.
Стол вздрогнул и затрясся. Мадам Шмыга начала бить по нему кулаками. Глаза ее закатились. У нее словно начался припадок.
– Кларисса?! – взволнованно воскликнула мадам Бджи и бросилась на помощь подруге, позабыв про котел.
– Мадам Шмыга?! – Брекенбок даже привстал со своего стула. Его лицо выражало одновременно испуг и заинтересованность. – У вас видение?
– Это как-то связано с пьесой? – спросил Гуффин, нервно сцепив руки. – Она провалится?
– Не каркай, Манера Улыбаться! – рявкнул Брекенбок. – Что вы видите, мадам Шмыга?
– Я вижу! – возвестила гадалка загробным голосом; ее ногти вонзились в скатерть, горло свело судорогой, а актерская игра не выдерживала никакой критики. – Вижу! Все вижу!
Труппа сгрудилась вокруг гадалки. Каждый из присутствующих пытался углядеть что-то в ее шаре предсказаний, но все видели в его мутных туманных глубинах лишь эффектное, грандиозное, масштабное и многозначительное ни-че-го.
– Что вы видите? – нетерпеливо повторил Брекенбок, покусывая губы от волнения.
– Кошачья шкура! – пророкотала гадалка. – Кошачья шкура бродит по коридору! Туда-сюда!
– Какая шкура?
– Ну кошачья же! – сказала мадам Шмыга, на коротенькое мимолетное мгновение вернув себе абсолютную вменяемость. – И еще я слышу! Слы-ы-ышу-у-у! – Она поспешно снова углубилась в «видение» или в данном случае еще и «слышение». – Скрип и вытье. Когти скребут… Женщина рожает собаку.
– Какой кошмар! – мадам Бджи в ужасе закрыла рот ладонью.
– Что-то ползет по
ноге… – продолжала мадам Шмыга. – Это капелька пота? Или…– Или? – испуганно спросил Бонти.
– Стук в дверь! Тум! Тум! Тум! – Гадалка стукнула кулаком по столу, отчего тарелки и ложки запрыгали, как на пружинках. – Фигура в пальто. Но под пальто – дым.
– Кто это? – Брекенбок, очевидно, принялся расшифровывать предсказание. – Кошачья шкура… Это значит – предательство? Или беспокойный сон? Что же там было в том «Толкователе-растолкователе снов доктора Ферро»? Женщина рожает собаку. Подмена ожиданий? Или появление домашнего питомца? Что же это все значит? Фигура в пальто… Дым… Кто этот незнакомец, мадам Шмыга? Кто он? Когда его ждать?
Казалось, даже гадалка не ожидала, что шут воспримет все настолько серьезно. Но она решила не давать пояснения и продолжила вещать:
– Плачет девочка без глаз… Девочка… без глаз… А еще тень в углу! Она притаилась и глядит на меня, пока я сплю. Она здесь, в комнате. Я знаю, но я не могу открыть глаза! Я боюсь! Я боюсь, что увижу ее, если открою глаза. Но я знаю, что она здесь…
От слов гадалки даже Гуффин, казалось, похолодел. Все описанное мадам было как-то уж слишком жутко даже для него. Прочие же и вовсе стояли молча, боясь упустить хотя бы слово. Каждый опасался, что это возле его кровати притаилась тень.
И только Сабрина не поддавалась общему возбуждению. Она видела, как Проныра, воспользовавшись тем, что все заняты гадалкой, пятился шажочек за шажочком, пока не оказался у котла с похлебкой, а затем быстро в него что-то высыпал. После чего, беззвучно перемешав варево, просто продолжил вести себя согласно сценарию пьесы «Как ни в чем не бывало», вернувшись к остальным.
– Кажется, проходит! – заметил Гуффин, во все глаза глядя на мадам Шмыгу.
Но ничего и не думало проходить – гадалка по-прежнему билась в судорогах и что-то бормотала о незримой опасности, людях за углами и кошачьей шкуре.
– Определенно, проходит! – Гуффин незаметно ткнул пальцем гадалку между ребер, отчего та вскрикнула.
– Человек выворачивается наизнанку! – исступленно продолжила мадам Шмыга. – Я подхожу к нему в каком-то парке. Парк нарисован на стене комнаты. Он сидит на скамейке. И его корчит. Он расшивает кожу и выворачивается наизнанку!..
– Какие ужасы… – пробормотала кухарка.
– Кажется, все это из-за ее снотворного порошка! – высказал предположение Бульдог Джим. – Она пьет его каждый день.
– Или у девочки просто дар! – вступилась за подругу мадам Бджи.
– Ну да, да… – проворчал хозяин балагана – он все еще был потрясен услышанным.
А гадалка, как и прежде, дрожала и царапала стол, и на миг Сабрине показалось, будто что-то изменилось – мадам Шмыга словно впала в самый настоящий и совершенно неподдельный раж.
– Я сказал, проходит, – прошипел Гуффин, но никто, кроме мадам Шмыги, его не услышал.
И тут действительно все закончилось. Приступ сошел на нет. Глаза перестали закатываться и вернулись на место, ногти еще пару раз царапнули стол, а потом сведенные судорогой пальцы расслабились.