Молчание сфинкса
Шрифт:
— Пользы мне от таких «взяток», от такой половой истерики никакой, — ответил хмуро Никита. — И вообще, я поглядел на этого твоего троюродного братца вблизи… Ты говоришь — он княжеского рода? Тоже мне князь Мышкин… В общем, с ним ты, кажется, в яблочко, Сережа, попал. К сестре-то у него, прямо скажем, — склонности. Инцест созревает, наклевывается. Он в сестру свою влюблен до смерти. И кажется мне — дело это давнее у них. Далеко зашло.
Мещерский тогда стал горячо возражать — да ты что, с ума сошел? Но быстренько запутался в возражениях и примолк. От таких бесед было только хуже — собственные догадки вторили словам Колосова.
нна подошла к ним. Салтыков развел руками — кто к нам пожаловал: здравствуйте, бонжур. Вид у него был обрадованный и смущенный. И немножко, самую малость — блудливо-виноватый.
— Анечка, голубчик…
— Рома, здравствуйте.
— Анечка, дорогая…
Мещерский убрался от них — от греха подальше. Пусть сами разбираются. Он оглядывался по сторонам, ловя себя на мысли, что ожидает увидеть вслед за Анной Ивана Лыкова. Но его не было, он не приехал. Слава богу!
Он подошел к Леше Изумрудову и Вале Журавлеву, что-то обсуждавшим вполголоса.
— Как они долго возятся, — бурчал Журавлев, — Как мухи ползают дохлые. Куда Григорич наш смотрит, неужели нельзя копать поживее?
— Возьми лопату да помоги. Копают как умеют, — огрызнулся Изумрудов. Мещерский заметил, что, как только появилась Анна Лыкова, он сразу перестал интересоваться земляными работами, а исподлобья наблюдал за Салтыковым и ею.
Прошло полтора часа. На ветру. У стылой воды. У Мещерского зуб на зуб уже не попадал.
— Все, шабаш, пока достаточно! — наконец крикнул Малявин, грузно спрыгивая в яму. Под его ногами была хоть и запачканная глиной, но явственно различимая каменная кладка. Кирпичи были темно-бордового цвета, невелики по размеру, неровны. Они были совершенно не похожи на нынешние, современные.
Долорес Дмитриевна, поддерживаемая снизу Малявиным и рабочими, а сверху Валей и Изумрудовым, тоже спустилась вниз. Попросила немного чистой воды — смыть грязь и песок. Затем, низко наклоняясь, придирчиво и долго изучала омытый кирпич.
— Без сомнений — кладка восемнадцатого века, — сказала она, распрямляясь. — Возможно, даже первой четверти столетия. Кирпич явно голландский, привозной. Кладка лейденская.
— Пробьем небольшой шурфик, Роман Валерьянович? Рискнем? — спросил нетерпеливо Малявин.
Салтыков вместе с Анной подошел к раскопу.
— А вдруг там вода внизу? — сказал он. — Нет, сначала все надо так обследовать. Давайте металлоискатель.
— Я, я за ним сбегаю! — вызвался Валя Журавлев. Мещерский проводил его взглядом — парень помчался как лось по аллее к дому.
Наблюдали за этой сценой через монитор и Катя с Колосовым.
— За пищалкой своей электронной пацана снарядили, — прокомментировал Никита. — Ну сейчас посмотрим, что дальше будет.
Ждали и у ямы. Малявин отпустил рабочих обедать — обойдемся, мол, теперь своими силами, без посторонних. Сам, разгоряченный н потный, пил прямо из бутылки минеральную воду. Салтыков закурил сигарету. Долорес Дмитриевна бумажным платком вытирала испачканным глиной руки.
— Возвращается Журавленок с агрегатом, — Никита придвинулся к монитору. — Смотри, а это кто с ним? Ах ты… Ты смотри, и этот приперся, не выдержал!
Катя увидела на экране монитора едва поспевающего за Валей Журавлевым Михаила Платоновича Волкова.
— Ну вот, — Никита усмехнулся. — Местный доктор Фрейд тут как тут.
Ты что-то там про особенности психики убийцы говорила, нет? Этот с психами всю жизнь дело имел, специализировался на разных там маниях-паранойях.Они увидели, как к краю ямы подошел Салтыков, заглянул вниз, как в бездонную пропасть.
Мещерский как раз этого и не видел — он смотрел на Волкова. С этим человеком он сталкивался второй раз в жизни. Отчего-то неприятно было сознавать, что этот человек врач-психиатр, а Лесное, это вот Лесное с его прудами, рощами, аллеями, развалинами — бывшая лечебница для умалишенных.
— Мимо ехал, в магазин за продуктами, решил сном вас проведать, — Волков вытер вспотевший лоб. — Всем доброго здоровья, да… Иду, гляжу — Валентин бежит с этой штуковиной. Это ведь такой кладоискатель портативный, да? А что… что-то есть? Неужели вы что-то нашли?
— Сейчас узнаем, — Малявин нахмурился. Голос его звучал не слишком приветливо. Он властно забрал у Вали Журавлева металлоискатель. — Сейчас… Черт, а как он включается? Ты инструкцию не принес?
— Давайте, Денис Григорьевич, я включу, — Салтыков завладел металлоискателем. — Вот так. Работает, программа сейчас загрузится. Подержите меня, я спущусь вниз.
— Роман; подожди!
Это вырвалось у Леши Изумрудова. Мещерский вздрогнул: как тихо стало после этого негромкого, тревожного, предупреждающего окрика. Как они сразу все смолкли… Он скользил взглядом по их лицам — чудится, что ли в неверном свете ненастного осеннего дня или Салтыков действительно так побледнел? И Малявин как-то напрягся, замер. И Волков — какой у него взгляд, не глаза, а гвозди… Как он уставился на металлоискатель в руках Салтыкова! Может, сам хочет спуститься в яму? Или не хочет, не желает, предусмотрительно УСТУПАЕТ эту возможность другим?
— Роман, не надо, ты испачкаешься весь… Там грязно, — сказал Леша Изумрудов. — Давай лучше я.
Он рывком расстегнул «молнию» на своей щегольской красной куртке «Томми Хильфингер» — крак. Салтыков протянул ему металлоискатель:
— Вот эта черная кнопка справа.
— Я знаю, — Изумрудов снял куртку и отдал ее стоявшему рядом с ним Вале Журавлеву. Тот сунул куртку матери.
— Держись за мою руку, скользко, — он осторожно помог Изумрудову с громоздким металлоискателем спуститься вниз.
— Сам-то не полез, поняла? — в это самое мгновение шепнул в спецфургоне у монитора камеры слежения Никита Кате. — Вот оно, значит, как.
Они видели на экране: крохотные фигурки сгрудились у ямы.
На дне ее Леша Изумрудов начал медленно и плавно водить металлоискателем по очищенным от глины кирпичам. Почти сразу же послышался протяжный сигнал.
— Вода, — объявил Малявин хрипло. — Вода внизу, как вы и сказали, Роман Валерьяныч. Ну этого и следовало ожидать. Это наверняка колодец замурованный…
Он не договорил: вслед за сигналом протяжным раздался совсем другой сигнал — мелодичный, хрустальный перезвон. Изумрудов резко дернул металлоискателем вправо, влево — звон, звон малиновый…
Все замерли.
— Что там? Лешенька, что? — растерянно (Мещерскому показалось — испуганно) воскликнула Долорес Дмитриевна.
— Я не пойму что-то… — Изумрудов поднял голову.
— Что на дисплее? — тихо спросил Салтыков.
— Тут на дисплее… Аурум. Это… это золото, — голое Изумрудова от волнения срывался. — Золото!