Молниеносный 3
Шрифт:
— Значит, выйдем к ним, — ответил Алексей II, его голос был спокойным, а взгляд сосредоточенным. Именно таким его должны были видеть приближенные — уверенным и готовым разобраться с любой проблемой.
Император вышел из оружейной, и его шаги эхом раздались в коридорах, где когда-то царила тишина. Он направлялся к тронному залу, куда стекались те, кто недоволен нынешней властью. Те, что поверили речам оппозиции и сейчас упивались безнаказанностью и разрушениями в его доме.
Когда двери Большого зала распахнулись, бунтовщики замерли. Перед ними стоял не испуганный старик, как они ожидали, а воин. Император
— Я здесь, — произнёс Алексей II. — Что вы хотите от своего императора?
Словно по команде по рядам бунтовщиков прокатилась волна ненависти. В щиты гвардейцев полетели топоры и камни, а следом раздался первый выстрел.
Император успел окружить себя магическим барьером, который оказался настолько мощным, что отсёк руку напавшего на него мужчины в деловом костюме. Кровь брызнула на мраморный пол, и разгорелся бой.
Гвардейцы отражали атаки, их щиты сливались в единое целое, создавая неприступную стену. Император легко двигался между ними, его меч свистел в воздухе, разрубая оружие бунтовщиков, а иногда и части их тел.
Оставшиеся верными своему государю аристократы обменивались магическими атаками с нападавшими одарёнными. В воздухе витали магия, дым от огненных шаров и морозная дымка от ледяных щитов. Пламя огненной стены взметнулось вверх, отрезая часть толпы от императора и поджигая одежду бунтовщиков.
С другой стороны от Алексея II расходились веером ледяные иглы, впиваясь в толпу. Ледяные шипы оставляли за собой следы замёрзших тел и скользкую дорожку из застывшей крови.
Но император пока не использовал свою силу. Он бился как простой воин — меч в руке, щит на перевязи. Его движения были точными и уверенными, каждый удар был продуман, каждое уклонение — инстинктивным.
Меньше всего Алексею II хотелось убивать своих подданных, но меч то и дело соскальзывал и обрубал не только руки с оружием, но и головы. Вокруг него раздавались крики, звуки металла о металл и глухие удары. Гвардейцы сражались рядом, отражая удары и защищая своего повелителя.
Когда зал уже утопал в крови, когда гвардия почти дрогнула под напором толпы, император наконец разжал ладонь с мечом и вскинул руку. Воздух вокруг него задрожал, невидимая волна магии прокатилась по залу, и всё остановилось.
Магия, древняя и неоспоримая, раздавила волю сражающихся. Бунтовщики, которые ещё секунду назад были готовы идти до конца, рухнули на колени, словно под невидимым прессом. Их оружие выпало из рук, они даже дышать не могли, как и противиться давлению воли своего императора.
Император прошёл между ними, его шаги были отчётливо слышны в наступившей тишине, которую нарушало лишь хлюпанье крови под сапогами монарха.
— Вы хотели меня видеть? — спросил он, его голос звучал ровно и спокойно, несмотря на недавнюю битву. — Вот он я. Смотрите же.
И тут из-за спин бунтовщиков неспешно вышел мужчина со шрамом на щеке. Он был без оружия, в парадном костюме и начищенных ботинках.
— Наконец-то, — сказал Влад Меркулов.
Император повернулся, и в него ударила ментальная магия. Мощная и древняя магия, которую давно следовало искоренить, окутала Алексея II, пытаясь проникнуть в его разум. Он сжал зубы до боли, его сердце колотилось в груди,
но он знал, что не имеет права сдаться.— Ты не сможешь меня сломить, — произнёс он. Его голос всё ещё звучал уверенно, несмотря на нарастающее давление. — Я не боюсь тебя. Твой род получил по заслугам.
Меркулов лишь усмехнулся, и в его глазах зажглось холодное пламя. Он сжал кулак, и император вздрогнул, как от удара. Его пальцы впились в виски. Губы искривились в беззвучном крике.
— Ты… не смеешь…
Меркулов сделал шаг вперёд. Ещё один. Его глаза стали абсолютно чёрными.
Алексей II рухнул на колени. Из носа потекла кровь. Он попытался поднять руку — пальцы шевелились, но не слушались.
Император чувствовал, как его разум начинает заполняться тьмой, как будто кто-то пытался вырвать его душу из тела. В его голове раздавался гул, как будто тысячи голосов кричали одновременно.
— Я ждал сорок лет, — сказал Влад Меркулов, встав напротив согнувшегося от боли императора. — Я ждал и готовился.
В сознании Алексея II вспыхнули образы: казнь на городской площади, пламя, пожирающее родовое гнездо Меркуловых, детские крики, которые он приказал себе не слышать.
— Нет! Это был… бунт… — прошептал государь. — Я должен был…
Влад сжал кулак сильнее, до хруста. У императора лопнули капилляры в глазах, и по щекам покатились кровавые слёзы. Гвардейцы стояли как статуи, а бунтовщики затаили дыхание, наблюдая за пытками своего государя.
— Теперь ты почувствуешь, что они чувствовали, — Меркулов наклонился и растянул губы в улыбке. — Каждый момент. Каждый крик.
Алексей II завыл, словно дикое животное. Его тело содрогалось в конвульсиях, доспехи гремели по мрамору.
Потом наступила тишина.
Меркулов разжал ладонь. Император лежал неподвижно с широко открытыми глазами.
— Ваше императорское величество? — осмелился шепнуть один из бунтовщиков.
Пальцы императора дрогнули. Потом он медленно, как марионетка, поднялся на ноги. Его глаза были теперь такими же чёрными, как у Меркулова.
Влад Меркулов улыбнулся счастливой улыбкой. Впервые за сорок лет.
Глава 18
Дым от горящих зданий стелился по улицам, смешиваясь с холодным ночным туманом. К Лубянской площади от дворца тянулась длинная процессия, впереди которой не оглядываясь шёл Влад Меркулов. Следом шагал император в окровавленных доспехах, выгибаясь и двигаясь неестественно резко.
Народный бунт ликовал — они победили! Они схватили одержимого монарха и ведут его на казнь! Вот она — сила единства, когда даже армия и императорская гвардия не может сломить тысячи простых людей.
Меркулов время от времени сжимал пальцы, и тогда император выгибался дугой, как от удара током.
— А-а-а-а! — кричал он хриплым надорванным голосом. Слюна капала на подбородок императора, из бешено вращающихся глаз стекали кровавые слёзы.
— Одержимый! — кто-то крикнул из толпы.
— В нём демон! — поддержали его другие голоса.
Меркулов поднял руку, и император вдруг замер, потом резко вскинул голову. Его челюсть дёрнулась, размыкаясь неестественно широко, и из горла вырвался звук — не человеческий крик, а что-то между визгом свиньи на бойне и скрежетом металла.