Монастырь дьявола
Шрифт:
– Почему? С чего вдруг передумал?
– Я никогда в своей жизни не бежал от раскрытой двери!
– Но и не входил в нее, верно?
Реплика москвича носила многозначительный характер, глаза неприятно косили в сторону, и всем своим поведением он пытался дать понять, что в его фразе содержится намного больше смысла, чем сказал….Он отвернулся к стене, чтобы не видеть так явно, как вокруг расцветают черные цветы подлости. Аромат которых вдруг заполонил все вокруг. Он не хотел, чтобы все это отражалось у него на лице, но в то же время знал, что ничего не сможет с этим поделать. Что это всегда будет отражаться на
Он попытался взять себя в руки, но не смог. Мешали призраки. Единственное, что смог, просто прикрыть глаза на несколько секунд. Несколько секунд, похожих на кошмарный сон.
Москвич, конечно, испугался.
– Видишь, я не полный идиот! Я правильно сказал, верно? Я читал о тебе в газетах и сразу смекнул, кто ты такой! Так что нечего из себя строить самого умного, про тебя и так все ясно!
– Послушайте, я ничего не понимаю… – в их диалог (вернее, в односторонний монолог москвича – потому, что он за все это время так и не проронил ни слова) вмешался врач, – что он такое говорит? Что было написано в газетах?
Врач вопросительно повернулся к нему и он ответил:
– Это не важно.
– Да? – у москвича словно открылось второе дыхание (возможно, знание чужой тайны придало ему уверенности), – тебе, похоже, часто попадаются раскрытые двери! Только в этот раз ты войдешь первым!
– Хорошо, я войду, – он вытер со лба ледяной пот.
– Нет! – врач закричал неожиданно громко, – нет! Никто туда не пойдет! Это страшное место, отсюда нужно бежать!
– Я войду, – он решительно отстранил врача.
– Я больше не намерен стоять на месте и все это слушать! – неожиданно взвизгнул москвич, – Я могу сдвинуть с этой дороги вас обоих! И тебя тоже, кстати.
– Попробуй.
– Что? Ты сомневаешься?
– Сомневаюсь, – он усмехнулся, – знаешь, я мог бы убить тебя одним ударом, здесь и сейчас, все равно бы этого никто не увидел. Я мог бы сделать сейчас все, что угодно, особенно в этом месте, в котором в воздухе – зло. Но я этого не хочу. Я не хочу пачкать свои руки. Я вообще не хочу с тобой драться! Поэтому я буду делать все, как считаю нужным, не собираясь с тобой даже говорить.
– Ты, придурок! Ты давно стоишь у меня поперек горла, урод! Я устал от твоих выходок! Если хочешь получить по морде – сейчас получишь!
Он вдруг засмеялся. Он смеялся глухо, как будто каркал, и в этом странном смехе неожиданно для него самого зазвучала горечь. Поняв, что зашел слишком далеко, москвич смертельно перепугался, и очень хотел отступить, но только не знал, как. Он решил прийти ему на помощь:
– Ты плохо прочитал газеты. Или прочитал их не до конца.
– А что было в конце? – москвич заговорил совершенно другим тоном.
– Это не важно! Может, это глупость, но если дверь открылась прямо перед тобой, нельзя в нее не войти.
Быстро поднялся по ступенькам. Врач и москвич едва поспевали за ним. Врач тихонько тронул его
за рукав куртки:– Что ты имел в виду, сказав, что он не дочитал газеты до конца? Что было в конце?
– А ты знаешь, что было в начале?
– Нет, но… это не важно, правда?
– Не правда. Самое важное в начале всегда. А если в конце – это очень плохой сюжет. В конце было то, какая у меня профессия.
– И какая же?
Беседуя, они поднялись уже на несколько ступенек каменной винтовой лестницы, которую обнаружили сразу за дверью. Это была очень странная лестница, ступеньки которой были выдолблены прямо в стене. Лестница вилась спиралью вверх и расстояние между стенами было таким узким, что нельзя было даже развести руки. Каменные ступеньки были высокими, стертыми, с частыми выбоинами на краях. Воздух был спертый, полный плесени и сырости. Стены покрывал темно-зеленый мох, пробивающийся прямо сквозь каменную кладку. Кое-где из стен сочилась вода, и капли медленно падали вниз с равномерным, тяжелым звуком. Свет проникал снизу, из раскрытой двери, и оттого все вокруг казалось темным. Идти по высоким ступенькам было достаточно тяжело. Затруднительный подъем забирал много времени и сил.
– Когда-то у меня была школа.
– Школа? Частная школа? Ты учитель?
– Нет. Школа по восточным единоборствам. И много учеников. Я учил бою.
– Ты сказал – была?
– Была. Потом я ее закрыл.
– Почему?
– Какой смысл драться и владеть своим телом, если ты не можешь спасти жизнь? По сравнению с жизнью все это ничего не стоит. Я не смог спасти жизнь. И не одну жизнь. Именно это было в начале. Знаешь, если б даже он полез в драку, я все равно не смог бы его ударить.
– Не смог бы дать сдачи? Ударить в ответ?
– Я больше не буду давать сдачи. Никогда.
– Никогда? Ты говоришь серьезно?
– Говорят, искусство боя стоит жизни. Иногда ради этого искусства жертвуют целой судьбой и оно превращается в жизнь. Так вот, я решил эту жизнь убить. Я больше никогда не подниму руки для удара. Что бы ни произошло.
2009 год, история главного героя
«– Ты обещал повезти меня после школы в Мак-Дональдс, а сам не приехал!
– Малыш, ну извини! Я же маме звонил…
– При чем тут это? Ты обещал повезти в Мак-Дональдс меня!
– У меня были дела, работа. Важная встреча, которую я никак не мог перенести. Это по поводу нового зала – помнишь, я рассказывал? Тот человек был свободен только во второй половине дня…
– Работа, работа… вечно одно и то же! Ненавижу эту работу! Как будто ты живешь только ради нее!
– Малыш, ну что же делать… ты же знаешь, как я люблю свою работу, и…
– А меня ты совсем не любишь!
– Что за глупости!
– Не любишь! Если бы любил, бросил бы всю свою работу ради меня!
– Не говори глупости! Ты маленькая, и не все понимаешь.
Вот подрастешь – и поймешь!
– Не хочу я подрастать! Я хочу в Мак-Дональдс сейчас! С тобой!
– Малыш, я тебе обещаю: поедем точно! На следующей неделе у меня будет свободная минутка, и… Ну не сердись! А летом… летом мы вообще долго-долго будем вместе, когда поедем смотреть замки!
– Знаю я твое «поедем»! Опять будешь думать про работу и все время болтать по мобильнику, а на нас с мамой будешь плевать!