Молох морали

Брат же Юлиана, Валериан, и вовсе нигде не показывался, кроме службы и мест преступлений. Татьяна Закревская как-то проронила, что он - откровенный хам. Правда, после уточнений выяснилось, что молодой человек, когда у матери Татьяны украли жемчуга, не пожелал быть ей представленным и даже не допрашивал её.

Но украшения нашёл к вечеру того же дня.

Елена ловила эти слухи ревниво и жадно, несмотря на слова Лизы и молчаливое отторжение Насти, и тут ей случилось снова встретиться с Юлианом Нальяновым на вечере у князя Заславского. Гостиная князя с её малахитовыми колоннами и обитыми зелёным бархатом диванами оказалась удивительным обрамлением для зелёных глаз Юлиана. Юлиан Витольдович задал в этот раз Елене несколько вежливых вопросов о князе Белецком, просил передать ему поклон и даже сказал, что она прелестно выглядит. Но на танец не пригласил и снова ушёл задолго до конца вечера. Елена сама не заметила, как стала ложиться и просыпаться с мыслью о Нальянове. В сравнении с ним все мужчины казались ничтожествами. В Варшаве тётка сделала ей выговор за пренебрежение к какому-то посольскому атташе, видимо, мнящему себя красавцем. Какой ещё атташе?

Она никого не замечала.

...Витольд Нальянов, седовласый шестидесятилетний мужчина с трехзвёздными галунными петлицами, возглавлявший Вторую экспедицию Третьего отделения, ведавшую особо опасными уголовными преступлениями, сектантами и фальшивомонетчиками, лениво набивая трубку поповским табаком по восьми рублей за фунт, мрачно заметил:

– - Расползается крамола, как злокачественная опухоль. Но желание карать ниспровергателей и одновременно угодить "гуманностью" либеральной публике - не знаю, как это укладывается в голове у властей.
– Он зажёг трубку, и его глаза с выпуклыми пергаментными веками заволокло ароматным дымом.

Единственным слушателем Нальянова был его сын Валериан, сидевший у окна и листавший какие-то бумаги. Время приближалось к семи. Днём Валериану удалось ещё пару часов поспать, и сейчас, хоть его по-прежнему клонило в сон, выглядел он лучше. Мысли его занимали дело Мейснер, попытка брата вызнать в клинике связи бомбистов и ужин.

На реплику отца он ничего не ответил, просто кивнул.

Тут в дверь просунулся посыльный с запиской, отец и сын поспешно поднялись. Валериан поблагодарил курьера, запер дверь и торопливо распечатал листок. Он ждал доклада по убийству Мейснер от одного из своих агентов.

– - Это от Юлиана, - удивлённо проговорил он.
– Пишет, что ждёт меня на набережной в "Контане".

– Но не мог же он...
– старший Нальянов, бывший в курсе задания Юлиана, бросил быстрый взгляд на часы на стене. Со времени приезда Юлиана отец видел сына только у сестры во время обеда.
– И часа не прошло. Значит, сорвалось.

– - Наверное, - Валериан был расстроен: он возлагал на брата большие надежды.

В фешенебельном "Контане" тяжёлую дубовую дверь перед ним открыл с почтением раскланявшийся ливрейный швейцар с расчёсанными надвое бакенбардами, представительный как генерал от инфантерии. Валериана провели по мягкому ковру в гардероб, потом величественный метрдотель, узнав, что посетителя ожидают, кивнул и без слов проводил его в уединённое место в затемнённом углу, где сидел Юлиан. Тот, не дожидаясь брата, уже сделал заказ, и теперь с остервением кромсал ножом и серебряной вилкой кусок мяса, точно тот в чём-то провинился перед ним. Бледный официант нервно протирал неподалёку бокалы и тарелки, с испугом глядя на озлобленное выражение на красивом лице клиента. Неужто мясо пережарено? Ведь сам Мефодий готовил...

Валериан молча сел рядом. Подскочил ещё один официант в чёрном фраке с крахмальной манишкой и тут же поставил на стол дымящийся поднос. Пока он не отошёл, братья молчали.

– - Не хочется мне огорчать вас, милейший Валериан Витольдович, - жуя, тихо проговорил наконец Юлиан, - но придётся.

– - Что ж так?
– закладывая салфетку за воротник и приступая к трапезе, спокойно поинтересовался Нальянов-младший.
– Девица оказалась твердокаменной? Возможно ли-с?

Официанты быстро носились от столиков на кухню, искусно лавируя с тяжёлыми подносами, заставленными снедью, нося их над головами. Оркестр вдали играл гайдновские вариации, они сливались с тихими звоном вилок и бокалов, женским смехом и негромкими командами метрдотеля, посылавшего официантов то к одному, то к другому столику.

– - Невозможно-с, - согласился Юлиан. Теперь в его голосе и манерах явно проступило старшинство, - девица мало что знает, да я и сам такой не доверил бы даже менять промокашки под пресс-папье, но кое-что она рассказала. Они весьма оригинально обзаводились документами, потом расскажу, это пока не к спеху, лаборатория, девица уверяет, только одна, или она просто не в курсе. А вот почему их до сих про не накрыли, так это потому, что из Третьего отделения им регулярно передавали список предполагаемых обысков. Приносила некая Ванда Галчинская. Получала его от Француза, а тот - непосредственно от сотрудника Третьего отделения. Именовали они этого иуду Ангелом-охранителем. Так-то, дорогой братец, Булавины не переводятся.

Валериан молчал, замерев с нанизанным на вилку грибком. Метрдотель в визитке с полосатыми брюками промелькнул в свете лампы, исходящем от соседнего столика. Оттуда послышался мужской голос, по-французски рассказывавший старый анекдот, и игривый, немного глупый женский смех. Оркестр играл сонно и медленно, ароматы мяса и тонких специй, витавшие в воздухе, одновременно возбуждали и усыпляли.

– - Ты уверен, Жюль?
– растерянно проронил Валериан, отправляя всё же грибок в рот, убеждённый, впрочем, что брат ошибиться не мог.

– - Да. Сколько у вас человек?

Младший Нальянов вздохнул, плечи его понуро поникли.

– - Вообще-то, считая тайных агентов, до чёрта, но на совещаниях по обыскам шесть человек. Но это едва ли кто из высших чинов, - скривил он губы, - я скорее отца заподозрю. Это, вероятнее всего, пользующийся доверием кого-то из них мелкий прихвостень, - убито предположил Валериан.
– Из контролёров трое, Каримов, Зборовский и Чаянов. Это мои люди.
– Его лицо зримо потемнело. Да, братец, что и говорить, огорчил его. Ох, огорчил.

Некоторое время оба молчали, прикончив первое блюдо.

– - Если тебе нужен мой совет, Валье, - пригубив вина, продолжил Юлиан, - то начни с трупа Вергольда. Его пора обнаружить.
– Валериан кивнул, соглашаясь.
– Дальше - похороны, кто-то из этой шелухи неминуемо там мелькнёт, сердце чует. Одновременно проследи путь бумаг с датами обысков. Подсунь ложную бумагу с ложными датами, посмотри - где и через кого всплывёт? Тюфяк и Художник пусть настороже будут.

Валериан кивнул - эти мысли пришли уже и в его голову.

– - А ты... ты не мог бы сам взяться за эту Ванду? Я-то официально в уголовном ведомстве, да и убийство Мейснер надо закончить - репортёришки каждый день досаждают.

– - Не знаю, подумаю. Париж, в принципе, пока подождёт.

Валериан улыбнулся. То, что брат готов был помочь - снимало большое бремя с души. Ведь рассказанное Юлианом потому и отяготило, что совпало с его собственными подозрениями, и опереться в такую минуту на того, кому беззаветно веришь - было большим облегчением.

– - А что девица?
– поинтересовался он, - попка и в самом деле круглая?

– - Обыкновенная мечтательная дурочка, - не отвечая на последнюю реплику брата, махнул рукой Юлиан, - я дал ей денег и посоветовал убраться из Питера. Сумеет - её счастье.

– - А нет ли резона...

– - Сделать из неё наблюдателя?
– подхватил, усмехнувшись, Юлиан и покачал головой, - нет, девка недалёкая, несмотря на блудную жизнь, довольно чистенькая. Ни ума, ни воли, оттого и ищет идеалов. Впрочем, сила бабская, она, Валерочка, в дурости и свершается, так что ничего страшного. Но осведомитель дураком быть не должен. Я на неё и гривенника не поставлю.