Молодая элита

На меня накатывает еще одно воспоминание.

Мне двенадцать. Мы с Виолеттой сидим в библиотеке, и я читаю ей справочник по цветам. Пергаментные страницы шуршат под пальцами, как сухие листья. «Розы так прекрасны, — вздыхает Виолетта, восхищенно рассматривая изображения. — Как ты». Я ничего не отвечаю. Чуть позже, когда она с отцом уходит играть на клавесине, я выхожу в сад посмотреть на кусты роз. Внимательно разглядываю один из бутонов, затем перевожу взгляд на свой искривленный безыменный палец, сломанный отцом годы назад. Поддавшись странному порыву, обхватываю ладонью стебель. В кожу вонзается с десяток шипов, но я, сцепив зубы, еще крепче сжимаю розу. «Ты права, Виолетта». Разжав ладонь, я смотрю, как на ней набухают капли крови. Розовые шипы тоже окрасил багрянец. «Боль преумножает красоту».

Образы снова бледнеют. Больше ничего не происходит. Рафаэль говорит мне развернуться, и я вижу, что веритиум светится бледно-голубым. В эту же секунду камень издает дребезжащий звук, словно кто-то дунул в испорченную флейту.

— Бог мудрости Сапьентус, — произносит Рафаэль. — Веритиум показывает жажду истины и знаний, а также пытливый ум.

Он без дальнейших объяснений переходит к розеиту. Просит меня подойти и что-нибудь напеть. Сначала горло начинает покалывать, а потом оно немеет. Камень загорается, долгое мгновение излучает красный цвет, а следом весь начинает мерцать. С этим приходит новое воспоминание:

Мне пятнадцать. Отец приглашает в наш дом несколько потенциальных женихов, чтобы они взглянули на меня и Виолетту. Сестра очаровательна, нежна и застенчива, с ее губ не сходит улыбка. «Мне тоже невыносимо, когда они разглядывают меня, — всегда повторяет мне она. — Но ты должна постараться, Аделина». Я вижу, как она перед зеркалом тянет вниз вырез платья, больше оголяя грудь, и с улыбкой любуется тем, как лежат на плечах ее локоны. Я не знаю, что и думать обо всем этом. Мужчины за ужином рассыпаются перед ней в комплиментах. Посмеиваются и чокаются бокалами. Я пытаюсь последовать совету сестры — изо всех сил кокетничаю и улыбаюсь. Я замечаю голодную страсть в их глазах каждый раз, когда они смотрят на меня. Их жадные взгляды надолго задерживаются на моих ключицах, груди. Я знаю, что меня они тоже хотят. Но не в качестве жены. Один из них шутит, что если я в одиночестве выйду в сад, то он зажмет меня в уголке. Я смеюсь вместе с ним, а сама представляю, как подливаю ему в чай яд и наблюдаю за тем, как его лицо багровеет и искажается в муке. Представляю, как склоняюсь над ним, терпеливо ожидая его конца, наслаждаясь видом его умирающего, корчащегося в агонии тела, и отсчитываю последние оставшиеся ему минуты. Виолетта и вообразить себе такого не может. Она во всем видит радость, надежду, любовь и вдохновение. Как наша мама. Я же пошла в отца.

И снова образы испаряются в воздухе, а я смотрю прямо в глаза Рафаэля. В его взгляде читается настороженность с примесью интереса.

— Бог любви Амаре, — говорит он. — Розеит показывает пылкость и склонность к ослепляющей, затмевающей разум страсти.

Наконец он поднимает янтарь и ночной камень. Янтарь красиво светится золотисто-оранжевым цветом, ночной же камень неказист: просто кусок горной породы — темный, шероховатый и тусклый.

— Что мне нужно сделать сейчас? — спрашиваю я.

— Возьми их.

Рафаэль берет меня за руку. Я краснею, ощущая мягкость его ладони и нежность пальцев. Он задевает мой сломанный палец, и я, поморщившись, высвобождаю руку. Рафаэль смотрит мне прямо в глаза. Хотя он не спрашивает, почему я так отреагировала на его прикосновение, кажется, он всё понимает.

— Не бойся, — тихо говорит он. — Раскрой ладонь.

Я выполняю его просьбу, и он осторожно опускает в мою руку самоцветы. Я сжимаю их в пальцах.

Меня захлестывает волна неистовой, жгучей ярости. Рафаэль отпрыгивает, а я со стоном падаю на колени. Вырвавшийся из уголков сознания шепот заполняет все мои мысли. Он приносит с собой шквал воспоминаний о том, что я пережила и не могу позабыть. Отец, ломающий мне палец, кричащий на меня, бьющий меня, не обращающий на меня внимания. Ночь под дождем. Его размозженные ребра. Долгие ночи в темнице Инквизиторов. Бесцветные глаза Терена. Издевающаяся надо мной, швыряющая в меня камни толпа. Железный столб.

Я крепко зажмуриваюсь и зажимаю уши ладонями в отчаянной попытке ничего этого не видеть и не слышать, но воспоминания наслаиваются одно на другое, окутывая сознание густой дымкой, грозящей погрузить меня во тьму. Со стола Рафаэля слетают бумаги. Разбивается стекло в светильнике.

Хватит. Хватит. ХВАТИТ. Я уничтожу всё, что угодно, лишь бы это прекратилось. Я уничтожу всех вас.

Неистовая ярость внутри меня кипит и клокочет, жаждая вырваться на свободу. Я сцепляю зубы и сквозь весь этот дикий вихрь слышу шепот отца:

«Я знаю, какая ты на самом деле. Кто захочет тебя, Аделина?».

Моя ярость усиливается. Все. Все они истекут кровью у моих ног.

Затем заполняющий сознание шепот пропадает. Голос отца исчезает, оставив в подрагивающем воздухе воспоминание о себе. Я стою на коленях. Неожиданная ярость ушла, и теперь меня бьет крупная дрожь. Всё лицо залито слезами. Рафаэль не двигается. Мы долгое мгновение смотрим друг на друга, а потом он все-таки подходит и помогает мне подняться на ноги. Он показывает, чтобы я села в кресло у его стола, и я с радостью опускаюсь в него, наслаждаясь покоем после разбушевавшейся ярости. Я ощущаю такую слабость, что еле могу держать голову прямо. Меня клонит в сон.

Через какое-то время Рафаэль, прочистив горло, очень тихо произносит:

— Близнецы Формидите и Кальдора, ангелы страха и ярости. Янтарь показывает спрятанную в глубине души ненависть. Ночной камень — тьму и страх. — Нерешительно помолчав несколько секунд, он смотрит мне в глаза. — Что-то очерняет твое сердце, что-то темное и мучительное. Оно травит тебя годами, взращенное и лелеемое. Я никогда ничего подобного не ощущал.

«Это взрастил во мне мой отец». От воспоминаний о жутких иллюзиях, ответивших на мой зов, по телу проходит дрожь. В углу комнаты таится призрак отца, полускрытый разросшимся плющом. На самом деле отца здесь нет. Он мертв, и это всего лишь иллюзия. Но я, безо всяких сомнений, вижу его силуэт и чувствую исходящий от него холод. Он ждет меня.

Я отвожу от него взгляд, чтобы Рафаэль не решил, что я спятила.

— Что… — начинаю я, но мне приходится прокашляться, прежде чем продолжить: — Что это значит?

Рафаэль сочувственно качает головой. Кажется, он не хочет говорить об этом, и я не настаиваю.

— Посмотрим, что скажет на всё это Энцо и как это отразится на твоем обучении, — отвечает он. В его голосе слышится сомнение. Он хмурится. — Не знаю, сколько понадобится времени, чтобы ты смогла стать членом нашего общества.

— Подожди. Я не понимаю. А разве я уже не одна из вас?

Взглянув на меня, Рафаэль скрещивает руки на груди.

— Еще нет. Общество «Кинжала» создано для Молодой Элиты, доказавшей, что она способна призывать свои силы, когда это необходимо. Эти люди на таком уровне владеют своими способностями, который тебе пока не постичь. Помнишь, как тебя спас Энцо? Как он управлял огнем? Ты должна стать хозяйкой своего дара. Я уверен, что тебе это удастся, но пока ты не на том уровне.

Его слова вызывают во мне тревогу.

— Если я еще не член общества, то кто я тогда? Что меня ожидает?

— Ты ученица. Мы должны убедиться, что после подготовки ты сможешь контролировать свою силу.

— А если я не справлюсь?

Глаза Рафаэля, такие теплые и нежные раньше, темнеют и ожесточаются.

— Пару лет назад, — мягко говорит он, — я привел в наше общество мальчика, способного вызывать дождь. Он показался мне тогда многообещающим. Мы возлагали на него большие надежды. Прошел год. Мальчик не смог подчинить себе свою силу. Ты слышала о засухе на севере Кенетры?