Молчи и танцуй
Шрифт:
– Что еще? – спросил Глеб у Насти.
– Еще два частника приходили, взяли по пачке. Я им оформила бумаги на реализацию, через неделю они сообщат, как идет продажа.
– Хорошо.
– Но и это еще не все. В студию звонят люди, спрашивают, где книгу можно купить. Я отвечаю: «Ищите в магазинах». Правильно отвечаю?
– Абсолютно.
– Ну, тогда я уже молчу.
– Ладно, скоро приеду.
Глеб понял две вещи. Первая: этот молчаливый парень Вадим – большая загадка. Вторая: радио «Пилот» слушают.
Прибыв в офис, Глеб выяснил, что с каждым выходом ролика в эфир количество звонков увеличивалось. После рекламного блока телефоны
Подсчитывая количество выписанных счетов и общую сумму предполагаемой выручки, Шестопалов поинтересовался у Насти:
– Мне не звонил Вадим Колесников?
– Нет. А он должен был позвонить?
Глеб на секунду задумался.
– Полагаю, что должен. Как появится – сразу ставь меня в известность. А еще лучше… – Глеб усмехнулся. – Скажи ему, что он заработал свою ириску и может за ней приехать…
К концу рабочего дня Шестопалов подводил итоги. На столе лежала пачка счетов на предоплату и на реализацию. Если продажи пойдут успешно (в чем Глеб почему-то уже не сомневался), то выручка только за сегодняшнюю партию вдвое перекроет результат самой первой кампании по продаже книги, которая длилась около месяца!
«Дело не в деньгах», – неоднократно повторял Глеб, и это было чистейшей правдой. Дело совсем не в них, причем это касалось не только многострадального «Волка», но и любимой радиостанции.
В своей конкурентной среде Глеб Шестопалов действительно считался неисправимым идеалистом, одним из немногих последних упертых могикан, которые были убеждены, что если ставить во главу угла извлечение прибыли, то лучше просто уйти в торговлю (впрочем, и талантливый торгаш тоже не просто рубит капусту). «Это бизнес, это нормально, – говорил Кирилл Обухов. – Бизнес должен извлекать прибыль, и к черту сантименты». Глеб в ответ упрямо цедил сквозь зубы, что пока одни штампуют «Жигули» и «Волги», другие собирают «Форды» и «Мерседесы». В обоих случаях это бизнес, извлекающий прибыль, но какова разница на выходе!..
Черт его знает, почему Глеб вдруг решил побыть немного писателем – наверно, мыслям стало тесно в голове – но когда он писал свою книгу, задерживаясь на работе до первых утренних трамваев, выкуривая пачки сигарет и выпивая кофе целыми банками, он не думал о деньгах. Он думал о чем угодно, только не о них.
Глеб закурил. Голова у него после всех последних новостей шла кругом с огромным радиусом. Скоро объявится Лесневский со своей политической рекламой аспирина, Вадим Колесников загадывает загадки, вопрос о рейтинге «Пилота» завис, как лампочка на шнуре под потолком.
Короче, дурдом.
У Людмилы Викторовны Еремеевой было интересное хобби – она обожала лечиться. Полки ее шкафчиков, а также столик на кухне занимали довольно внушительные батареи бутылочек и флакончиков с лекарственными препаратами. В те моменты, когда мама Ларисы не смотрела телевизор и не готовила пищу, она обязательно от чего-нибудь лечилась – либо с помощью этих препаратов, либо народными средствами по советам умных книг или видеокурсов.
Как следствие, с лечебным психозом неразрывно был связан и ореол измученной
и брошенной всеми женщины. Садившись с мужем ужинать, она начинала пересказывать нюансы перенесенной накануне мигрени и жаловаться, что почему-то никого не оказалось рядом, чтобы подать таблетку. Александр Никифорович привык к этим басням, поэтому лишь сочувственно кивал и быстро переключал свое внимание на телевизор. Хуже приходилось в те моменты, когда жена начинала откровенно его доставать: сходи к врачу, поставь пломбу, сдай анализы, съешь витаминку. С работы мужчина приходил уставший и довольный, но после таких врачебных рекомендаций просто свирепел.– Люда, отстань! Я хорошо себя чувствую.
– Это ты сейчас хорошо себя чувствуешь, а потом?
– А потом мне плевать! Дочь вырастил, внука на ноги успею поставить. Все, не мешай!
– Но ведь сам жаловался, что сердце иногда…
– Я – не жаловался!
В общем, к согласию они не приходили, каждый оставался при своем: она – при флакончиках с лекарствами, он – с футбольным мячом на школьном стадионе. Но сегодня им все же пришлось поговорить.
Людмила Викторовна по обыкновению страдала на кухне, когда отец Ларисы вернулся с работы слегка навеселе. Он громко поздоровался и ушел переодеваться.
– Всё поёшь! – воскликнула жена.
– А почему сегодня не петь? Постный день?
Он появился на кухне в трико и майке. Взглянув на распечатанную упаковку витаминов, усмехнулся:
– Убиваешь микробы?
– Не язви. – Людмила Викторовна вздохнула, полезла в ящик стола. – Что-то у меня давление не то.
– Оно у тебя всегда не то. Скушай пару таблеток и иди спать.
– Пошел ты!
Александр Никифорович удивился.
– Что случилось?
– Ничего особенного. Лариску видела на улице.
– И что?
Людмила Викторовна намотала на руку жгут домашнего барометра, измерила давление. Узрев на дисплее непотребные цифры, она пришла в еще более разбитое состояние.
– Видела ее с каким-то смазливым мальчишкой. Гуляли втроем, взявшись за ручку. И Максимка с ними!
Муж расслабился.
– И вовсе он не смазливый, а очень даже подтянутый и симпатичный парень. И вежливый, кстати.
Настала очередь Людмилы Викторовны удивляться.
– Ты что, знаешь его?!
– Да не особенно. Видел один раз, он Лариску до дома провожал. Поздоровались, познакомились. И всё.
– И все?!
Александр Никифорович уставился на нее немигающим взглядом.
– Что ты вылупился, дурень старый! Твоя дочь на глазах у ребенка шашни заводит с кем ни попадя, а ты и рот раззявил!
– Чего ж ты хочешь? Чтобы она с уголовником жила?
– А что, лучше когда ни кола, ни двора и случайные связи?!
Александр Никифорович присел на табурет, достал папироску. В последние дни жена утомляла очень сильно, и просто так накрыться панцирем и время от времени высовывать нос, чтобы определить направление ветра, уже не получится. Придется уже принять удар грудью.
– Знаешь, – сказал он, – я не буду сидеть и мучиться вопросом, какие там у нее связи и с кем. То, что она рассказала нам в прошлый раз, меня очень задело, и, скорее всего, она говорила правду. Пусть разводится и налаживает свою жизнь.
– Она ее наладит, ага! Сдуру загуляет сейчас, а потом…
Людмила Викторовна чуть не заплакала, и это было уже что-то новое. Обычно она оставалась на коне до самого финала битвы, не поддаваясь на предложения перемирия, но, видимо, всему есть предел.