Молодые дикари

Самалсон посмотрел вначале на защиту, а затем на Хэнка.

– Суд удаляется на десятиминутный перерыв, – сказал он быстро, – Мистер Белл, будьте любезны, зайти ко мне в кабинет.

– Суд удаляется на десятиминутный перерыв, – объявил клерк. – Прошу всех встать.

Зрители, свидетели, репортеры, подсудимые и адвокаты – все поднялись, в то время как Самалсон выходил из зада суда. Его мантия развевалась вслед за ним.

– Зачем он хочет видеть папу? – спросила Дженни.

– Не знаю, – ответила Кэрин.

– Ему разрешается это делать? Наедине, без присутствия защитников?

– Это могут неправильно истолковать, но в этом зале – судья Абе, и он может делать здесь все, что считает нужным.

– Мне хотелось бы знать, зачем он хочет видеть папу, – повторила Дженни.

– Садись, Хэнк, – пригласил Самалсон. – Сейчас здесь нет ни судьи, ни окружного прокурора. Сейчас мы только друзья. Ответь мне на один вопрос. Ты хочешь потерять работу?

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Если у тебя есть сомнения в отношении виновности ребят, тебе следовало бы пойти с этим к окружному прокурору. Ты хочешь, чтобы тебя уволили?

– Нет. Я не хочу, чтобы меня уволили.

– Тогда почему ты не пошел с этим к своему начальству? Или почему не обратился ко мне? Есть много правды в старой пословице, в которой говорится, что уголовное право – это дешевый подвальный магазин, где можно легко договориться о цене на товары. Я уверен, что защита с готовностью пошла бы на сделку с тобой.

– Абе, вы не понимаете. Я делаю то, что я обязан делать.

– И что это такое?

– Давайте скажем так, что у меня есть сомнения.

– На самом деле?

– Это только предположение.

– Это только предположение, потому что ты мне не доверяешь.

– Я доверяю вам, Абе. Но вы судья на этом процессе.

– В данный момент я не судья, а твой друг. Я бы и пальцем не пошевельнул, что бы с тобой ни случилось, если бы я не был твоим другом.

– Когда мы вернемся в зал судебного заседания, вы снова станете судьей.

– Черт возьми, Хэнк, доверься мне. Чего ты пытаешься добиться?

Хэнк глубоко вздохнул.

– Я пытаюсь добиться оправдательного приговора для Апосто и Ди Пэйса и смягчения приговора для Ридона.

– Ради всего святого, почему?

– Я считаю, что это будет правосудием.

– Тогда почему ты не пошел к окружному прокурору? Почему ты не пришел перед началом судебного процесса ко мне?

– Потому, Абе, что впервые в жизни я хочу, чтобы обо мне писали газеты на своих первых страницах.

Самалсон поднялся из-за стола.

– Ты совершаешь самоубийство. Ты себя уничтожаешь.

– Нет.

– Да, черт возьми, да. Тебя уволят, и это так же верно, как то, что я здесь стою. Ты поставишь окружную прокуратуру в глупое и смешное положение. Они не простят этого, Хэнк.

– Мне все равно, если этим я добьюсь…

– Ты ничего этим не добьешься. Ты потеряешь работу, вот и все. И никто больше не захочет иметь с тобой дело.

– Может быть.

– Здесь не может быть никаких «может быть». Произойдет именно так. Я не позволю тебе этого делать. Мы сейчас же прямо отсюда пойдем переговорить с адвокатами.

– Нет, Абе, пожалуйста. Позвольте мне делать так, как я хочу.

– Позволить тебе убить себя. Ты об этом меня просишь? Ты разве не знаешь, что прокуратура решила использовать этих троих ребят в качестве примера? Ты разве не знаешь, что город…

– Я и собираюсь использовать их в качестве примера. Примера людей, Абе, они не мистические существа с другой планеты. Они испуганные, одинокие ребята.

– Скажи это матери Рафаэля Морреза. Психология в этом деле не поможет жертве, Хэнк.

– Да, Абе, не поможет, потому что каждый проклятый – парень, вовлеченный в это убийство, – жертва.

– Закон ясен…

– Это не имеет ничего общего с законом. Черт с ним, с законом! Абе, я юрист, и закон был моей жизнью. Вы это знаете. Но как я могу предъявить обвинение этим троим ребятам, пока не выясню, кто в действительности убил Рафаэля Морреза? А когда я выясню это, закон станет бессмысленным.

– Ты не знаешь, кто убил этого парня?

– Нет, Абе, знаю. Мы все убили его.

– Хэнк, Хэнк…

– Мы все убили его, Абе, потому что мы ничего не делаем. Мы сидим и болтаем об этом, назначаем комиссии и выслушиваем различные точки зрения, хотя все это время знаем, что неправы. У нас уже есть факты, но мы не действуем в соответствии с ними. Вместо этого мы позволяем, чтобы Рафаэль Моррез лишился жизни.

– Итак, что ты собираешься делать? Сию же минуту начать кампанию? В моем суде? Хэнк, ты никогда…

– Вы можете предложить более подходящее время, Абе?

Самалсон покачал головой.

– Это неправильный путь, Хэнк.

– Это правильный и единственный путь. Кто-то же должен встать и закричать! Кого-то же должны услышать!

– Почему, черт возьми, это должен быть ты?

– Я не знаю, почему. Вы думаете, это меня не пугает? Мне было бы легче предстать перед дулом орудия, чем выйти в этот зал суда, и изменить на сто восемьдесят градусов ход моего собственного дела. Но, Абе, если кто-нибудь не сделает этого сейчас, если кто-нибудь не встанет и не положит конец этой проклятой ситуации, то тогда нам уже, возможно, сейчас надо начинать воздвигать баррикады. И в этом случае закон и правосудие потеряют всякий смысл, потому, что миром будут править дикари. Я не хочу воспитывать своего ребенка или детей моего ребенка в лагере варваров. Я не хочу, чтобы их разорвали на части, Абе. Эти ребята слишком важны. Они слишком важны, черт возьми, чтобы ими жертвовать.

В комнате наступила тишина.

После длительного молчания Абе Самалсон сказал:

– Мне хотелось бы быть моложе.

– Абе?…

– Я буду слушать дело беспристрастно. Не жди от меня никаких поблажек.

– Вы меня хорошо знаете, Абе.

– Ты собираешься перерезать себе горло.

– Может быть.

– Хорошо, хорошо, – вздохнул Самалсон. – Идем отсюда, пока они не обвинили нас в сговоре. – У двери, положив руку на плечо Хэнка, он помешкал. – Желаю удачи, – сказал он, – тебе она понадобится.

Первым свидетелем, которого вызвал Хэнк после перерыва, была Анджела Ругиелло.

Девушка нерешительно заняла свидетельское место, оглядывая зал суда испуганными карими глазами. На ней было зеленое платье и туфли на высоких каблуках. Как только она села, она тут же скромно натянула юбку на коленях.

– Пожалуйста, будьте любезны взглянуть в ту сторону, где сидят подсудимые. Вы знаете этих троих ребят? – спросил Хэнк.

– Да, – очень тихо ответила она.

– Вы боитесь, мисс Ругиелло?