Молитва Идиотов

Сан Саныча просто распирало от гордости и радости, когда он нас с Ильей знакомил и мы, объездивши все злачные места нашего города, под вечер ввалились шумно и весело в родовое «поместье» Ивановых с приглашением отправиться на «вечер воспоминаний» в дом Ковалевых. Вот «радости» то было!

С братом Ильей у нас сложились хорошие братские отношения, но не приятельские, как бы того хотелось нашему деду.

Мы были дружны, но мы были разные.

Илья, заблудившим плодом, откатился от родового древа в девственные дебри человеколюбия и правдомании. Я же, наоборот, был стопроцентным «Ивановым»: считая, что ради успеха дела иногда выдача неполной или чуть искаженной информации не такой уж большой грех.

В общем, при всей поразительной внешней схожести, внутренне мы были антиподами.

Правда, была у нас с братом и одна общность: родовое наше семейное проклятие. Не могли мы с ним равнодушно смотреть на это мелькание косичек и юбчонок, а в более зрелом возрасте, стройных ножек и выше ножек.

А еще, мы с Ильей, отличались подходом к денежным вопросам. Илья всегда искал «спонсора» для своих идей и бытия. Я же - источник самофинансирования. Но не унылую рутинную работу, а труд, сродни бизнесу, приносящий радость и приличные дивиденды.

Поэтому, поездки с дедом Сан Санычем на областную толкучку, стали со временем одним из любимейших моих занятий.

При той советской безтоварице я, еще учась в школе, сумел сколотить себе неплохой капиталец для стартового рывка во взрослую жизнь. Плюс сюда еще и «премиальные» от отца, которые я зарабатывал, подменяя папашу и тиражируя срочные заказы.

Годы не изменили отца к лучшему: женщины, а особенно замужние, по-прежнему влекли его. Противозачаточные таблетки тогда были дороги, а презервативы отец просто презирал, а с замужними и без одного и другого можно было обойтись, ибо венерическими болезными замужние женщины болели редко, а для случайно зачатых детей при случайных половых (но мне кажется, на полу мой отец этим никогда не занимался, так как на задниках нашей конторы, в переоборудованной для этих целей кладовой, имелся весьма удобный диванчик) связях у дам имелись, хоть и «рогастые», но вполне законные мужья. (Возрадуйся муженек, и корми пополнение).

Но как отец не кочерыжился, жизнь брала свое. Сначала он начал седеть и начал краситься. Затем от постоянного кувыркания по чужим, не всегда пуховым подушкам, начала образовываться плешь на макушке, и отец купил парик.

В общем, когда отцу приспичивало и он, нарушая, может быть, тысячное уже обещание остепениться и вести себя благоразумно, снова, взбрыкнувшись престарелым козлом, забирался в чужую капусту, я всегда оказывался рядом и за определенную мзду был рад подменить его на рабочем месте. Хотя многие из нынешних его пассий были уже не прочь переспать и со мной. От моего сексуально-привлекательного вида у многих из этих напомаженных и уже не первой свежести шлюх слюнки текли.

Хотя, многое из того, что мне могли предложить эти старые вешалки, я мог получить и не выходя из-за прилавка отцовской студии, благо заняться любовью со мной желающих было хоть пруд пруди и, причем, эти претендентки, как правило, были молоды и привлекательны.

Правда, не всегда. этот «процесс» шел по любви: некоторые из моих часто меняющихся подружек брали за это деньги: на карманные расходы. Не у всех же девчонок родители добряки, как у меня, есть ведь и «жмоты». Вот и приходится несовершеннолетним красавицам своим трудом подрабатывать на сигареты и пиво.

Все в этой жизни стоит денег.

Я тоже любил деньги, но не за деньги. Это мальцом, каждый сэкономленный рубль я припрятывал в кубышку.

Повзрослев, любил, когда деньги работали, то есть, совершали оборот, крутились, одним словом.

Старшеклассником, я уже сам раскрутился во всю и, чего только своим сотоварищам по школе, с областной толкучки, ни привозил. Не даром конечно, но вполне по приемлемым ценам и значительно ниже местных рыночных. Да и то, в те времена, у нас, в Лесногорске, даже за хорошие деньги, было большой-­пребольшой проблемой что-то купить: все по блату, все с под полы. Так, что ко мне даже в очередь записывались.

Ребята меня уважали и любили за то, что я всегда держал слово, а я любил девчонок за то, что они разрешали мне порой подержаться за их тело.

Бывало, привезу какой-нибудь новомоднице платьице шик-блеск или юбчонку мини- некуда и как посмотрю на эту всю девичью красоту, что у меня вся на виду. Во рту пересохнет: языком не повернешь, и бросит меня в дрожь, и выдохну хрипло, потеряв окончательно голову:

– Не надо денег! Бери бесплатно. Только сними все это при мне.

Уж чего захотел!
– возмутиться моя заказчица, а у самой чертики в глазах, то ли ее саму в жар бросило, то ли «калькуляторы» щелкают в зрачках.

Бывало наобнимаемся, назажимаемся, нацелуемся до синюшной припухлости губ и так, не солоно хлебавши, и, потеряв уйму денег, плетусь домой. После таких «сделок» бывало, с неделю ходил, как кавалерист: ноги сомкнуть больно.

А бывало такие ласки!!! Что, если бы не вечер и возраст позволял, повел бы ту подружку, честное слово, повел бы в ЗАГС, но до утра у меня любовный туман, почему-то, всегда рассеивался и я охладевал.

Рано познав женщин, я рано повзрослел и смотрел на мир взрослыми глазами.

А брат Илья, с которым мы частенько затаскивали в постель пару-тройку общительных, ну очень молодых дам, как был так и остался ребенком, замерев в понимании жизни, где-то на уровне тринадцатилетнего пацана.

А тринадцать, как известно, нехорошее число. Меня, например, моя тринадцатая, тринадцатилетняя к тому же подружка, наградила гонореей.

Брат Илья такой участи избежал, так как та хохотушка­толстушка, узнав, что Илья мечтает стать прокурором, наотрез отказалась заниматься групповухой и вся «радость» излечения досталась мне одному.

Изиное демагогическое декларирование равенства и братства у всех его знакомых и друзей уже набило всем оскомину на зубах и, чуть было не бросило его в объятия «белого братства», когда он не на шутку увлекся разнообразной религиозной литературой.

Но тогда он был молод и глуп и вдобавок девственник и мне, а точнее моей школьной подружке Зине, не составило большого труда возвернуть его на путь истины.

Позже, когда в шестнадцать лет, бабы Илье до чертиков уже надоели и он, захандрив, увлекся музыкой, мне уже стоило больших трудов и денег заставить его повзрослеть и забыть свою голубую «детскую» мечту.

Я из своей заначки оплатил курсы водителей за себя и за брата, и мы по вечерам иногда угоняли тайком вторую, после «мерседеса» в дедовой «конюшне», вишневую «девятку» и, прикупив вина и девчонок, колесили по окрестным полям и перелескам.

И у Ильи от свежего воздуха, быстрой езды и сельских ландшафтов снова возродилась на девчонок эрекция.

В безраздельное наше пользование дед отдал нам, потерявший уже свой блеск, «мерседес», когда мы уже перешли в одиннадцатый класс, но тогда мы с Ильей, повзрослевшие и поумневшие, самочинно наложили годовой мораторий на утехи и ушли с головой в учебу.