Монастырь дьявола
Шрифт:
Гастроли по Америке принесли ансамблю успех, мечтать о котором они не могли никогда. Это были не только деньги, но и мировое признание, и то огромное внутреннее удовлетворение, которое является настоящей наградой после очень тяжелой работы. И все это триумфальное турне было прервано, чтобы срочно вернуться в Россию всего на два дня.
На красивом лице женщины мужественно сражавшейся с сугробами, попадающимися на пути металлических шпилек, явно были написаны разочарование и злость. Ее муж, не обращая никакого внимания на недовольство жены, весь путь до «лексуса» трепался по мобильнику. Когда впереди уже показался серебристый автомобиль, женщина
– Какого черта!…
Автомобиль осторожно двинулся по заснеженной дроге. Сразу за ним, чуть в отдалении, ехал «мерседес» с остальными артистами.
– Может, ты объяснишь, что происходит? – в голосе мужа прозвучало явное недовольство, – за всю дорогу ты не сказала ни одного слова! А теперь вот ведешь себя черти как! Чего ты злишься?
– Злюсь? – пара раскаленных от ярости черных глаз уставилась на него в упор, – а ты считаешь, что я должна веселиться?! Прервать такие гастроли ради того, чтобы выступать на дне рождения! Очень хорошо!
– Ты сумму гонорара видела? – вкрадчиво осведомился муж.
– Да плевать я хотела на эти деньги! Упасть так низко, чтобы выступать на дне рождения какого-то бандита! Как дешевая стриптизерка! Кто-то еще будет говорить про цыганскую гордость….
– Не бандита, а депутата.
– Это одно и то же!
Муж хмыкнул. Ассистент продюсера, бывший за рулем, тоже.
– И дорога такая утомительная! Я устала… это невыносимо!
– Нашла на что жаловаться! Предки твои кочевали не в Боингах и не в дорогих иномарках, а на повозках без всяких удобств!
– Ты еще напомни, что они не знали, что такое джакузи! Во-первых, это и твои предки тоже! А во-вторых, я не хочу туда ехать! Ясно тебе? Не хочу! Почему должны ехать именно мы? Мало других артистов? Взяли бы кого-то – и всё!
– Он заказал лучший цыганский ансамбль. Мы лучшие.
– И этот жирный кот. С которым мы подписали контракт, не смог отказаться от этого вонючего гонорара!
– Рада!
– Что Рада?! Я ему и в лицо всё это скажу!
Муж тяжело вздохнул. Он был достаточно рассудительным человеком. И критически оценивал любую ситуацию.
– Позволь тебе напомнить, Рада, – ядовито-елейным тоном начал он, – что ты не меньше нашего кота любишь деньги! Вспомним, сколько стоит твоя шубка? И одета на тебе, между прочим, не самодельная юбка из дешевенького ситца, а джинсы от Юдашкина за 3 тысячи евро! А твоя косметика, целый чемодан которой ты возишь за собой? Может, вспомним еще твои серьги? Особенно те, с розовыми бриллиантами, которые ты купила неделю назад у Картье? Все это стоит денег! Ты даже в четырехзвездочных отелях останавливаться отказываешься, если поблизости есть 5 звездочек! Все это стоит денег! А ты что думала? Хочешь, как твои предки, за гроши на базарах и вокзалах гадать? Хочешь, чтоб тебя менты гоняли, хочешь ходить в лохмотьях? Вперед! К этому ты всегда успеешь вернуться. Будешь в точности, как твои предки сто лет назад! Но если ты по-прежнему хочешь покупать себе такие серьги, жить в пятизвездочных отелях и носить одежду от Юдашкина, ты заткнешься, прекратишь выматывать душу мне и людям, и поедешь петь на этот чертов день рождения, чтоб он провалился!
На несколько минут в машине наступило молчание. Нахмурившись,
женщина смотрела в окно. Прошло минут десять, когда она, наконец, обернулась. Лицо ее было невероятно бледно. Под глазами пролегли темные круги.– Ладно, – сказала она, – я не хотела говорить, но теперь придется. У меня очень плохие предчувствия. Там, на этом дне рождения, случится что-то ужасное. Вообще уже происходит что-то ужасное. Я это чувствую.
– Что за глупости! – муж взорвался, – прекратишь ты наконец или нет? Ты не можешь ничего чувствовать! Просто ты не хочешь ехать, вот и выдумываешь всякие глупости!
– Это не так! Там будет плохо, очень плохо! И сны я видела! Нам не надо ехать туда! – в голосе женщины вдруг прозвучали элементы истерики, – у меня предчувствие! Пойми, наконец! Я видела…видела…
Муж пристально посмотрел на нее, обернувшись, чтобы выругать в очередной раз, и вдруг…замолчал. На него в упор смотрели черные глаза женщины, но что это были за глаза! Из глубины этих глаз смотрели на него далекие поколения всех его предков, исполненные великим даром мудрости и тайн, свойственных его народу. Народу, который обладал особыми знаниями… Самыми тайными – из всех…
– Мне казалось, ты давно прекратила гадать, – прошептал он. В глазах жены светился тот особый дар предвидения, который время от времени проявляется у всех, кто имеет цыганскую кровь.
– Что ты видела?
– глаз сатаны…. Я видела глаз сатаны… Он будет там… это страшный знак! Еще моя бабушка рассказывала…
В этот момент раздался страшный скрежет, звон разбитого стекла и удар. Водитель превысил скорость, не справился с управлением, «лексус» заскользил на покрытом льдом участке дороги и съехал с трассы, ударившись в дерево. Ветровое стекло было разбито вдребезги. Капот безнадежно испорчен. Но никто из пассажиров не пострадал. Только водитель отделался легкими порезами на руках и лице.
Сзади затормозил «Мерседес», оттуда с криками посыпались артисты. Николай помог Раде вылезти из разбитой машины. Поминутно сплевывая и ругаясь на чем свет стоит, водитель вылез сам. Рад внимательно посмотрела на мужа.
– Это знак.
Он согласно кивнул.
– Ты права.
Затем, обернувшись к остальным, зычно объявил:
– Мы возвращаемся в аэропорт. Выступление отменяется.
И, посмотрев на водителя в упор, сказал (с таким выражением, что тот не посмел возражать):
– Выступать на этом дне рождения мы не будем. Пусть вернет деньги. Комментариев не жди! Все, я сказал.
2013 год, Восточная Европа
– Значит, здесь все-таки кто-то есть… – сказал он, чтобы сбить это отвратительное молчание.
– Я не понимаю…. Ничего не понимаю… – забормотал москвич, и ему вдруг подумалось, что вне зависимости от характера и привычек ужас всех поражает одинаково.
– Но это невозможно! – откликнулся врач, – невозможно! Здесь никого нет! Никого! Мы же проверяли все двери!
– Значит, не все! – твердо сказал он.
– А вдруг кто-то услышал наши голоса и решил открыть? Может, сторож, – голос москвича по-прежнему дрожал, но он все-таки пытался взять себя в руки, и ему в голову пришло, что это (в принципе) достойно похвалы, – должно же быть какое-то реальное объяснение!
– Вопрос в другом – что мы будем делать? – сказал врач.
– Войдем и посмотрим! – твердо сказал он.
– Десять минут назад ты говорил совершенно другое!
– Я передумал.