Молния

– Или угощает конфетами.
– Тельма скорчила гримасу.
– Представляешь себе? Конфеты! У него нет ни капли воображения! Можно подумать, что этот гад учится на брошюрках, которые раздает детям полиция, чтобы предупредить об извращенцах.

– Нет, конфет не предлагал.
– Лора вздрогнула, вспомнив вдруг изменившийся цвет глаз Шинера и его тяжелое равномерное дыхание.

Тельма наклонилась вперед и театральным шепотом спросила:

– Похоже, что Бледный Угорь проглотил язык, так зажегся, что позабыл свой репертуар. Может, у него к тебе особая страсть?

– Бледный Угорь?

– Вот именно, - подтвердила Рут.

– А для краткости просто Угорь.

– Это прозвище ему подходит, он такой бледный и скользкий, - сказала Тельма.
– Могу поклясться, у него к тебе особая страсть. Знаешь, девочка, ты просто обалденная.

– Ты ошибаешься, - сказала Лора.

– Не прикидывайся, - отрезала Рут.
– Посмотри, какие у тебя волосы, а глазищи...

Лора покраснела и хотела было запротестовать, но вмешалась Тельма:

– Послушай, Шейн, блестящий дуэт сестер Аккерсон в составе Рут и Тельмы не страдает ложной скромностью, но и не терпит хвастовства. Мы режем правду в лицо. Мы знаем свои достоинства и гордимся ими. Мы знаем, что нам не выиграть титул "Мисс Америка", но мы умные, и даже очень, мы этого не отрицаем. А ты потрясающая, и нечего притворяться.

– Моя сестра иногда слишком прямолинейна и чересчур красочна в своих выражениях, - извинилась Рут.

– А моя сестра, - продолжала Тельма, - пробуется на роль Мелани в "Унесенных ветром".
– Она заговорила с преувеличенным южным акцентом и наигранным сочувствием.
– Скарлетт у нас добрая. Говорю вам, Скарлетт очень хорошая. Ретт в душе тоже хороший человек, и солдаты-янки тоже хорошие, даже те, что разграбили Тару, сожгли урожай на полях и сшили сапоги из кожи наших младенцев.

Лора не могла удержаться от смеха.

– Так что брось прикидываться скромницей, Шейн! Ты потрясающая, и все тут.

– Ладно, ладно. Я знаю, что я... хорошенькая.

– Шутишь. Бледный Угорь свихнулся, когда тебя увидел.

– Верно, - поддержала Рут, - ты его просто ошарашила. Он даже позабыл о конфетах.

– Подумаешь, конфеты!
– подхватила Тельма.
– Пакетики леденцов, шоколадки!

– Ты, Лора, будь поосторожней, - предупредила Рут.
– Он больной человек...

– Он ублюдок!
– крикнула Тельма.
– Помойная крыса!

– Он не такой уж плохой, - тихо сказала Тамми из своего угла.

Белокурая девочка была такой молчаливой, застенчивой и неприметной, что Лора забыла о ее присутствии. Лора увидела, что Тамми отложила в сторону книгу и сидит на постели, подтянув к груди худые коленки и обхватив их руками. Ей было десять, она была на два года младше остальных и маленькой для своего возраста. В белой ночной рубашке и носках она казалась привидением.

– Он и пальцем никого не тронет, - продолжала она неуверенным, дрожащим голосом, как будто высказывать мнение о Шинере было так же опасно, как идти по проволоке без страхующей сетки внизу.

– Еще как тронет, да только боится, - сказала Рут.

– Он просто...
– Тамми кусала губы.
– Он просто... одинокий человек.

– Нет, милочка, - отозвалась Тельма, - он совсем не одинокий. Он такой самовлюбленный, что ему достаточно своего общества.

Тамми отвернулась. Поднялась, сунула ноги в разношенные тапочки и пробормотала:

– Скоро отбой.

Она взяла с тумбочки косметичку, шаркая, вышла из комнаты и, затворив дверь, направилась к умывальной в конце коридора.

– Тамми берет конфеты, - пояснила Рут. Волна отвращения захлестнула Лору.

– Не правда.

– Нет, правда, - сказала Тельма.
– И не потому, что ей хочется сладкого. Она... она запуталась. Ей нужна опора, пусть даже это Угорь.

– Но почему?
– настаивала Лора. Рут и Тельма вновь обменялись одним из тех взглядов, что позволял им мгновенно и без слов обсудить вопрос и принять решение. Рут сказала со вздохом:

– Видишь ли, Тамми нуждается в такой опоре, потому что... потому что этому ее научил отец.

Лора подскочила:

– Собственный отец ?

– Не все дети в приюте сироты, - ответила Тельма.
– Некоторые здесь потому, что их родители совершили преступление и сидят в тюрьме. А других родные били или... подвергали насилию.

Лоре почудилось, что освежающий августовский ветерок, проникавший в окна, превратился в ледяной порыв поздней осени, преодолевший неведомым образом расстояние в несколько месяцев.

Лора спросила:

– Но Тамми, наверное, это не нравится ?

– Думаю, что нет, - сказала Рут.
– Но ее...

– Ее принуждают, - закончила Тельма.
– Она не может выбраться. Она запуталась.

Они смолкли, занятые ужасными мыслями, и наконец Лора сказала:

– Как это страшно... и печально. А мы не могли бы помочь? Сказать о Шинере миссис Боумен или еще кому-нибудь из воспитателей?

– Это не поможет, - ответила Тельма.
– Угорь станет все отрицать, и Тамми тоже, к тому же у нас нет доказательств.

– Но, если Тамми не одна тут такая, кто-то другой...

Рут покачала головой.

– Большинство теперь в приемных семьях, некоторых усыновили или они вернулись к родным. Двое-трое остались, но они или как Тамми, или до смерти запуганы Угрем, боятся даже рот открыть.

– И кроме того, - сказала Тельма, - взрослые не желают этим заниматься. О приюте может пойти дурная слава. Им неудобно, что все это происходит у них под носом. Да и кто поверит детям?
– Тельма столь точно передразнила миссис Боумен и ее лживые нотки, что Лора тотчас ее узнала.
– Моя дорогая, они ужасны, эти лживые маленькие создания. Шумные, непослушные, надоедливые животные, они способны из озорства запятнать доброе имя мистера Шинера. Вот если бы их можно было держать в бессознательном состоянии, без движения, с помощью лекарств, да еще кормить с помощью внутривенных вливаний, то наша система функционировала бы более эффективно. Да и для них это было бы лучше, дорогая.

– Угря оправдают, - сказала Рут, - он вернется на работу и уж найдет способ нам отомстить. Так уже случилось с другим извращенцем, который здесь работал. Мы его звали Хорек Фогель. Бедный Денни Дженкинс...

– Денни донес на Хорька Фогеля, сказал Боумен, что Хорек приставал к нему и еще двум мальчикам, и Фогеля отстранили от работы. Но два других мальчика не поддержали Денни. Они боялись Хорька... и еще они страдали этой болезненной тягой к нему. Когда Боумен и Другие воспитатели допрашивали Денни...