Монахиня Адель из Ада

— Не вас, а меня! — елейно прошептал Силантий. — Мы же с вами эту тему обговаривали…

— Ах, да, чёртова память, — пьяно выдохнула старуха, положив голову на стол. Уснула. Остальная часть истории была досказана Силантием под храп.

В том повествовании всё сводилось к очевидному: сатана мечтал покинуть преисподнюю, тайно бежать, ещё до Страшного Суда. Куда? Всё зависело от находчивости и смекалки подземных проектантов.

— Чей проект окажется наиболее удачным — тот и будет пущен в дело, буквально в ближайшие годы, — пафосно произнёс Силантий. Он-то был трезв, как никто на свете.

Глава 4. Секретная дверь со спецзнаком

Почему Главный так цеплялся за бабкин проект? Не хотел преисподнюю в богадельню превращать. А зря! В богадельнях-то как раз ситуация налаживалась, равно как и в других, некогда обнищалых заведениях.

Если в курируемых Гришей больницах раньше нужно было из дому всё тащить, включая и подушки с одеялами, не говоря уже о ложках, вилках, тарелках, сахаре и сливочном масле, то теперь там, благодаря усилиям юродивого, постепенно стали появляться не только казённые одеяла, «исчезнувшие в эпоху посткоммунистического ельцинизма», но и остальная вышеперечисленная дребедень.

А в адских кулуарах, между тем, протекала новая, более дешёвая, суперпродуктивная акция: новобранцы проходили тест на истинную вшивость с помощью «комнаты испуга». Отринутые комнатой, то бишь отбракованные личности, награждались золотым кулоном с бриллиантовой присыпкой, который обязались носить не снимая, даже во сне, чтобы не быть перепутанными с другими, менее порядочными особями.

Для помеченных Фигой, то бишь для «избранных», выпекали специальный хлеб: приятную на вкус плюшку в виде фиги. Побрызганную специальным зомбирующим средством, дабы избранные больше ни на что не отвлекались, а полностью отдались труду на благо процветания… Чего? Эти сведения были не для всех.

Максимку зачаровал рассказ Силантия, усыпанный смешными фенечками, как кулончик-фига бриллиантиками. Малец так заслушался, что не заметил, как в окно полезли сумерки.

Экс-привратница удалилась в свою комнату пораньше, так что слушателей у Силантия теперь было двое: Максимка и его набожная несколькоюродная бабушка, тёть-Марина.

Хозяйка кухни, баба Маша, уже минут двадцать как громыхала тарелками и судками — готовила оставшихся гостей «хотя бы к ужину», из-за увлекательной беседы забыв об обеде.

— Остались самые стойкие! — зычно провозгласила она, ставя на бирюзово-сиреневые клеточки четыре тарелки с рыбным жарким.

— Ой! — воскликнула Маринка. — У меня же электричка через час! Да и объедаться мне сегодня не положено, пост Рожденственский ещё не кончился!

Умчалась. На её место вышла заспанная мадам.

— Садись хоть ты, Аделаидушка, вместо Маруси, поешь, пока не совсем ещё остыло…

Баба Маша была рада, что на четвёртую порцию, всё же, нашёлся кандидат. А Максимка был рад тому, что свидетелей беседы о подземелье становилось всё меньше. У него назрел к мадам вполне конкретный вопрос, насчёт одной особы, о которой лучше всего было спрашивать тет-а-тет. После отбытия Силантия восвояси, он придвинул табурет поближе к кухонному диванчику, на котором, чуть привалясь на подлокотник, восседала его закадычная подруга. Она как раз «вылизывала» хлебушком тарелку.

— Мадам, у меня к вам конфиденциальный разговор, — начал Максимка.

— Да ну?! Валяй, коли не шутишь… Только вот налью себе чуток!

Она обвела взглядом кухню.

— Мария, где у тебя рюмки?

Ответа не последовало. Баба Маша уже успела удалиться, предварительно перемыв всю посуду.

— Не кричите, может быть, она спит, пейте из горлышка, как обычно! — не преминул сострить Максим.

Старуха не обиделась, послушалась.

— Ну, выкладывай, что хотел спросить, — сказала она, приняв вальяжную позу, в этот раз опершись уже не на подлокотник, а на спинку диванчика.

— Помните ту девушку, которая ко мне на кровать садилась, перед самой моей помолвкой? — начал Максимка шёпотом, опасаясь, что баба Маша вернётся.

— А-а-а! Шуроня! Как же, как же, помню, мне ли не помнить своих агентесс! Тебе она понравилась? Забыть не можешь?

Максимка вспыхнул.

— Вы меня не поняли, я не об этом, у меня Кристина есть…

— Тогда к чему этот вопрос?

— Я к тому веду, что она с виду, вроде, не пропащая, должна в меченых ходить, с кулоном и во всём холщёвеньком…

Мадам села совершенно прямо.

— Понимаю, тебя гложет любопытство по поводу её румяных щёк и шикарных нарядов…

— Именно!

— А ты не так прост, ты даже умнее, чем мне казалось в последние дни… Прогрессируешь, ядрёна вошь!

Она снова схватилась за флягу.

— Умоляю, не пейте больше, — яростно прошептал Максимка, — вы же знаете, чем это кончается…

— Хорошо, пока не буду, поливай, только пошустрее, а то могу не выдержать…

Максимка устроил привратнице допрос скороговоркой и выяснил, почему Шурочка Воронина так шикарно выглядела и так свободно себя вела, ни грамма не будучи пропащей. Во-первых, ей в преисподней вообще не место, ибо не воровка она, слямзить кусочек хлебушка с голодухи — не преступление. Во-вторых, она сильно нравилась мадам, и после первой же ссоры старухи с дочерью, с болотной принцессой Анной, ещё сто восемьдесят лет назад, сделалась той как родная.

— Баловала я этого ребёнка и буду баловать! Она чище Анны, ибо в меньшем грехе родилась. В моё отсутствие Силантий ею занимается, так что по-любому не пропадёт моя Шурочка, а когда придумаю, как её оттуда вытащить, не буду колебаться ни секунды… — сказала бывшая привратница, снова отхлебнув из фляги, тем самым дав понять, что беседа чересчур уж затянулась.

— Подождите! Ещё один вопрос, последний! — заволновался Максим. — Сколько денег или… энергии… уходит на содержание подземных жителей? Я хотел бы узнать поточнее, желательно в цифрах…

— В цифрах не скажу, но то, что ты видел сегодня на столе, на одного-единственного стажёра, то бишь колдуна, тратится, причём, в год, а их — тысячи тысяч, и учёба длится несколько лет. Гарри Поттер твой младенец по сравнению с этими ублюдками…

— Как их отличать от верхних?

— Специальное свечение от них исходит, если кто умеет различать — сразу видит.

— У некоторых этот дар от рождения!

— Не у всех, не у всех… То, что ты даром сейчас назвал, имеет другое определение: мерзость!

— Тёть-Марина вас всему этому научила?

— При чём тут она! Я и без неё это знала, ещё сто восемьдесят лет назад, монахиней я была… Не помню только, какого монастыря, даже имя вот забыла…

— А потом что приключилось?

— Бесы взяли в оборот… Стр-р-рашные! Прикинулись такими сладенькими мужичонками, набожными… До мужского пола я всегда была охоча…