Монарх от Бога

Опустились на воду весла, дромон «Никея» медленно отошёл от причала и начал удаляться. Багрянородный и Елена стояли у борта и махали руками родителям. Путешествие началось. Вскоре дромон императора вышел в Босфор и встал во главе других дромонов и памфил, вытянувшихся кильватерным строем. Багрянородный знал, что им надо пройти по проливу около ста пятидесяти стадиев, чтобы выйти у мыса Попаз в Чёрное море. Пролив был неширок - от четырёх до двенадцати стадий. В нём было тесно от множества торговых судов, которые плыли в Чёрное и Средиземное моря. Константин и Елена не покидали палубы дромона почти весь день, жадно взирая на незнакомый мир, переходя от борта к борту. С ними постоянно находился Гонгила. Он, знаток моря, называл встречающиеся суда:

–  Вот идут три кумбарии арабов. Там, вдали, виднеются ладьи русов. Они везут товары в Константинополь.

Но вот позади и узкий пролив Босфор. Гонгила показал на длинный мыс - последнюю преграду перед Черным морем.

–  Это страж ветров, мыс Попаз, - пояснил Гонгила.

Море распахнулось широко, неоглядно. По нему катились мелкие волны с белыми барашками на гребнях. Море жило, дышало. Моряки почувствовали попутный ветер, подняли паруса. Суда заскользили быстрее, гребцы подняли весла, отдыхая. Константин и Елена увидели большое стадо дельфинов. Они взлетали над морскими волнами, сверкая на солнце атласными боками, и скрывались в морской стихии, чтобы вновь и вновь взлететь и нырнуть. Елена была очарована зрелищем. Она по-детски хлопала в ладоши и смеялась. Багрянородный был сдержаннее, но улыбался, думая при этом, какой силой должны обладать эти изящные морские животные, чтобы так легко и грациозно взлетать над волнами, преодолевать в полете немалое пространство, скрываться в морской пучине, чтобы набраться сил для нового полёта.

Первый день плавания море полностью поглотило внимание Елены и Константина. Оно зачаровало их. Им хотелось смотреть и смотреть на водный простор, на жизнь, которая проявлялась на нём, на суда, бороздящие его в разных направлениях. Однако после первой остановки в приморском городке Ираклия и после следующей в городе Амастрида у Багрянородного стало меньше времени любоваться морем. Его захватила жизнь приморских городов, которые принадлежали империи. В них жили его подданные. И хотя путешествие Багрянородного было задумано как познавательное, оказалось, что ему нужно заниматься и государственными делами.

В городке Ираклия при встрече с императором епарх пожаловался, что у них возродились секты иконоборцев и протестуют против законотворчества Василия Македонянина. Епарх городка Ираклия Ангеляр заявил:

–  Божественный, иконоборцы вновь попирают память твоего деда. Они требуют от меня, чтобы я отменил действие «Эпанагоги». Но как можно, ведь это введение к общему своду законов. Это неслыханная дерзость иконоборцев!
– горячился Ангеляр.

Багрянородный пытался успокоить Ангеляра простой истиной:

–  Пусть они кричат и размахивают руками. Это не страшно. Законы моего деда Василия, изложенные в книге «Прохирон», незыблемы. Все несообразности, которые возносят исавры в противоположность божественным догматам, не должны пугать разумное общество, - пояснял вдумчивый император.
– Не так ли, славный Ангеляр?

–  Истинно так, Божественный, - соглашался епарх городка Ираклия. Пожилой Ангеляр помнил деда Константина Багрянородного, Василия.
– Честь и хвала твоему деду за то, что он свято хранил и защищал каноны церкви, боролся с павликанами-иконобрцами. Ты, внук Василия, поди, не знаешь, что вождь павликан Хрисофир был убит теми, кто чтил императора Василия. Голова Хрисофира была отослана императору, и мы отметили победу над павликанами празднествами и триумфом. В благодарность народу, поддержавшему твоего деда в борьбе с павликанами, он построил сто монашеских обителей и церквей.

–  Спасибо тебе, славный Ангеляр, что хранишь память о моём деде. А священников я пришлю из столицы. Пусть они вразумят исавров, - пообещал Багрянородный.

В более крупном городе южного черноморского побережья, Амастриде, епарх Памва обратился к Багрянородному с иной просьбой. Во время трапезы, устроенной в честь императора, епарх с болью сказал то, что заставило задуматься Багрянородного:

–  Сладу нет с купцами и торговыми людьми. Вольничают, Божественный, как хотят. Они скупают ходовые товары, прячут их, а потом продают по более высоким ценам. Ювелиры тянут медь к себе, что им никак не нужно.

–  Ты, преславный Памва, пошли своего человека в Константинополь, пусть он купит книгу, которая только что появилась. Называется она «Книга епарха» и содержит в себе права и обязанности, представляющие устав двадцати двух городских корпораций и цехов. Заставь своих торговых людей жить по уставам этой книги, и у тебя всё будет хорошо.

Возвращаясь на борт «Никеи» от епарха Памвы, Константин подумал, что не напрасно в империи прилежно занимаются книгописанием. Он убеждался, что книги несут людям знания, заставляют соблюдать законы. На корабле Константин рассказал Елене о своих встречах и впечатлениях от Амастриды. Она и сама рвалась на берег, чтобы вместе с Багрянородным познавать новый для них мир.

Когда приплыли в порт Синоп, главный город провинции Пафлагония, Елена отважилась сойти на берег вместе с Константином. Их сопровождали Гонгила и, как всегда, отряд воинов во главе с тысяцким Никанором. Когда пришли на Восточный рынок, Никанор встретил на нём своих земляков из Чернигова. Купцы были довольны торговлей. Ещё действовал договор Византии и Руси времён великого князя Олега, по которому русские купцы торговали беспошлинно. Черниговский купец Фёдор Вол поднёс Никанору пару горностаев, мех которых отливал золотом. Он сказал земляку при этом:

–  Ты их вот этой черноглазой девице подари.
– И показал на Елену.

Никанор знал, что в одежде воина с ними отправилась в путешествие дочь Лакапина, но возразил:

–  Угодил ты в лужу, земляк Фёдор. Это ратник, а не девица.

–  Ну-ну, знаешь же, что черниговских обманом не возьмёшь. Дари, не то сам поднесу золотую рухлядь, - захохотал Фёдор Вол.

Засмеялась в ответ и Елена, тем выдав себя. Смех её был звонкий, певучий. Она приняла подарок купца с поклоном и, сняв с запястья золотой браслет, поднесла его Фёдору.

–  Это твоей синеглазой, - сказала она.

–  Низкий поклон тебе, разумница. Истинно счастлив будет тот, который выберет тебя, - зачастил Фёдор, любуясь украшением.

После похода на рынок Синопа Елена стала вести себя раскованнее. Она поняла, что лицо ей не спрятать и оно ясно выдавало, кто она. «И хорошо, и не надо прятаться. Пусть все видят, что мы друзья с императором», - искромётно подумала Елена, и с этого часа всякое «морское» недомогание у неё улетучилось, она стала прежней непоседливой и жизнерадостной спутницей Багрянородного.

В Синопе она вместе с Багрянородным была приглашена на обед к доместику Пафлагонии Ермократу и предстала перед доместиком и его окружением в парчовом греческом далматике. Когда Ермократ поинтересовался у Константина, кем ему приходится Елена, тот с гордо поднятой головой ответил:

–  Это дочь великого доместика Романа Лакапина, Елена. И она моя невеста. Прошу любить и жаловать.

–  И ты, божественная, согласна с этим?
– спросил высокий красивый Ермократ.

–  Да, преславный доместик. Мне нравится быть невестой моего несравненного друга детства.