Монарх от Бога
Шрифт:
– На какую охоту?
– Да похоже, что на разбойный промысел.
– И могут напасть на нас?
– Не осмелятся: они же видят нашу силу.
– В то же время Григорий подумал, что надо бы предупредить русов, напомнить им об Олеговом договоре. Он сказал: - Божественный, вели Гонгиле подогнать памфилу. Мы с Никанором поговорим с русами.
Багрянородный распорядился, чтобы Гонгила исполнил все, о чём просил Григорий. Вскоре с дромона последовал сигнал на одну из памфил, и она подплыла к дромону. Григорий же позвал Никанора:
– Идём, брат мой, на переговоры с русами.
– Меня
Они перешли на памфилу. Дромоны застыли на месте. Лёгкая памфила полетела навстречу впереди идущей ладье. Григорий уже заметил, что на ладье не меньше сорока воинов и многие из них подняли луки, положили на тетивы стрелы. Григорий замахал руками, то складывая их крестом, то разводя в стороны. Воины на ладье опустили луки. Суда приблизились друг к другу.
– Говори, Никанор, - сказал Григорий.
– Понял, - отозвался Никанор и крикнул: - Мы русы и служим царю Византии по Олеговой клятве! Что вы от царя хотите?
На носу ладьи стоял богатырски сложенный воевода Посвист. Он ходил с Олегом на Царьград и был в ту пору тысяцким. Он помнил Олегов договор с греками: «Первым словом да умиримся с вами, Греки, да любим друг друга от всей души. И никому не дадим из сущих под рукою Светлых Князей обижать вас; но потщимся, сколь можем, всегда и непременно соблюдать сию дружбу». Прочитав это в душе, как молитву-заклинание, Посвист ответил:
– Хочу видеть царя и сказать ему слово.
– Ишь ты, сразу быка за рога!
– Ты черниговский?
– Так и есть, черниговский, - подтвердил Никанор.
– Видно сокола по полёту, - засмеялся Посвист.
– Ладно, делу - время, потехе - час. Плывём, не мешкая, к царю, не то передумаю.
– Меч оставь, лодку спускай, плыви. Да один чтобы, - командовал воеводой тысяцкий.
У Посвиста было, очевидно, нечто важное сказать Багрянородному, и он всё сделал так, как велел Никанор. С ладьи спустили на воду лёгкую лодку-долблёнку. Посвист снял меч с пояса, уселся в долблёнку и ловко подплыл к памфиле. Он бросил конец верёвки Никанору, и тот подтянул лодку. Посвист легко перебрался на памфилу. Гребцы положили весла на воду, и памфила поплыла к «Никее». Император Византии и воевода Руси встретились. Разговор их шёл на верхней палубе судна, наедине.
– Что ты хочешь сказать императору?
– спросил Багрянородный.
– Россы помнят Олегов договор с Царьградом и свято чтут его. Ходили наши купцы недавно в Болгарию. И видоки с ними были. Они стали очевидцами того, как восточные бояре собирают рать. Разлад у них с царём Симеоном, и хотят они поссорить его с Византией и Русью.
– А что же царь?
– Так всё делалось тайно. Он и не знал. Ранами мается, в постели лежит. Откуда ему что знать?
– И что же намерены сотворить бояре?
– Домнев у них за вождя, и настроен он перехватить твои суда и тебя, басилевс, взять в полон. Того мы не можем допустить и вышли тебе навстречу.
– Низкий поклон тебе, росс. И что же нам теперь делать?
– Так мы тебя до Царьграда проводим. А коли осмелятся болгарские разбойники лезть на рожон, мы им по шее надаём. Вот и все.
– Рад твоей помощи, да вот в Херсонесе хотел побывать.
– А это одно другому не помеха. Плывём в твой Корсунь, а потом и в Царьград двинемся.
–
Спасибо, росс. Тогда в путь отправляйся.На рассвете следующего дня суда Багрянородного подошли к мысу Херсонес. Потянулись в бухту. И в это время с северо-запада вошли в широкую горловину бухты два незнакомых судна. Всезнающий Гонгила сказал Багрянородному:
– Это римляне. Папские галеры.
– Зачем они пришли в Херсонес?
– спросил Константин.
– Скоро узнаем, Божественный. А то, что я знаю, похоже на выдумку или на миф.
– Ну расскажи о той выдумке.
– Не хотелось бы, - ответил Гонгила.
– Верный друг, даже в выдумке есть доля правды.
– Я всё от купцов слышал, а каждый из них по-своему рассказывает. Да время у нас есть. Так слушай, Божественный. Говорят, что первый папа римский Климент, живший восемьсот лет назад, поехал в Тавриду Христа проповедовать и тавров в свою веру обращать. Они же просили его сотворить чудо. Больше года дождей над Тавридой не было, всё гибло. Тавры умоляли Климента призвать дождь, иссыхающих детей у его ног клали. Он пообещал дождей, но обещания не исполнил. И говорят, что вот здесь, у мыса Херсонес, тавры утопили его судно и всех, кто был на нём.
Гонгила замолчал.
– И что же, теперь папские легаты ищут его останки в море?
– спросил Багрянородный.
– Или не так?
– Да всё было вроде по-иному. Римляне не приняли эту легенду. Они утверждают, что папа Климент пострадал за веру один и был убит на площади Херсонеса. Там сброшен в высохший колодец.
– Но тот колодец никак не найдут, - усмехнулся Багрянородный.
– Как ты думаешь, Гонгила, не поискать ли его нам?
– Божественный, смеяться над этим грешно, - заметил Гонгила, - но если бы нашли колодец, то обрели бы и мощи. Ничто не исчезает бесследно.
– Выходит, что ищут тот колодец?
– Да, ищут. По повелению папы римского Александра Первого, который жил в одно время со святым Климентом, и это долг каждого папы, вступающего на престол римской церкви.
– Удивительно. А я этого не знал, - разочарованно вздохнул Багрянородный.
– Получается, что они продолжают искать.
– Будь моя воля, я бы запретил римлянам копаться в нашей земле, - сказал Гонгила.
Ему возразил священник Григорий:
– Зачем запрещать? Пусть ищут. Папа Климент - один из первых христиан, пострадавших за веру.
– Но он же обманул тавров. Это не по-божески. И святость его мнима, - рассудил Гонгила.
Наконец корабли вошли в Херсонесскую бухту. Весла были подняты. Неподалёку остановились и две папские галеры. От причалов Херсонеса вскоре отошли два лёгких судна. Одно из них подошло к «Никее», другое направилось к папским галерам. В это время из крепости выехали две колесницы, будто в Херсонесе знали, кто прибыл на дромонах. На самом деле всё так и было. Ещё в Синопе Константин сказал Ермократу, что на обратном пути побывает в Херсонесе. Тогда Ермократ заметил: «Мои купцы побывают там и уведомят доместика Диомида». И теперь Диомид, который давно ждал императора, примчал в гавань на колеснице, сам прибыл на дромон встретить Божественного. Это был почтенный муж лет шестидесяти, подвижный, быстроглазый. Поклонившись Константину и Елене, Диомид произнёс: