Молотов. Полудержавный властелин
Шрифт:
— Я кое-что знаю.
— Вас, между прочим, обвиняют, что вы ввели эту систему — нельзя критиковать руководство.
— Это люди, которые и сейчас готовы защищать тех, — говорит Молотов, — которых надо судить и казнить. Способ такой нашли.
— Обвиняют и Ленина сейчас. Пошло дальше.
— До Господа Бога? — спрашивает Молотов.
— И рано революцию вы сделали, и не надо вообще ее было делать.
— Это не сейчас, это и до революции так начали говорить.
— До революции начали, а потом вы заставили забыть это.
— Забыть не заставишь.
— Но все-таки вы сильно прижали.
—
— Тогда очень много копать надо.
— Немного. До Ленина не докопаетесь, и до Сталина не докопаетесь.
— Но ведь и при вас не было, чтоб верхушку обсуждали, — говорю.
— Хорошо. А теперь нужно, потому что допустили много очень таких вещей. Нельзя. Это непонимание демократизма, нежелание быть самостоятельными в этих вопросах… А вот не обсуждают этих вопросов. Нельзя это. Надо обсуждать.
В случаях воровства и взяточничества надо распускать всю первичную организацию, исключив ее членов из партии.
10.11.1983,01.01.1985
Отвечай по суду
— Отвечай по суду за свою лень, безответственность, нежелание работать. Работать надо заставлять, — говорит Молотов.
— А кто будет заставлять?
— Ни во что не верите, какой же вы коммунист? — обрушивается на меня он. — Ни во что не верите! Заставлять нельзя, люди не верят… Вот так все прониклись мещанскими настроениями, не верят в социализм. Это очень широкое распространение имеет.
— Я смотрю на реальную жизнь.
— Вот вы реалист, а Ленин не был реалистом? Но он верил и победил! А с такими настроениями нельзя победить. Это у вас временные сомнения, и просто вы не жалеете пустых слов иногда в свободное время. Это минутные разговоры.
— Не жалею, потому что выговориться хочу.
— Он переживает за то, что часть людей у нас неудачно сложилась по характеру, — вступается за меня один из гостей.
— Это еще долго будет, — соглашается Молотов. — Я знаю, что Феликс — один из лучших моих друзей, поэтому я его ругаю только потому, что и временно не «адо впадать в такие пустые разговоры. Это пустой разговор в пользу бедных. Он и сам в это не верит, но бросается словами.
— Ищем истину, — говорю я.
— А вот истину надо искать. Только надо серьезно к этому относиться, иначе ее не найдешь, она спрячется. Обязательно спрячется. А потом придут контролеры: то ты не сделал, то не выполнил… Тут качество неподходящее, количество тоже…
— Мы переживаем за то, что часть людей на больших постах неудачно сложилась, а это очень на многое влияет, — подает реплику гость.
— Господи боже мой! — восклицает Молотов. — А это обязательно будет, потому что никакой Бог не может все это правильно растасовать, расставить, а мы хотим готовенькое глотать.
— Часть дел страдает из-за этого.
— Совсем не поэтому, — возражает Молотов. — Потому что у нас порядка нет. Много говорят, но мало делают. Когда-нибудь жизнь заставит делать то, что надо.
— А мы страдаем из-за того, что кто-то неудачно
что-то…— Мы не страдаем, а только разговариваем о страданиях, — делает вывод Молотов.
16.08.1979
Беспартийный — это рыхлый человек
Я пришел к Молотову с братом Александром. Он работает на военном заводе.
— Ну конечно, среди коммунистов есть очень разные люди, я уверен, — рассуждает Вячеслав Михайлович. — У нас на заводе как к этому относятся? — спрашивает он Александра.
— А у нас особо не смотрят, — отвечает он.
— Как — не смотрят?
— У нас смотрят в магазин.
— Не все такие. Нельзя так считать.
— Меня в партию заставляют вступать знаете почему? Чтоб субботу и воскресенье прихватывать бесплатно. «Вступай в партию!» А может я недостоин? Не пьешь — значит, достоин.
— А вы не хотите в партию? — спрашивает Молотов.
— А что мне там делать?
— Какого года рождения?
— Тысяча девятьсот пятьдесят второго.
— Пятьдесят второго? Пора соображать. Беспартийный — это рыхлый человек.
— Почему, Вячеслав Михайлович? — спрашивает брат.
— Есть пустые места в голове обязательно.
— И у партийных они тоже могут быть.
— Могут. Но реже. Реже, имейте в виду. Так нельзя относиться. Взрослый человек, пора. Если у нас мало в партии будет народу, это будет плохо. У нас набрали лишних много, кого только не набрали! На всех нельзя положиться, нельзя их считать коммунистами, но отталкивать тоже не надо. Брат — сознательный человек, коммунист.
— Но можно ведь быть порядочным человеком и без партии, — возражает брат.
— Можно, конечно. Дай бог хотя бы и это. Но недостаточно. А почему нельзя дальше подняться? — говорит Молотов.
— Если не будут порядочные вступать, то непорядочные полезут, — добавляю я.
— Они и лезут! — восклицает Молотов. — Это всегда было, с первых дней Советской власти, тогда об этом открыто говорилось: в партию лезут примазавшиеся, надо бороться с примазавшимися. В 1918–1919 годах началось. Около власти будет обязательно набираться всякая шантрапа из примазавшихся. Это одна сторона дела, а другая сторона дела — честный человек должен соображать, не должен быть беспартийным, но партийным! То есть более сознательным, более надежным для борьбы с врагами Советской власти, с противниками коммунизма. Никакие отговорки на четвертого человека не могут считаться серьезными. Иначе человек чего-то не понимает, чего-то не хочет понять, а надо захотеть понять. Действительно понять и действительно драться за это.
Он пишет (Молотов указывает на меня. — Ф. Ч.),а ему оказывают недовольство, ругают за то и другое. Нужна борьба. Если мы плохо ведем борьбу, тогда враг ее усиливает. Надо разобраться.
— Мне все-таки непонятно, почему без партии нельзя обойтись? — спрашивает Александр.
— Нельзя. Идет борьба. Надо быть либо на одной стороне, либо на другой. А так — болтаться между теми и другими…
— Можно быть на стороне партии.
— Ну как быть на стороне партии и не понимать, что надо помогать партии, надо участвовать?