Момо (другой перевод) (с илл.)

— Но загадка еще не кончилась, — сказал Мастер Хора, — что это за огромная держава, которой они управляют и которой сами являются?

Момо беспомощно посмотрела на него. В чем тут дело? Что представляют из себя прошлое, настоящее и будущее — все вместе? Она оглядела громадный зал с многими тысячами разных часов, и у нее, как молния, мелькнула мысль.

— Время! — закричала она и захлопала в ладоши. — Конечно, это время! Это время! — И она запрыгала от восторга.

— А теперь скажи, как называется дом, в котором живут братья! — потребовал Мастер Хора.

— Он называется мир, — ответила Момо.

— Браво! — воскликнул Мастер Хора и тоже захлопал в ладоши. — Мое тебе уважение, Момо! Ты здорово отгадываешь загадки! Я действительно получил большое удовольствие!

— Я тоже! — сказала Момо, немного удивляясь, что Мастера Хора так радует ее правильный ответ.

Они пошли дальше по залу часов. Мастер Хора по-прежнему показывал ей разные редкие вещи, но Момо все еще переполняли мысли о загадке.

— Скажи-ка, — спросила она наконец, — а что это такое вообще — время?

— Ты же это только что сама для себя открыла, — ответил Мастер Хора.

— Нет, я имею в виду само время, — объяснила Момо, — оно же должно чем-то быть. Оно ведь существует. Что же оно в действительности из себя представляет?

— Лучше бы, — сказал Мастер Хора, — ты и на этот вопрос сама нашла ответ.

Момо надолго задумалась.

— Время всегда здесь, — пробормотала она растерянно, — это в любом случае точно. Но потрогать его нельзя. И удержать нельзя. Может, оно как дуновение? Но оно еще и нечто, что беспрерывно идет мимо. Значит, оно должно откуда-то приходить. Может, оно как ветер? Или нет! Теперь поняла! Наверное, оно как особая музыка, но ты ее не слышишь, потому что она наполняет все вокруг. Хотя, по-моему, она иногда для меня звучала, только очень тихо.

— Я знаю, — кивнул Мастер Хора, — потому я и сумел позвать тебя к себе.

— Но должно быть еще что-то, — сказала Момо, мысли которой следовали дальше, — музыка эта пришла издалека, но она звучала глубоко во мне. Возможно, и со временем так?

Она замолчала, совершенно запутавшись, а затем беспомощно пробормотала:

— Наверное, так же волны образуются из воды от ветра. Ах, какой вздор я болтаю!

— По-моему, — сказал Мастер Хора, — ты все отлично объяснила. И поэтому я могу доверить тебе одну тайну: отсюда, из Дома-Нигде, с Переулка-Никогда, выходит время всех людей.

Момо испуганно взглянула на него.

— О-о, — тихо протянула она, — ты сам его делаешь?

Мастер Хора улыбнулся.

— Нет, дитя мое, я только управляю им. Моя обязанность состоит в том, чтобы каждого человека наделить временем, которое ему предназначено.

— А разве ты не можешь помешать ворам времени красть его у людей?

— Нет, не могу, — ответил Мастер Хора. — Люди сами должны распоряжаться отпущенным им богатством и защищать его. Я лишь выделяю время.

Момо оглядела зал и спросила:

— Поэтому у тебя столько часов? По штуке для каждого человека, да?

— Нет, Момо, — сказал Мастер Хора, — это только мое хобби. Они лишь приблизительно отражают то, что у всех людей находится в груди. Ибо так же, как вы имеете глаза, чтобы видеть свет, и уши, чтобы слышать звуки, так у вас есть и сердце, чтобы чувствовать время. И все то время, которое не прочувствовано сердцем, потеряно, как краски радуги для слепого или песня соловья для глухого. К сожалению, существуют слепые и глухие сердца, которые ничего не ощущают, хотя и бьются.

— А если мое сердце однажды перестанет биться? — спросила Момо.

— Тогда, — ответил Мастер Хора, — время для тебя тоже остановится, дитя мое. Можно и так сказать: ты сама проходишь обратно через время, через все твои дни и ночи, месяцы и годы. Ты идешь назад через свою жизнь, пока не приближаешься к большим круглым серебряным воротам, сквозь которые ты однажды вошла. Там ты снова выйдешь.

— А что на другой стороне?

— Именно оттуда приходит музыка, которую ты иногда слышишь в своем сердце. Но, оказавшись там, ты сама станешь принадлежать этой музыке, превратишься в один из ее тонов.

Он посмотрел на Момо изучающим взглядом.

— Но ты еще не можешь этого полностью понять?

— Могу, — тихо сказала Момо, — думаю, что могу.

Она вспомнила свой путь по Переулку-Никогда, на котором жила в обратном направлении, и спросила:

— Ты — смерть?

Мастер Хора усмехнулся и, помолчав немного, ответил:

— Если бы люди знали, что такое смерть, они бы больше не боялись ее. И уже никто не смог бы красть у них жизненное время.

— Тогда тебе нужно все им объяснить, — предложила Момо.

— Ты думаешь? — вздохнул Мастер Хора. — Я напоминаю им об этом с каждым выделенным часом. Но, похоже, они не хотят меня слышать. Они предпочитают верить тем, кто их пугает. Для меня это тоже загадка.

— Я не боюсь, — сказала Момо.

Мастер Хора медленно кивнул. Потом он долго глядел на Момо и наконец спросил:

— Хочешь посмотреть, откуда приходит время?

— Да, — прошептала она.

— Я отведу тебя туда, — сказал Мастер Хора, — но в том месте надо молчать. Нельзя ничего спрашивать и ничего говорить. Ты обещаешь мне это?

Момо кивнула.

Тогда Мастер Хора наклонился и взял ее на руки. Он внезапно представился ей очень большим и бесконечно старым, но не как человек, а как древнее дерево или утес. Потом он закрыл девочке глаза ладонью, и ей показалось, будто легкий прохладный снег упал на лицо.

У Момо было ощущение, словно Мастер Хора шел с ней по длинному темному коридору. Но она чувствовала себя спокойно и ничего не боялась. Сначала она подумала, что слышит удары собственного сердца, но постепенно ей стало казаться, что в действительности это звучит эхо шагов Мастера Хора.

Дорога была длинная, но наконец он опустил ее на землю. Его лицо находилось рядом с ее лицом, он смотрел на нее большими глазами и держал палец на губах. Потом он выпрямился и отступил назад. Момо окружили золотые сумерки.

Только теперь Момо начала понимать, что они стояли под громадным круглым куполом, который показался ей большим, как небосвод. И был он из чистого золота. Высоко вверху, в центре, располагалось круглое отверстие, сквозь которое на такой же круглый пруд вертикально вниз падал столб света. Черная вода в пруду была абсолютно неподвижна, как темное зеркало.