Молотов. Полудержавный властелин
Шрифт:
«Председатель Молотов», а не председательствующий. И вот сел Булганин председательствующим.
— А Хрущев молчал?
— Где там! Кричал, возмущался… Но мы уже договорились. Нас семеро из одиннадцати, а за него трое, в том числе Микоян. У нас программы никакой не было, единственное — снять Хрущева, назначить его министром сельского хозяйства. А за стеной шумят. Там Фурцева, Серов, Игнатов. Собрали членов ЦК.
На другой день был Пленум. Фурцева как Секретарь ЦК, она играла роль. И Суслов как Секретарь ЦК. Серов большую роль сыграл. Использовал технический аппарат. Вызвал членов ЦК поскорей в Москву. Собрались к Суслову. Серов
Суслов — это такой провинциал в политике! Большая зануда…
— Если бы только зануда! — возразил я.
— Ну это я как дипломат сказал. Одного поля ягоды с Хрущевым. Жуков — крупный военный, но слабый политик. Он сыграл решающую роль в возведении на пьедестал Хрущева в 1957 году, а потом сам проклинал его…
Его не снимали с секретарей, не успели снять. Собрали Пленум, Пленум был на их стороне — чего же тут!
— А вам не дали выступить на Пленуме?
— Нет, дали, я все же выложил. Пускай мою стенограмму покажут кому-нибудь!
— Не показывают. А как Пленум реагировал?
— Орали, орали. Я говорил не о нем, но о его руководстве специально, теперь не вспомнить все, что было сказано, но, в частности, я говорил то, что у меня было намечено до этого, в том числе и насчет того, что в 1953 году назначена комиссия по архиву Сталина, председатель — Хрущев, я — член комиссии. До 1957 года ни разу не собирались мы, члены комиссии, Микоян там был, еще кто-то… Архив Сталина нам, комиссии, поручен. Вот видите, как ведет себя Хрущев?
Хрущев, видимо, подслушивал наши телефонные разговоры, и шпионы у него были. Я выступал на Пленуме, орали, не слушали. Потом хитро опубликовали. Сначала троих включили в «антипартийную группу» — Маленкова, Кагановича, Молотова — и добавили примкнувшего к ним Шепилова, а через некоторое время — Булганина и Ворошилова. Ворошилов был с нами, только потом раскаялся. Можно судить по тому, что было напечатано, как он вел себя. Плохо вел. Растерялся. Не знал, куда идти. А Хрущев хитрый очень. То, что Ворошилов стал президентом, не добавило ему авторитета. Авторитет у него был с гражданской…
Потом каждый год я посылал в ЦК одно-два письма с критикой их политики. Последнее — с критикой Программы партии, которую считаю фальшивой, антиленинской. Хрущев поднял этот вопрос, и меня исключили из партии. А Маленков и другие ничего об этих письмах не знали, жили себе. Но одного меня из партии исключать неудобно — нужна «антипартийная» группа, исключили четверых.
22.04.1970, 08.01.1974, 09.05.1985
— Я не думаю, что я помог, что вышибли из партии троих. Кагановича, Маленкова и меня, Шепилова присоединили, а он ни при чем. С экономикой, я не знаю, насколько он глубоко был знаком, но он очень хороший оратор. Честный человек, чувствовал, что критика против Сталина заходит дальше объективной истины, поэтому он не удержался и поддержал нас неплохо. «И примкнувший к ним Шепилов» — это же нарочно сделано. Нарочно, чтоб дискредитировать.
— В народе говорили: самая длинная фамилия.
— Издевательски. Шепилов не стал служить Хрущеву. А Хрущев очень надеялся на Шепилова. Я, видно, в данном случае подставил ножку Хрущеву, хотя Шепилова почти не знал.
04.12.1973, 30.12.1973
—
Я слышал, Шепилова видели. Он, говорят, о вас хорошего мнения.— У него нет оснований быть плохого мнения, — говорит Молотов.
— Его восстановили в партии.
— Восстановили, я знаю, да, — говорит беспартийный Молотов.
14.10.1983
«Пустой барабан»
— Жаль, никого не выдвигают из молодых, — говорит Молотов. — Суслов — это же сухая трава!
(Когда умер Суслов, опубликовали медицинское заключение, где было сказано, что он многие годы страдал атеросклерозом. И этот человек руководил всей идеологией страны! — Ф. Ч.)
Узнав о его смерти, Молотов сказал: «Пустой барабан!»
05.02.1982
— Суслов на меня производил впечатление подхалима, — говорю я. — Перед всеми выслуживался — перед Сталиным, Хрущевым, Брежневым…
— А на меня он производил впечатление тупицы, — говорит Молотов.
— Я был недавно у кремлевской стены. На могилах Сталина и Андропова цветов больше, чем на других.
— Правдоподобно, — говорит Молотов. — К Андропову хорошее отношение.
— По иронии Суслов похоронен возле Сталина. Охранник мне говорит: «Почему Косыгина не положили возле Сталина, а ведь заслужил!»
— Насчет Суслова перестарались, — замечает Молотов.
— Но его и не вспоминают.
— Хорошим словом не вспоминают, а плохим не хотят.
08.06.1984
Говорю Молотову: когда Жуков узнал о том, что Хрущев снял его с поста министра обороны, он спросил: «А кого назначили?» — «Малиновского». — «Ну, это еще ничего, а то я подумал — Фурцеву!»
— Сострил, — говорит Молотов.
— Знал, что она к Хрущеву близка.
— Она с неплохой стороны… — начал Молотов и не договорил.
— А что она хорошего сделала, Фурцева?
— Из рядовых она выделилась.
— Только и всего?
— А хвалить ее не за что. Ничего выдающегося не было, — закруглил Молотов.
09.03.1985
— Хрущева я не считаю преданным коммунистом. Человек он способный, безусловно. Но вился только… К идеологии не имел никакого серьезного отношения. То, что так легко ему удалось расправиться с Маленковым, Кагановичем и мной, конечно, было неспроста, потому что большевистской устойчивости настоящей в этот период не было. Должны меня наказать — правильно, но исключать из партии? Наказать, потому что, конечно, приходилось рубить, не всегда разбираясь. А я считаю, мы должны были пройти через полосу террора, я не боюсь этого слова, потому что разбираться тогда не было времени, не было возможности, а мы рисковали не только Советской властью в России, но и интернациональным коммунистическим движением.