Молилась ли ты на ночь?

– Мы ему все расскажем, – пообещала я. – Правда, Трошкина?

Алка невнятно высказалась в том смысле, что она очень надеется на отсутствие у нее особенно ярких впечатлений. Мамуля возразила, процитировав в доказательство пару подходящих к случаю отрывков из своих романов. Трошкина убедилась, что наша писательница неплохо знает жизнь и быт предпоследнего приюта усопших, и загрустила. А наша писательница вошла во вкус и в такси по пути к нужному нам учреждению так вдохновенно развивала тему, что гладкая прическа водителя вздыбилась шваброй, а глаза его увеличились настолько, что перестали помещаться в зеркальце заднего вида. Высадив нас у морга, таксист умчался прочь с такой скоростью, что его не догнала бы и ведьма на помеле – а ведь ведьму, в отличие от автомобиля, не стесняла бы сложная дорожно-транспортная ситуация!

– Вперед! – сориентировавшись, мамуля кивнула на приземистое здание. – Нас с вами там уже ждут.

– Чур меня! – повторила впечатлительная Трошкина и снова перекрестилась.

– Молилась ли ты на ночь, Дездемона? – съязвила я.

– Сама Дездемона! – огрызнулась подружка.

– Типун тебе на язык! Избави меня боже от такой роли! – теперь уже я осенила себя крестным знамением. – Я в Дездемоны не гожусь, у нас с ней нет ничего общего.

– У тебя тоже редкое имя, – Алка тут же нашла общее.

– Много от него проку! – фыркнула я. – Мне бы лучше редкий ум!

Теперь фыркнула Трошкина.

– Ладно, можешь подождать нас тут, – великодушно предложила я, сжалившись над трусихой.

Она окинула затравленным взглядом пустой и темный переулок и побрела на занесенное снегом крыльцо морга, как на эшафот.

– Выше голову, Трошкина! – шепнула я.

– Точно, запрокину голову и глаза закрою! – Алка слабо обрадовалась и действительно вздернула голову и зажмурилась, так что мне пришлось вести ее под руку.

Мамуля постучала и вошла первой. Коридорчик, в котором мы оказались, был тесным, и за мамулиными красиво волнующимися бобрами мне ничего не было видно.

– Добрый вечер! – приятным контральто возвестила она.

Трошкина слабо застонала.

– Здравствуйте, здравствуйте! – запел в ответ густой дьяконский бас. – Смотрите, кто к нам пожаловал! Сама Басенька Кузнецова! Сколько зим, сколько лет!

– Это Валерий Борисович, – обернувшись к нам, с улыбкой сказала мамуля. – Он прекрасный патологоанатом, рекомендую!

Трошкина не издала ни звука, но колени у нее ослабли, и она тяжело повисла на моем плече.

– Здравствуйте! – вежливо сказала я костлявому дядьке с усами и прической Максима Горького.

– Это Индия, – представила меня мамуля.

– Маленькая дочурка? – Валерий Борисович расплылся в умиленной улыбке и окинул одобрительным взглядом все сто семьдесят пять сантиметров «маленькой дочурки». – Индия! Где бы мы еще встретились!

– В самом деле, – промямлила я, решительно не зная, что на это сказать.

– А вторая девочка никак из наших? – доброжелательно пошутил патологоанатом, прищурившись на снулую Трошкину.

Алка тут же спрыгнула с моей спины и широко раскрыла глаза.

– Это моя подруга, Алла, – сказала я.

– Очень приятно. А это мои практиканты, Сева и Петя! – прогудел Валерий Борисович, отодвигаясь к стеночке, чтобы открыть вид на пару парней в несвежих медицинских халатах.

Мальчики улыбнулись и растянули над головами рукописный плакатик «Добро пожаловать!». Трошкина глянула на него и снова закатила глаза.

– Да что же мы дорогих гостей на пороге держим, проходите, милые дамы, проходите! – радушно забасил Валерий Борисович.

Мамуля, я и едва волочащая ноги Трошкина переместились в маленькую тесную комнатку со скрипучим деревянным полом, щелястым окном и обыкновенным кухонным столом, вокруг которого сгрудились разномастные стулья в количестве, позволяющем рассадить всю нашу компанию. Стол был покрыт веселенькой клееночкой в цветах шотландского клана Макгрегоров, на клееночке стояла бутылка кагора, коробочка пастилы и тарелка с кружочками домашней колбаски. Рюмок не было, их должны были заменить разнокалиберные чайные чашки.

– Прошу к столу! – прогудел Валерий Борисович.

– Ах, зачем же, мы ведь к вам по делу! – с этими словами мамуля присела на обшарпанный табурет.

Даже на таком жалком подобии трона она выглядела как королева. Валерий Борисович молитвенно сложил руки и показательно залюбовался, практиканты Сева и Петя зашептались.

– Мальчики хотели попросить вас, Басенька, оказать им честь и подписать книжечки, – оглянувшись на практикантов, сказал патологоанатом. – Давайте, парни, не тушуйтесь! Басенька хоть и великая женщина, но вовсе не зазнайка.

– Ах, Валерий Борисович, вы меня смущаете! – пропела мамуля и сноровисто изобразила хитрые закорючки на заглавных страницах томиков, которые ей подали милые юноши Сева и Петя.

– А теперь за встречу! – постановил Валерий Борисович и ловко наполнил вином разномастную тару.

Принимающая сторона выпила за встречу стоя, после чего гостеприимный патологоанатом сказал:

– Закусывайте конфетками, дамы, и колбаской не побрезгуйте.

– Мы ее сами делаем! – подал голос осмелевший практикант Сева.

Алка, успевшая сунуть в рот кусочек аппетитной колбаски, поперхнулась и побледнела. Наверное, представила, как и из чего работники морга варганят самодельную колбаску.

– У родителей Севы в станице фермерское хозяйство, – объяснил Валерий Борисович.

Трошкина облегченно вздохнула. Мамуля взглянула на нее с беспокойством и, видимо, поняла, что долго Алка не выдержит.

– Валерий Борисович, дорогой, так приятно с вами общаться, но нас зовут дела, – поставив на стол чашку-рюмку, с притворным сожалением сказала мамуля. – Вы позволите нам взглянуть на того господина, о котором мы с вами говорили по телефону?

Валерий Борисович развел руками, встал, безропотно покоряясь воле дорогой гостьи, и снова сказал:

– Прошу к столу!

Трошкина мгновенно просекла, что на этот раз речь идет не о кухонном столе с угощением, и отчаянно воззвала:

– Сева, Петя, проводите меня на улицу и угостите сигареткой!

– Алка, ты же не куришь! – шепотом напомнила я.

– Лучше уж я никотином травиться буду, чем жмуриков разглядывать! – прошипела в ответ подружка.

Путаясь в ножках стульев и наступая на ноги людям, она прорвалась к выходу и умчалась прочь, в ночь. Сева и Петя, переглянувшись, с готовностью составили ей эскорт.