Монахиня Адель из Ада
Шрифт:
Наблюдения вести граф мог только днём, а ночью, да ещё и в спаленках девиц, то бишь в дортуарах, последить ему не удавалось. Хотя и страсть как хотелось!
Само собой, следить ему хотелось исключительно за старшими девицами. Хотя и в спальнях младшеньких можно было наблюдать прелюбопытнейшие сцены…
— Есть хочется, — прошептала в темноте «кофейница» Верочка, надеясь, что её никто не услышит.
— Ага! — сказала её ближайшая подруга Шурочка. Она тоже не спала.
Как выяснилось, бодрствовали все девять
В дортуаре стояло десять коек. Десятую занимала воспитательница. По-французски «бонна». Бонна храпела, из-за чего все были уверены, что она крепко спит.
Яркий лунный свет проникал в помещение свободно, ибо занавеси были отданы в стирку. Пару месяцев назад. И до сих пор не возвратились.
— Ты тоже голодна? — спросила Верочка.
— Ага! Ужас, как хочется есть! — ответила Шурочка, уже не шёпотом. И, конечно же, разбудила воспитательницу. Та заворочалась, вскочила, села на кровати.
— Может, вам ещё кофе в постель подать? — зычно, по-крестьянски, буркнула немолодая, но ещё не очень старая дама. Не только голос её был крестьянским, но и повадки, и грубая кожа на пятках, на локтях — везде. К 1830 году благородный институт успел превратиться в казарму, почти в полном смысле этого слова. Благородных преподавательниц и воспитательниц уже не нанимали, брали тех, кто попроще и подешевле. Институт давно жил казарменной жизнью. Впрочем, как и вся страна.
— Ага! — захихикала Шурочка. — Скорее дайте нам кофе в постель, мы ведь «кофейницы»!
Воспитательница юмора не поняла.
— Что за шутки? Вы, я полагаю, новенькая?
— Ага…
— Не «ага», а «уи, мадам»…
— «Уи, мадам»…
— Уже лучше! Впредь шутить никому не советую! Шутить в этом покое имею право только я, понятно?
— Ага… То есть, «уи, мадам»…
— Вот именно! Вам, милочка, будет особое задание…
Шурочка почувствовала гордость.
— Какое, мадам?
— Вам будет дополнительное задание для тупиц: повторять каждый вечер перед сном «уи, мадам»… Минимум по десять раз, а лучше по двадцать!
— «Уи, мадам»… «уи, мадам»… «уи, мадам»…
Маленькая «кофейница» и в мыслях не имела дразниться, она просто выполняла то, что ей сказали. Но злая бонна вскочила с кровати, подбежала к Шурочке, сорвала с неё одеяло.
— Вы издеваетесь надо мной? Я сказала «каждый вечер», а теперь уж ночь! Встать, живо!
Шурочка вскочила с кровати. Дама продолжала неистовствовать.
— Повторите три раза громко, с выражением: «Экскюзе муа, мадам»…
— «Экскюзе муа, мадам»… «Экскюзе муа, мадам»… «Экскюзе муа, мадам»…
— Довольно! Марш в постель! И не заставляйте меня больше возвращаться к вопросам дисциплины!
Воспитательница «кофейниц» улеглась на своё место. «Кофейницы» последовали её примеру. Бормотание и шёрох прекратились.
Лишь Шурочка, пустив слезу, еле слышно прошептала:— А есть всё равно хочется…
Потерпев минут десять, она украдкой встала с кровати и на цыпочках пробралась к двери. Бонна перестала храпеть.
— Куда вы, мадмуазель?
— Я… По нужде!
— Надо говорить «в туалет»!
— Я… В туалет, мадам…
Пробегая по коридору, Шурочка столкнулась с ещё более свирепой дамой, чем бонна — с чопорной дежурной дамой.
— Стоп! Куда вы так быстро направляетесь?
— В туалет, мадам…
— Вы ошиблись, милочка, он в другом конце коридора!
— Экскюзе муа, мадам…
Шурочка, конечно, побежала в указанном направлении, но ей нужен был совсем не туалет. Подождав, пока дежурная дама исчезнет в одном из дортуаров, она опять сменила направление, помчалась в сторону лестницы, спустилась вниз.
Вскоре хитрая «кофейница» уже мчалась по коридору первого этажа.
Этот коридор был самым торжественным. Пожалуй, только в нём барышни могли ощущать себя благородными ученицами. Более-менее. Обе стены были густо увешаны портретами императоров и императриц, среди которых выделялась огромная картина, на которой матушка-основательница вручала первым выпускницам дипломы.
У этой главной картины Шурочка остановилась. Ей на секунду показалось, что царица ей подмигивает. «Кофейница» подмигнула в ответ. Наверное, напрасно это сделала. Брови основательницы вдруг зашевелились, чуть-чуть подвинулись к переносице. Ах, да, подумалось малявке, не по рангу младшим ученицам фамильярничать с царями. Да и старшим не по рангу, с чего она взяла, что может, вот так запросто, ответить на монаршее подмигивание? Она снова глянула на Екатерину. Великая императрица продолжала хмуриться.
«Скорей отсюда, — решила про себя преступница, — а то царица догадается, за чем я шла. Никому не скажет, но неудобно будет…»
До цели оставалось всего несколько шагов. Притормозив у двери с надписью «Кухня», малявка юркнула в неё.
Раньше Шурочке удавалось лишь краем глаза заглядывать на кухню, видеть длиннющие столы с объёмистыми кастрюлями. Но ей вся эта роскошь была ни к чему, ведь ночью кастрюли пусты. Они и днём-то бывают пусты, а ночью особенно.
Не мечтая о деликатесах, «кофейница» хотела… Нет, не кофе. Ей элементарно хотелось хлебушка, даже слюни текли при мысли о горбушке. И вот… К своему восторгу кроха обнаружила целую буханку!
Буханок было очень много, и все они умопомрачительно пахли. Видно, с вечера свежий хлеб завезли.
— Утром хлеб уже не таким вкусным будет! Желательно есть свежий, так мама говорила…
Буханки были огромными, ни одна не помещалась за пазуху ночнушки. Нож тоже был огромным. Шурочка взяла буханку, попыталась отрезать горбушку.